Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

Когда хныканье Андрюшки стало невыносимым, Анастасия встала и решительно взялась за сумку с университетскими учебниками.

– Ты чего удумала? – услышала девушка шепот мамы.

– Мам, но это же только книги, – вздохнула дочь. – Разве они важней нашей жизни?

Лариса встала и подсела к дочери, которая уже вырвала несколько листов и бросила в печку. Комната немного осветилась. Учебники по праву были толстые и не торопились загораться, потихоньку прогревая стальной корпус печи.

– Дожить бы до прихода Алексея… – устало, с ноткой обреченности произнесла Лариса, с восковым лицом наблюдая за языками пламени.

– Все будет хорошо, – обняла Настя мать.

– Ивана твоего что-то не видать. Поссорились, что ли? – неожиданно спросила та.

Настя не выдержала и заплакала, уткнувшись в мамино плечо.

– Что случилось? – встревожилась Лариса.

Не в силах дольше скрывать от родного человека события последних дней, Анастасия рассказала и о тайном венчании, и об аресте священника. Мать слушала, не прерывая.

– И где же он? Может, с ним что-то случилось? – не высказав ни одного упрека, произнесла женщина, понимая, что все равно уже ничего не изменить.

– Не знаю, – снова заплакала Настя, теснее прижавшись к материнской груди.

– Я боюсь по утрам просыпаться потому, что дети опять будут просить есть, – с болью произнесла Лариса. – Что я им завтра дам? Ничего же нет. Даже воды нет, чтобы кипятку им налить.

– Я утром схожу, – пообещала Настя, – а заодно очередь в магазин займу.

Разбудило девушку чувство голода. Настя долго не могла открыть глаза, словно впала в оцепенение, прислушиваясь к призывам организма о еде. Она даже сознательно поддерживала в себе это состояние оцепенения, боясь окончательно проснуться и ощутить голод с утроенной силой. Но неожиданно поймала себя на мысли о спящих детях, чьи движения на кровати она перестала ощущать, и испуг заставил ее посмотреть на них. Дети лежали с закрытыми глазами. Не слыша их дыхания, Настя встала с кровати и, взяв небольшое зеркальце, поднесла его по очереди к их лицам. Зеркальце в обоих случаях запотело. Вздохнув с облегчением, она стала собираться за водой. Мать с трудом открыла глаза, но сил для того, чтобы сказать дочери хоть слово, у нее уже не было. В дверях Анастасия оглянулась на любимых людей – все трое лежали, словно мумии, настолько мало жизни было в их лицах серо-зеленого цвета.

Было раннее утро, на улице то тут, то там появлялись фигуры с ведрами, канистрами и другими емкостями для воды, стоящими на саночках – своими руками донести воду до квартир у ленинградцев уже не хватало сил. Половая принадлежность людей трудно определялась из-за большого количества разной одежды, наверченной друг на дружку. Мужчины в шапках-ушанках зачастую повязывали поверх женские шерстяные платки. Все шли молча, явно экономя силы перед забором воды в Неве.

Анастасия влилась в эти человеческие ручейки, тянущиеся, словно муравьиные дорожки, к источнику жизни. Первое время Петраковы, так же как и другие ленинградцы, набирали снег и топили его. Однако когда канализационные трубы замерзли и все туалеты заколотили, чистого снега в городе больше не осталось.

Дойдя до набережной, Анастасия остановилась, опустив ведро на землю. Из-за того что многие при подъеме наполненных ведер падали и разливали воду, на спуске образовалась настоящая ледяная горка, на которой падали другие. Но никто никому не пытался помочь подняться, все были сосредоточены только на одном – набрать воды и суметь, не разлив, подняться обратно на набережную.

Зачерпнув воду, Настя ощутила огромную тяжесть и не без усилий выволокла ведро на лед. Ей удалось преодолеть половину подъема, но неожиданно нога лишилась опоры, и девушка, опрокинув содержимое ведра, скатилась вниз, свалив при падении пожилого мужчину в стеганой телогрейке и заячьем треухе.

Снова набрав воды, посмотрев на место предстоящего подъема, Анастасия испугалась. Если она сейчас не выберется из ледяной ловушки, то может умереть. Испуг придал ей силы. У начала подъема девушка попросила у Господа помощи и, перекрестившись, медленно пошла вверх, перенося весь вес своего тела с опорной ноги только тогда, когда была уверена, что стоит твердо. И удалось подняться! Вдруг Настя услышала какой-то давно забытый звук – ржание. Оглянулась и увидела армейские сани, запряженные исхудалой лошадью. Ее впалые бока тяжело вздымались, голова дергалась. Присмотревшись, Анастасия, к своему изумлению, узнала в этой кляче Бурана, на котором ездила в конно-спортивной секции. Конь тоже узнал девушку, нетерпеливо фыркнул и потянулся к ведру. Пока конь жадно пил, она гладила его высохшую шею и впалые бока, приговаривая:

– Буранчик, родненький, вот мы и встретились. Ты давай держись, немного осталось. Глядишь, и откормишься летом, и мы еще с тобой погарцуем назло всем фашистам.

