Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

Часть III

«Обетование Господне»

1992–1993

Глава 13

Наше первое официальное знакомство с христианской школой и центром реабилитации «Обетование Господне» состоялось под руководством Джейн Фонды. Мы провели в эмбриомобиле целых шесть часов, прежде чем добрались туда. Шесть гребаных часов, не считая короткой остановки у «Гит-энд-сплит» в Биг-Тимбере, когда Рут решила заправиться и подкрепиться, ну и заодно позволить мне заскочить в туалет. Сама она не пошла. Она как верблюд – всё в себе.

В те времена в Биг-Тимбере был единственный на всю Монтану аквапарк, который располагался как раз вдоль нашего шоссе. Когда мы проезжали мимо него, я вытянула шею, чтобы поглазеть на причудливо извивающиеся горки, зеленые, как зубная паста, которые возвышались над кубометрами неестественно синей воды. В парке было битком.

Стояла последняя по-настоящему теплая неделя августа, и даже из окна нашей машины я чувствовала деловитую сосредоточенность детворы, заполнявшей бассейн. Как и всегда в эту пору лета, постепенно переходящего в раннюю осень, все, что тебе остается, пока не исполнится восемнадцать, это посасывать фруктовый лед, плескаться так, чтобы от хлорки защипало в носу, лупить полотенцем какую-нибудь миленькую девчонку, пережарившуюся на солнце, и надеяться на следующий июнь, когда все повторится вновь. Я повернулась на своем сиденье и смотрела назад, пока зеленые змеи горок не скрылись из виду. На фоне гряды черных до лиловизны Скалистых гор они выглядели слишком футуристично, словно в фантастическом фильме, как будто кто-то нарисовал их на заднике, предназначенном для школьной постановки, но они оказались явно не к месту.

В «Гит-энд-сплит» Рут купила палочки моцареллы, шоколадное молоко и упаковку «Принглс». Причаститься этих святых даров было предложено мне, когда мы вернулись обратно в эмбриомобиль.

– Ненавижу чипсы с луком и сметаной, – сообщила я приборной панели, на которой лежали мои ноги, пока Рут не столкнула их вниз.

– Но ведь тебе нравятся «Принглс»? – При этих словах Рут потрясла коробкой в воздухе.

– Терпеть не могу сметану и лук. Гадость. Все лесбиянки так считают. – Я подула в соломинку, воткнутую в упаковку шоколадного молока, отчего там началось бурление.

– Не произноси больше это слово. – Рут закрыла чипсы крышкой.

– Какое именно? «Лук»? Или «сметана»? – наигранно засмеялась я, глядя на свое отражение в зеркале заднего вида.

* * *

После того как все раскрылось, мое отношение к Рут постепенно менялось. Сначала мне просто было нечего сказать, но не прошло и недели, как я ее возненавидела. Всерьез и надолго. Она же, наоборот, стала не в меру разговорчивой и с большим оптимизмом смотрела на сложившуюся ситуацию. Так она это называла. Целыми днями она трудилась как пчелка, занимаясь приготовлениями. Она бегала по магазинам, покупая все необходимое для новой школы, договаривалась с Хейзел о том, чтобы мне поскорее подыскали замену, заполняла бумаги, созванивалась с моим врачом, потому что надо было пройти текущий медосмотр, помогала Рэю вытаскивать из моей спальни телефон, телевизор и видеомагнитофон. Это они сделали в первую очередь. И еще она отменила свою свадьбу. Отложила на неопределенный срок.

– Не надо, – сказала я. Я чудом узнала об этом. Если честно, подслушала, как она разговаривает по телефону с флористом, поэтому мои слова застали ее врасплох.

– Сейчас не время, – ответила Рут. – Сейчас наш приоритет – ты.

– Но я настаиваю. Не надо. Шоу не должно останавливаться из-за меня. Я переживу, если меня там не будет.

– Дело не в тебе, Кэмерон, а во мне. А я не хочу никакой свадьбы, пока ты не вернешься домой. – Она вышла из комнаты. Разумеется, все это было вранье. Все дело было только во мне. Я была всему причиной.

* * *

Со мной все время кто-нибудь находился. Человека в моем положении просто нельзя оставлять в одиночестве. Каждый день я встречалась с пастором Кроуфордом, мы беседовали когда час, когда два, но я не очень-то откровенничала. Точь-в-точь как раньше с Нэнси Хантли, только теперь третьим с нами был Господь. Я завтракала, обедала и ужинала с Рут. Вечером за столом к нам присоединялся Рэй. Много смотрела из окна. Однажды мне показалось, что я заметила грузовик Тая, колесивший вокруг нашего дома. Я не сомневалась в том, что это был он, однако ему почему-то так и не пришло в голову припарковаться, вылезти из кабины, позвонить в дверь и преподать мне тот урок, за которым меня посылали в «Обетование Господне». Только, конечно, учитель бы из него вышел пожестче.

Пока я была в заточении, Рут оставалась собой: такая же бодрая, хотя иногда эта бодрость давалась ей с трудом. Рэй все так же держался тихоней и совсем не знал, как со мной говорить, но вот бабуля была разбита. Она часами слонялась по дому, словно тень, избегая оставаться со мной в одной комнате, или уезжала невесть куда на своем «шевроле». Закончилось все тем, что мы столкнулись с ней на кухне, где она, ничего не подозревая, заправляла тунец майонезом. Наверное, надеялась, что я все еще у пастора Кроуфорда, поэтому мое появление стало для нее неожиданностью.

Я не стала напускать на себя независимый вид. Кто знает, возможно, это был мой единственный шанс.

– Я не хочу туда, бабушка, – сказала я.

– Не смотри на меня, девочка. – Она тщательно перемешивала рыбные консервы. – Ты сама заварила эту кашу. Ты одна. Не знаю, правильно ли поступает Рут, но тебя точно надо вздуть.

Сомневаюсь, понимала ли она, каким забавным было выбранное слово, да, в общем, в сложившихся обстоятельствах ничего смешного в нем и не было.

– Все наладится. – Она поставила майонез в дверцу холодильника и зачем-то взяла банку сладкого соуса, который вовсе не собиралась есть. – Делай что тебе скажут. Читай Библию. И все наладится.

Я подумала, что эти ее слова предназначались не мне, а скорее ей самой, но больше она ничего не сказала. До самого отъезда я видела ее всего лишь раз: мы как раз загружали эмбриомобиль, когда она вышла из своей комнаты и обняла меня. Сначала объятие было вялым, но под конец она крепко прижала меня к себе и сказала:

– Я напишу тебе, как только станет можно. И ты