Любовь Лафайета - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После смерти сына Генри Лоуренс вернулся в их разорённый дом. Он знал, он чувствовал, что так будет… Но кто может сказать — и исполнится, если Владыка не повелит этому случиться? Не по слову ли Всевышнего приходят бедствие и благо?..
32
Целых два месяца фрегат "Слава", на котором Филипп де Сегюр должен был отплыть в Америку, никак не мог выйти в море и скитался из порта в порт: из Бреста в Нант, из Нанта в Лорьян, из Лорьяна в Рошфор… В этом порту Сегюр с большим сожалением расстался с герцогом де Лозеном, который с частью офицеров перешёл на фрегат "Орёл". Только благодаря обществу Лозена Филипп до сих пор не сошёл с ума: рассказов у герцога хватило бы ещё года на два, а его невозмутимая манера держаться, скопированная с английских денди, была предметом зависти Сегюра, склонного к перепадам настроения. Не решаясь признаться в этом сам себе, он подражал герцогу во всём и даже подумывал о том, чтобы вставить в правую мочку золотую серьгу: Лозен, по его словам, носил её по совету врачей, чтобы улучшить зрение, необходимое военному. Шутит он или всерьёз? Граф Ферзен тоже носит серьги… Решено: Филипп обзаведётся серьгой после первого настоящего дела. Ах, если бы и он тоже мог сыпать названиями сражений, в которых принимал участие! Лафайет и Ноайль, Лозен и Ферзен уже покрыли себя славой на поле брани, а потомок храбрых Сегюров до сих пор обычный царедворец, который пишет миленькие стишки…
Шевалье де Валлонг проводил уходивших мрачным взглядом. Он, ветеран королевского флота, имеющий награды за храбрость и исходивший множество морей, был всего лишь капитан-лейтенантом, тогда как молоденький шевалье де Латуш, во флоте без году неделя, уже капитан! Пусть он умный, образованный и любезный человек, всем известно, что карьеру он сделал только благодаря своим связям и покровительству герцога Орлеанского.
Филипп сочувствовал Валлонгу, потому и остался на "Славе". Принявшись за свои реформы, маркиз де Сегюр тотчас навлек на себя неприязнь вельмож именно тем, что ставил заслуги выше происхождения и связей. Покрытые шрамами ветераны прославляли его со слезами на глазах, а молодые отпрыски знатных родов проклинали. Конечно, не обошлось без сплетен, злословья, интриг. Чего греха таить: Филипп тоже попользовался старой системой, став полковником в двадцать три года. Теперь ему было от этого неловко и он рвался в Америку, чтобы заслужить своё звание.
В середине июля "Орёл", "Слава", и "Церера", сопровождавшая торговый караван, наконец расправили паруса, но ветер вновь переменился. "Церера" неловко выполнила поворот и врезалась в "Славу", да так, что ей пришлось вернуться в порт вместе с караваном. Остальные продолжили путь, однако "Славе" то и дело приходилось убирать часть парусов, поджидая "Орла". Что за притча? "Орёл" должен быть гораздо проворнее! Всё разъяснилось, когда стало видно, что фрегат тащит на буксире "купца". Капитан Латуш не смог расстаться с прелестницей, которая приехала к нему в Ла-Рошель из Парижа, и взял её с собой на войну — но, разумеется, не на борт военного корабля. В глазах Валлонга блеснул злорадный блеск. Ну вот наверняка не обойдётся без доноса… Теперь Филипп сочувствовал Латушу: кто из нас не совершал безумств во имя любви?
Ветер то и дело стихал, и паруса повисали, точно бельё на верёвке. Время от времени на горизонте появлялся корабль, "Слава" устремлялась на охоту, выполняя приказ капитана Латуша, однако всякий раз её ждало разочарование: вожделенный "приз" оказывался не врагом, а судном нейтральной или дружественной державы.
Через три недели, когда питьевая вода закончилась, зато появилось множество больных, небольшая флотилия решила причалить у Терсейры — главного из Азорских островов.
На рейде Ангры стояло несколько торговых судов, однако, когда фрегаты собирались бросить якорь, от берега отчалила шлюпка и шустро понеслась к ним, подгоняемая мощными взмахами вёсел. Поднявшись на борт "Орла", комендант порта заявил Латушу, что ему лучше курсировать перед рейдом: у берега коварные течения, порт продувается всеми ветрами, и он не может отвечать за сохранность иноземных кораблей, рискующих разбиться о прибрежные скалы. Воду и всю необходимую провизию им пришлют.
Филипп смотрел на горы, зелёными уступами спускающиеся в океан, и не мог отделаться от мысли: эта кучка островов и есть Атлантида, о которой Платон узнал от египетских жрецов. Вершина ушедшего под воду материка ещё боролась с ураганами и морской стихией, сохранив для кучки людей кусочек рая на земле. Жасмин, апельсин, лавр, акация, розы наполняли чистый воздух своими ароматами; между рощами раскинулись поля с разными злаками и сочные луга с тучными стадами. Сегюр с радостью спустился в шлюпку, направлявшуюся к приветливым берегам.
Жители Ангры смотрели на чужестранцев во все глаза. За последние шестьдесят лет их посетили всего несколько французов и англичан с двух торговых судов, которые пробыли в порту не больше трёх-четырёх дней. Они не знали никаких иных народов, кроме португальцев; их вина, зерно, скот и фрукты сбывали только в Лиссабоне и в Бразилии.
Разглядывая их в свою очередь, Филипп подумал про себя, что население Азорских островов отстало в своём развитии лет на двести, но вряд ли даже подозревает об этом. Зато губернатор Терсейры (представитель одного из знатнейших родов в Португалии) кичился своей небольшой армией для защиты острова, на который никто не собирался нападать и к которому было сложно причалить.
Фамилия французского консула была Перес. В юности он уехал в Португалию на поиски богатства; торговые дела привели его на Терсейру, а чары местной красавицы приковали к острову навсегда. Наименее занятой консул в мире обрадовался встрече с соотечественниками, а очаровательная сеньора Перес наслаждалась возможностью смотреть на мужчин иначе, чем сквозь жалюзи. Сегюр отправился на долгую прогулку по острову, ожидая узнать от консула много интересного, однако ум его гида оказался не так плодовит, как местная почва. Свою родину он почти не помнил, других стран не знал, любил только свою жену и восхищался только своим домом и парком с длинной аллеей из лимонных деревьев, был рад скромной пище, которую сам же и готовил, и чистой воде из