– Спасибо, дочка, что попоила лошадку, – поблагодарил ее подошедший возница, и Настя узнала своего тренера Матвея Георгиевича Канцибера.

– Да не за что, Матвей Георгиевич, – улыбнулась девушка.

– Откуда ты меня знаешь? – удивленно вскинул кустистые брови старик. И наконец узнал: – Настя, Петракова! Не эвакуировалась?

– Нет, я в городе вместе со своими. А вы как?

– Я при военном госпитале, в хозобслуге, – ответил тренер, поправляя упряжь и усаживаясь в сани. – Ну, бывай, деточка, спешу. Может, еще увидимся.

Конь стронул сани с места, но неожиданно попал на лед, который образовался из-за разлитой воды, копыта разъехались, и он рухнул на землю. Попытался вскочить, но снова повалился на лед.

– Ну давай, милый, – тянув за упряжь, стал помогать ему подняться Матвей Георгиевич, но конь, выбившись из сил, не хотел подниматься.

Откуда ни возьмись, на месте падения коня появилось большое количество зевак, спокойно наблюдавших за безуспешными попытками возницы поднять обессилевшую лошадь. Постепенно кольцо вокруг упряжки стало сжиматься. Канцибер, почувствовав тайное желание толпы, замахнулся на близко подошедших кнутом:

– Это собственность военного госпиталя. Прочь отсюда!

Анастасия, не понимая происходящего, а только переживавшая за своего любимца, оглянулась на плотные ряды людей и обнаружила в их лицах разительную перемену: вместо равнодушных масок появилось оживление, глаза лихорадочно заблестели. В руках нескольких людей она увидела ножи.

– Отойди от конины! – донесся до нее выкрик кого-то из толпы, адресованный старому вознице, который оставался единственной помехой на пути к животному.

– Что вы делаете? – воскликнула Анастасия, попытавшись пробраться к упавшей лошади, но чья-то рука оттолкнула ее, и она упала на свое ведро, разлив остатки воды.

Кольцо людей выбросило из своей середины Матвея Георгиевича и окончательно сомкнулось над беззащитной жертвой.

– Что же это такое… – бросилась к тренеру Анастасия.

– Голод, – грустно произнес старик.

До девушки донеслось ржание Бурана, и в бреши, образовавшейся между телами людей, она увидела глаза лошади – из них катились крупные слезы. Следом раздались звуки ударов по мясу. В глазах у Насти потемнело, и она потеряла сознание. Канцибер, видя, что толпа стала рвать лошадь на куски, оттащил свою бывшую ученицу на сани и накрыл тулупом. Затем, достав топор, старый тренер стал протискиваться к своей лошади, чтобы и самому успеть отрубить немного мяса.

Наконец Анастасия пришла в себя. И сразу вспомнила недавнюю трагедию. Она встала с саней, стараясь не смотреть в сторону груды окровавленных костей, всего, что осталось от ее Бурана.

– Что же поделаешь, деточка… – протянул тренер, поднимая ее ведро. – Иди уж домой, а я милицию дождусь, чтобы актировать гибель Бурана.

Девушка, словно пьяная, взяла ведро и тихо побрела в сторону дома. Только у подъезда она заглянула в ведро и увидела, что оно наполнено… снегом. Заплакав от обиды, Анастасия все равно пошла домой, хотя и понимала, что из такого количества снега выйдет не больше литра талой воды. Сил ни физических, ни душевных у нее не осталось.

«Зачем так жить – только мучиться?» – пронзила ее голову грешная мысль.

Лариса заглянула в ведро и всплеснула руками. Однако заметив, что на лице у дочери появились признаки легкого обморожения, не стала бранить ее и усадила на кровать, чтобы растереть лицо снегом. Засунув руку в ведро, женщина наткнулась на что-то твердое. И, разворошив верхний слой снега, обнаружила большой кусок мяса.

– Что это? – вскрикнула она.

– Это мой Буран, – с отрешенным видом прошептала дочь. Она догадалась о своеобразном «подарке» старого тренера и рассказала матери о встрече на набережной и последующих событиях.

– Нам Господь помогает, – по-своему отреагировала Лариса, не отрывая взгляда от куска конского мяса, от которого исходил аромат, наполнявший комнату запахом жизни.

Как по команде, проснулись Катя и Андрей.