Пагуба - Сергей Малицкий

Наставник отошел к стеллажам, на которых лежали свитки, стопки листов, книги, таблички и какие-то вовсе непонятные корзины и кувшины. Наклонился, сдернул тряпицу с нижних полок, открыл деревянный ящик и вытащил две тонкие книги. Судя по пыли, которую он сдул с их обложек, чтецов в Намешских палатах было не много.

Лук осторожно придвинул к себе первую книгу. На ее обложке было вытиснено что-то знакомое. Он несколько секунд смотрел на странный рисунок, пока не узнал его. Он уже видел его на развалинах Араи. Разве только кругов внутри большой окружности на обложке книги было не двенадцать, а тринадцать, да и линии, пересекающие все эти круги, отсутствовали. Двенадцать кругов выстраивались кольцом внутри большой окружности, а центр занимал круг с двенадцатью зубцами, похожий на диск храмовника. Зубцы были обращены внутрь. «Твоего круга тут нет», — вспомнил Лук слова Харавы и открыл книгу.

Он закончил переворачивать толстые, глянцевые страницы и первой, и второй книг уже вечером. В окнах стоял сумрак. Почувствовав голод, Лук вспомнил, что днем его плеча касался Харк и предлагал отправиться в харчевню, но он снова отправил слугу в город и сказал, что перекусит вечером, в домике. Закрыв вторую книгу, Лук одновременно закрыл и глаза. Перед ним отчего-то встал образ из рассказа Куранта — муравей, накрытый горячим котелком. Хотя именно об этом сравнении вроде бы ничего сказано не было. Первая книга была простым перечнем всех иши и родов всех кланов Текана, на что было выделено тринадцать страниц. Вверху каждой было обозначено имя клана, город, в котором он располагался, изображен щит и добавлена неясная надпись, состоящая из нескольких слов и описывающая кого-то. Затем значилось имя урая, который, как понял Лук, правил в своем городе перед последней Пагубой. Вслед за именем урая были переписаны имена его детей, затем следовало имя отца урая, либо его старшего брата, если старший предшествовал младшему, снова перечень детей и вновь имя их предшественника. Цепочка рода продолжалась до среза обратной стороны листа, перемежаясь в нескольких местах более строгим шрифтом, которым была помечена очередная Пагуба. Так было на каждом листе. На последнем вместо ураев были указаны иши.

Когда Лук добрался до клана Сакува, он понял смысл неясных строк, хотя догадываться начал еще раньше. На странице клана Зрячих было помечено следующее — «образ белесый и мутный, облик человеческий, принимающий в ясный день вид выточенной из горного хрусталя линзы, искажением взгляда определяемый». Речь шла, конечно, о сиуне Сакува.

Лук открыл страницу клана Эшар — клана Крови. Там значилось похожее — «образ темно-багровый, часто черный и плывущий, человеческий». Точно, это говорилось о черном сиуне. Он перевел взгляд ниже и прочитал имя дочери последнего урая Араи — Гензувала. Так звали ту, из-за которой погиб целый город. Неужели и в самом деле город Харкис погиб из-за одного Кира Харти? Или всем Сакува была назначена смерть, и Лук лишь последний из приговоренных? И теперь все еще хуже — или он, или весь Текан?

Страница клана Смерти была предпоследней. Под изображением багрового щита значилось — «облик человеческий, но при этом отвратный и гнилостный, имеющий вид «живого мертвеца».

Перед тем как закрыть первую книгу, Лук еще раз пересмотрел все ее листы и запомнил, какими представлял сиунов кланов смотритель Текана перед последней Пагубой. Если судить по тем троим, о которых Лук уже слышал, а кое-кого и видел, смотритель не ошибался, хотя и не все из сиунов имели человеческий облик. «Двенадцать», — повторил про себя Лук и снова вспомнил слова Харавы: «Твоего круга тут нет». Повторил несколько раз и пробормотал удивительное, хватающее за сердце имя — Гензувала. Так сражался все-таки черный сиун вместе с нею на стенах Араи или нет? Ясно одно: что через сто десять лет он появился на ярмарке, чтобы сломать Луку меч, и во дворе кузнеца, чтобы выкупить новый меч для того же Лука. А если той таинственной заказчицей меча и была Гензувала?

