Том 4. Солнце ездит на оленях - Алексей Кожевников

— И ты мог погибнуть? — спросила Ксандра.

— В любой час. И лежать здесь, рядом с ним.

— А что сталось с другими партизанами?

— Их предупредили из поселка, что будет облава, и они ушли из своего лагеря раньше того, как заявились туда белогвардейцы.

Поехали дальше. Кончилось тягостное пожарище. Снова кругом были веселые, яркие леса с полянами, густо усыпанными спелой брусникой, с гибкими рябинами, согнувшимися почти до земли под грузом ягод, с табунками глупых непуганых куропаток, бродивших беспечно, вроде кур на своем дворе.

А у Коляна и Ксандры было похоронное настроение; всякий разговор, казалось, мелок, не нужен. Уместно только молчание. Но, в конце концов, и молчать стало неловко. Тогда Ксандра спросила:

— О чем так задумался?

— Трудно сказать, не умею, — отозвался Колян. Но все-таки решил поделиться своими думами — положил ладонь на ладонь так, что пальцы обрисовали решетку, и сказал: — Вот сеть. Вот жизнь. Мы в ней, как рыба. Ты с Волги, я от Веселых озер, Крушенец из Мурманска, а все попали в одну сеть.

— Тебе не нравится это?

— Когда нравится, когда нет. Когда весело, когда страшно. Вот слушай! Партизаны, я, тот убитый парнишка, ты, все мы — рыба в одном неводе. Но партизаны убежали из леса чуть-чуть раньше того, как пришли белогвардейцы, — и они живы. Я пришел в лес чуть-чуть позже белогвардейцев — и тоже жив. А тот парнишка пришел без чуть-чуть — и погиб. Я мог прийти без чуть-чуть? Мог. И теперь лежал бы там, рядом с убитым парнишкой, а тебя вез бы кто-нибудь другой. Вот так могла распорядиться сеть жизни.

Оба порадовались, что к ним сеть жизни пока милостива.

Ксандре, отвыкшей от лапландских картин и примет, вся окружающая земля казалась не обитаемой человеком. Но Колян часто замечал то закоптелый конус куваксы среди таких же темных валунов, то дым костра, едва отличимый от озерного тумана, то живую тень среди множества неподвижных. Иногда он поворачивал свою упряжку на эти признаки человеческого обитания, иногда, наоборот, направлял ее прочь от них.

Заметив эти непонятные для нее маневры, Ксандра спросила, для чего они. Колян объяснил:

— Время такое. Всяк человек бродит по нашей земле: и честный оленевод-рыбак, и бесчестный вор-бродяга, и непойманный царский слуга-белогвардеец, и бежавший от новой власти солдат-дезертир. Теперь жить надо осторожно. — И, чтобы не пугать Ксандру, не договаривал: особенно если везешь такую золотую девушку.

Он постоянно держал на виду свое ружье, временами брал его в руки.

Пока опасных, подозрительных встреч не было, встречались только местные, мирные жители, промышлявшие рыбу либо перебиравшиеся на новое «отзывчивое» — прибыльное — место. При этих встречах обязательно затевался придирчивый спрос:

— Кого везешь? Куда? Откуда?

После горьких бед и обид, пережитых от интервентов и белогвардейцев, местные люди относились подозрительно ко всем пришлым. Зная это, Колян немедленно сообщал, что везет учительницу, дочь доктора Глаза-Посуда. И хмурые, подозрительные лица сразу светлели, добрели. Люди тесно обступали Ксандру. Одни спрашивали про отца: «Как жив-здоров? Приедет ли в Лапландию?» Другие зазывали в гости. Иные тут же подносили угощение: рыбу, ягоды, грибы. Ксандра была сыта: ведь рыбой полны все озера и реки, а грибов и ягод столько, что нельзя шагнуть, чтобы не наступить на них, но отказываться совсем значило непростимо обидеть, и Ксандра брала помаленьку от каждого. Почти всю дорогу ехали на готовом. Неведомо, сколько раз говорила она спасибо своему отцу за то, что оставил по себе на всю Лапландию добрую славу.

При переходе через дикие Ловозерские горы их заметил опасный человек. Сначала он хотел только попросить спичек, но, разглядев как следует все, захотел большего — устранить проводника, затем овладеть оленями, санками, продуктами, увезти девушку.

Он шел незаметно по следу, прячась за деревья, камни, кусты. Спичек попросил у рыбаков, неводивших в горном озерке. Ему дали три штуки. Он видел, что эти рыбаки, такие скупые на спички, дали проезжим большую рыбину, и, оголодалый, жадно подумал: «Скоро будет моя». Дело решил выполнить, не откладывая, наступающей ночью.

