Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие - Дар Амурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рацион съеден, пора идти, а отчаянные альпинисты долго не двигаются. Неожиданно нижний стремительно спустился вниз, но зависает, пустив волну по всей связке. С такого расстояния подробностей не понять, поэтому только догадываюсь об их проблемах. Через пару мгновений его падение продолжается, вместе с остальными. Подозреваю, что среди них не нашлось хладнокровных и сильных духом, дабы срезать товарища. Летящая цепочка напоминала флажки, правда недолго. Через несколько секунд их коконы, далеко разбросанные по склону, уносятся вдаль силовыми лучами.
Молча сижу, не решаясь сдвинуться с места, видимо нахожусь под впечатлением. Вовремя спохватываюсь, вспоминая утреннее обещание. Касаюсь струн, целиком отдавшись мелодии, и мысленно посвящаю её не дошедшим до вершины и мечты, хотя и понимаю, что ничего необратимого не случилось. Думаю, если захотят, могут повторить, ведь опыт не отнимешь. Мандолина придает знакомым мелодиям совсем иное звучание, не хватает еще нескольких инструментов, которые были в нашей группе, но остаюсь вполне довольным. Усилием воли отстраняюсь от наваждений, слабости и страха перед дальнейшим путем. Выступаю.
Время больше не считаю, как и расстояние. Смеюсь над своим талантом находить самые неудобные и тяжелые маршруты. Вместо более-менее нормального склона или гривы под моими ногами ледник. Еще час назад казалось, что пройти вверх по насту будет легче, чем бить ноги на камнях, так и получалось, правда, недолго. Природа любит разнообразие, поэтому ледник не однороден. Полосы плотного, покрытого ледяной коркой снега, с которых часто приходится соскальзывать, чередуются вполне удобным для ходьбы настом. Штаны вымокают по колено, руки коченеют, пара ногтей безобразно сломаны наполовину, и уже обидно спускаться назад, а до перевала слишком далеко.
Воображаю рядом с собой шепотом ругающегося Ваню, или измученную Алину, ибо мало кто может равнодушно принимать неудачно выбранные направления. В очередной раз убеждаюсь, что всякий раз поступал верно, отходя от людей, но в этот раз переоценил свои возможности. Природа парка окончательно ставит точку в моих мучениях. Толстый ледяной язык, наплывший на ледник передо мной, наверно принадлежит снежному троллю героических пропорций. Не залезть на него. Путь дальше заказан. С сожалением крадусь параллельно склону, к северной кромке горы, надеясь дать крюк, но не сдаваться, хотя времени все меньше и меньше.
Ноги кажутся навсегда стоптанными набок, тем не менее, оказываюсь на маленькой площадке, оставив злосчастный ледник за спиной. По обе стороны от меня раскрывались две грандиозные панорамы, с высоты более трех тысяч метров. В невообразимой дали, на месте горизонта, небеса сливаются с землей воедино. Уже трудно отличить горы от облаков, а озера и реки кажутся текущими где-то на уровне вторых или третьих небес. Нет облаков, слепящее солнце заставляет ниже натянуть шляпу, а из-за ветра, пальцы сами застегивают куртку, хотя и не нравится мне это. Если не смотреть влево, можно подумать, что уже пришел, но до вершины еще добрых тысяча метров вверх. Воображаю огромную стремянку на всю оставшуюся высоту, с длинным мостом до вершины, висящим в пустоте. Усмехаюсь мечтам о сомнительной халяве.
Продолжаю смеяться, потому что пути вверх больше нет. Гребень горы, на край которого меня занесло, плавно уходит вниз, и вновь взлетает ввысь, напоминая график параболы. Сдерживаю новую обиду. На память приходят тяготы юности, когда точно также приходилось сознательно спускаться, относительно устроенности и достижений, чтобы на новом месте или в новых условиях получить нечто большее, и ведь получал. Вдохновляющих мыслей хватает для первого шага на острый и немилосердный гранит. Сначала приходится пятиться задом наперед, радуясь, что нет свидетелей маленького позора, но спустя три сотни метров дуга смягчается. Удивляюсь желанию скорее достичь условного нуля, дабы скорее начать восхождение на страшную высоту, ибо меня, как всегда, подгоняет солнце, и поужинать не помешает, но на полный желудок никакие подвиги не вершатся.
Время подъема в очередной раз сворачивается в точку, когда дрожащие от натуги нижние конечности останавливаются на противоположном краю функции, существенно выше на шкале «Y». Смотрю на стертые пальцы, пыльные рукава, и думаю, что, наверное, альпинистам иногда легче приходится, но все равно доволен. Ваня или любой другой погруженный, назвали бы меня фанатиком, потому что череда широчайших уступов, уходящих к центральному пику горы, манят и влекут меня дальше, несмотря на усталость, ибо солнце еще не село, а аппетит пропал. Новый этап и победа над символом непостижимой для меня алгебры придают сил. Забираюсь по лестнице великанов, ощущая себя не просто коротышкой, скорее муравьем. Здесь уже откровенно холодно. Приевшийся глазу гранит скрыт снежными наносами, а местами надежно скован голубоватым льдом.
Вместо меня уже шагает автопилот, а сознания хватает, чтобы следить за растущей длиной тени и смене красок этого твердого и холодного мира. Однако температура в парке всегда положительная, таков уж глобальный контроль климата, ибо замороженные путники для прямых трансляций не годятся, и в принципе человечество отвыкло от зимы. Тем временем мне достается редкий опыт, пока бреду по белой шапке, выровнявшей каменную россыпь. Ищу глазами годное место для последней ночевки, тайно надеясь уже завтра получить желаемое. Впереди ничего горизонтального нет. Невольно щурюсь, в наступивших сумерках, и замечаю каменное гнездо, тремя метрами ниже. Решаю назад не сдавать, а прыгнуть на нижнюю ступень, ибо снег здесь достаточно мягкий, а ноги хоть и устали, но крепки от природы и генной модификации. Сначала думаю, что три метра ерунда, но фатальность ошибки осознаю позже.
Падение
Удара не последовало. Мои ноги насквозь пробивают снежную корку. В затянувшемся времени успеваю ощутить себя выбитой колонной, неумолимо проламывающей этаж здания. Под снегом оказывается пустота, но мои ноги все-таки встречаются с твердой поверхностью. Случайно прикусываю щеку, но боли почти не чую, находясь под воздействием адреналина. Зато приходит запоздалая обида на собственную глупость, будто никогда не знал, что в горах нет ничего надежного. Приходит мысль, что бессознательно последовал примеру давешних альпинистов, но поскромничал с высотой.
Фонарик следовало достать полчаса назад, но сейчас выбора нет. Луч подсвечивает две вертикальные стены, сходящиеся сверху, как будто проломил конек крыши с крутыми скатами. Позади темнота, свет фонаря мерцает в мелких кристалликах гранитной породы. Замечаю треугольник темно-синего неба впереди, но выбираться уже нет ни сил, ни желания, даже палатку лень ставить. Расстилаю спальник прямо на условном полу, под каменной крышей, радуясь, что он достаточно теплый и непромокаемый. Прежде чем провалиться, на