Лук опустил руку, потрогал рукоять меча, потом приложил ладонь к груди, нащупал таинственную глинку, рассмеялся. Гензувала? Через сто десять лет? Вряд ли. Если уж черный сиун и покровительствовал или служил какой-то женщине сто десять лет назад, то, судя по мечу Лука и истории о необыкновенной заказчице, черный просто-напросто отыскал себе новую хозяйку. Слишком много лет прошло с последней Пагубы. И все-таки что-то во всем этом было. «Твоего круга тут нет». Значит, круги принадлежали кому-то? Их двенадцать, кланов двенадцать, сиунов двенадцать. Это заклятие на сиунов? Или на обычных людей? А если в каждом клане есть кто-то, кто несет в себе что-то важное для клана? Ведь не урая потребовали слуги Пустоты у ворот Араи, а его дочь. Или, как намекнул Харава, дитя, которое могло оказаться у нее в чреве? И ведь она не должна была наследовать город, потому что женщина, да и были у урая клана Крови сыновья, были. А если и Лук, то есть Кир Харти, такое же воплощение собственного клана? Судя по тому, как его разыскивают, так оно и есть. Но в заклятии этого Хантежиджи его-то круга не было!

Лук вздохнул и открыл вторую книгу. Она была еще скучнее первой и являлась, скорее всего, частью более обширного труда, поскольку изобиловала отсылками к неизвестным строкам и вела повествование так, словно делала это уже давно и несколько утомилась. Неизвестный повествователь нудно перечислял поселки и шахты Гиблых земель, описывал, почему их обитатели — мугаи — ничем не отличаются от обычных людей, а палхи, проживающие чуть севернее, от них отличаются, и чем отличаются и те и другие от проживающих в суровых горах Северного Рога мейкков. В заключение рассуждений о природе народов Гиблых земель автор высказывал предположение, что всего на землях Салпы существует два типа человеческой или просто разумной породы, и один тип сомнительно-разумной, поскольку отличается от двух остальных и очень опасен для обоих — а именно мейкков, которые могут быть причислены к животным, имеющим проблески разума. Не являются же животными, во-первых, люди, они же — мугаи, они же — вольные, а также их близкие сородичи, некуманза Дикого леса и лапани, обитающие в Холодных песках, что подтверждается возможностью скрещивания между всеми ними. В свою очередь второй разумной породой Салпы, которая, по некоторым соображениям, является ее коренным населением, будут все остальные ее жители, называемые ими самими тати и включающие в себя палхов Гиблых земель, кусатара склонов Южной Челюсти, малла, которые сохранились на части Вольных земель, и лами, живущих вовсе обособленно в горах Восточных Ребер.

К концу чтения Лук почти перестал что-либо соображать, потому как сведения о каждом упомянутом в труде народе тут же дополнялись ссылками на то, как устроен быт этого народа и когда у Текана были стычки с ним. Так, о палхах было отмечено, что они очень выносливы и упорны, но отношения с мугаи и Теканом имеют сложные, в том числе потому, что с удовольствием используют последних в пищу. Лук, правда, споткнулся на том месте, где говорилось о том, что все эти так называемые тати — коренные жители Салпы, но еще более интересное обнаружил в последнем абзаце. Завершая повествование о Гиблых землях, автор сообщал читателю его труда: поскольку границы Салпы представляют собой, согласно исследованиям и преданиям, круг радиусом около двух тысяч лиг с центром в Анде, а горы Западных, Восточных Ребер и Северного Рога, да и русло реки Хапы делят Салпу на четыре примерно равные части, то и само повествование о Гиблых землях является всего лишь четвертью от описания Салпы. И он, автор, рассчитывает продолжить повествование описанием Холодных песков и Вольных земель, а также всего Дикого леса — от русла реки Блестянки до моря Ватар. У среза последней страницы было выведено: «Брат Ирмалант. Обитель Парнс».

— Все? — подошел к Луку Пата с масляной лампой в руке. Только тут Лук заметил, что перед ним колышется огонек свечи. — Никогда не забывай о том, что ты не только чтец, но и воин, — скривил губы Пата, показывая на меч Лука. — Я мог бы украсть у тебя меч.

— Нет, — не согласился Лук, зевая, и поднялся. — Я бы услышал. Если бы ты был опасен, я бы услышал.

— Не зарекайся, — поставил на стол лампу Пата, задул свечу. — Не мы управляем нашими жизнями, мы лишь сидельцы в лодке, которая плывет по ее струям, и голод или иные лишения способны делать врагами даже близких друзей. Мы же с тобой толком еще и не знакомы. Ты все понял?

— Почти, — кивнул Лук. — Правда, вопросов прибавилось.

— Задай мне два самых важных, чтобы осталось что-то и на завтра, — предложил Пата.

— Я смогу прочитать прочие части этого труда? — коснулся второй книги Лук.

— Если на то будет воля автора, — усмехнулся Пата. — Он слишком ленив, не удивлюсь, если он еще не написал их. Достаточно того, что он написал вторую часть, наметив первую только в виде черновика. Впрочем, я давно его не видел, может быть, его труд и продвинулся. Не удивляйся, парень. Да, эта книга написана еще до Пагубы, но некоторые подданные иши, пережившие последнюю Пагубу, показывают чудеса долголетия. Ирмалант по-прежнему обитает в Парнсе, но он вздорный старик, может и отказаться от разговора с тобой. Второй вопрос?