Ночевать остановились на берегу озера Куйвы. Небольшое, видимое все с одного места одним взглядом, оно славилось не меньше, чем такие неоглядные богатыри, как Ловозеро, Умбозеро, Имандра. Рассказывали, что в нем берут самые богатые уловы сига и кумжи. Что на его диких каменно-лесистых берегах запросто, ничуть не остерегаясь, разгуливают медведи. Что над ним в окаменелом виде стоят два коварных разбойника — Куйва и Павра.

Эти разбойники, а с ними целая ватага таких же, пришли из Швеции отнимать у лопарей пушнину и жемчуг. Куйва был предводителем ватаги, Павра — поваром. Пробрались разбойники и на это, тогда безымянное, озеро. А тут жил могучий лопарский колдун. Когда Павра развел первый костер и начал готовить первый обед, колдун обратил его в камень. А когда Куйва начал спускаться по обрыву к Павре, колдун и его обратил в камень. Ватага, увидев это, разбежалась.

Колян остановился так, что оба разбойника, освещенные вечерней зарей, были хорошо видны. Один уже много-много лет окаменело стоял над окаменелым котлом. Другой огромной черной каменной глыбой в виде человека был впаян в отвесный берег озера.

— Так и надо им, разбойникам! — торжествовал Колян. — Наши колдуны много их обратили в камень. Не ходи, не грабь!

Но боялся и окаменелых и, по народному обычаю, за ужином принес им жертву — плеснул в озеро каждому по ложке ухи.

Колян, ужиная, продолжал ворчать на Куйву с Парвой, знать, недовольных его жертвой и сильно разволновавших озеро и береговой лес. Ксандра думала: как интересно отразились и переплелись в лопарских легендах природные особенности валунно-каменного края с историей народа, с его борьбой против иноземных захватчиков.

Черная Кисточка, тоже ужинавшая сырым налимом, вдруг оставила его и громко залаяла. Не подготовленные к этому, Колян и Ксандра тревожно вскочили. В круг, освещенный костром, шагнул незнакомый человек и сказал:

— Добрый вечер, молодые люди!

Это был охотник, одетый по-лопарски, но явно не лопарского, а городского облика.

— Разрешите перебыть ночь у вашего костерка! Разводить свой, отдельный, мне жалко спичку, — продолжал он чуть картаво, подделываясь под лопаря. Заметив, что Ксандра кинула на него удивленный взгляд, он повторил: — Да, жалко. Здесь, в этом забытом богом краю, самое дорогое — спички, соль и табак.

— Жаль спичку, можете взять у нас уголек, — сказала Ксандра.

Вы, значит, против моего соседства?

— Если дело только в спичке, можете взять уголек, — повторила Ксандра.

— И в спичке и… Я давно не бывал в компании с такой прелестной девушкой. — Охотник сел к огню и, словно хозяин его, начал приглашать Ксандру: — Садитесь, барышня! Пожалейте свои ноги. — Затем обратился к Коляну: — И ты садись! Чего хмуришься? Я не вор, не бандит, я — честный, усталый путник. Вот отведу душу чайком — и на боковую. Чаек-то весь или остался и на мою долю?

Ксандра шевельнула чайник. В нем плеснулась вода.

— О! — обрадовался охотник. — Можно налить?

— Можно, — разрешила Ксандра.

Охотник снял тощий заплечный мешок, достал из него горсть ржаных сухарей, положил их в эмалированную кружку, залил кипятком и, не ожидая, когда разбухнут, начал выхватывать из кипятка руками. Ел и ворчал:

— Поджился я сильно, не осталось ни чаинки, ни солинки. Одни сухари. Ложку обронил где-то.

Ксандра сполоснула свою в озере и подала путнику, придвинула пакет с сахаром.

— Куда, барышня, едете? Откуда? — выспрашивал охотник.

Она отвечала с полной откровенностью. Она не видела в нем ничего подозрительного, путник как путник. Но Колян хмурился и упрямо стоял с ружьем в руках.

— А вы здесь по каким делам? — спросила Ксандра.

— Изыскатель.

— Что ищете?

— Все, что придется. Золотишко, серебришко, углишко. Не брезгую самоцветами. Словом, перебираю все камешки.

Тут у Ксандры появилось подозрение, что ночной гость только выдает себя за геолога, а на самом деле кто-то совсем иной. У геолога, представлялось ей, должен быть молоток и мешок не такой легкий и пустой, а увесистый, набитый камнями.

— Вы — один? — Она решила выведать побольше.

— В Мурманске есть база. Но я увлекся и оторвался.

— Как называется ваша экспедиция?

На это изыскатель сказал:

— Давайте, барышня, поговорим завтра утром. Я устал, хочу зверски спать.

— Извините за назойливость! — попросила Ксандра.

— Не вижу никакой вины, — успокоил ее гость. — Завтра я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Рад бы и сегодня, но, поверьте, устал, как гончая собака. Где же притулиться мне? Вы как ночуете — без крыши, под небесным одеялом или сооружаете что-нибудь?