Право на любовь (СИ) - Никитина Анна

Когда Маркус все же раскрылся, оказалось, что это не Маркус вовсе, а Ярослав. Тот самый человек, которого я любила и оплакивала пять, мать вашу, лет. Меня настигла истерика и боль. Такая невыносимая боль, что все эти пять лет я, как проклятая, ходила на поклон к его могиле непонятно с кем внутри. Верила в то, что он умер. Винила себя в том, что не отговорила тогда сесть на этот чертов байк, что из-за меня моя дочь осталась без отца, его родители без сына, а я без любимого человека. Этой волной истерики и злости меня и сметает на полной. Не знаю, на каких инстинктах, но я пулей выбегаю из его квартиры, высказав ему все, схватив по пути пальто и сумку. Только вот на ногах у меня остались домашние тапочки, что были в его квартире. Но мне настолько было наплевать, что я не чувствовала холода и спускающегося хлопьями снега под ногами.

Когда приходит сообщение от Ярослава с его старого номера, я снова получаю удар под дых. Ведь Маркус звонил с другого номера. А ведь я писала ему. Писала ему до того момента, когда узнала, что он умер. Писала, как себя чувствую, как мне его не хватает, как мне тяжело. Записывала голосовые в момент отчаяния. Писала, когда узнала, кто у нас будет. Писала, когда выбирала имя для дочки. И тогда, когда узнала о его смерти. Всё, что чувствую. Каждый прожитый день без него описывала в сообщениях к нему. Они были прочитанными, но оставались без ответа. Один раз даже звонила, но мне никто не ответил. И сейчас эти сообщения выбивают у меня из легких последний вдох. Вот так просто он мог ответить или написать тогда…

Ярослав*construction boss*Войтковский: «Пожалуйста, как доберешься домой, напиши. Я переживаю.»

Марина*огненная богиня*Власова: «Отлично, Войтковский. У тебя еще и прежний номер рабочий. Ты знатно разрушил мою жизнь!»

Ярослав*construction boss*Войтковский: «Я делал все ради твоей безопасности.»

Марина*огненная богиня*Власова: «Только со мной забыл посоветоваться. Нужны были ли мне такие жертвы»

Ярослав*construction boss*Войтковский: «Я люблю тебя…» приходит от него это сообщение, но я оставляю его не отвеченным. В этот момент ко мне подъезжает черная машина и из нее выходит мужчина.

— Марина Александровна, садитесь в машину, я Вас отвезу домой, — говорит мужчина рядом со мной.

— Откуда Вы знаете меня?

— Я работаю на Ярослава Владимировича. Он попросил меня сопроводить Вас домой, чтобы удостовериться, что с Вами все хорошо.

— Никуда я с Вами не поеду!

— Марина Александровна, у меня приказ доставить Вас домой. Прошу Вас, давайте не будем усугублять обстановку, учитывая погоду и то, что Вы стоите в тапочках на морозе. Прошу, садитесь.

— Приказ, значит! Вот пусть сам свои приказы и выполняет! А я останусь тут, — отрываюсь на водителе. Хотя, по-хорошему, будь я умнее, села бы в машину и спокойно уехала домой. Нет, мне надо что-то такое выкинуть, чтобы Войтковский злился. Хочется его побесить. Чтобы злился. И учитывая, что он болеет, это плохая затея.

— Ярослав Владиславович, девушка отказывается со мной ехать. Говорит, чтобы Вы сами выполняли свой приказ, — сообщает мужчина по телефону. А я косо за ним наблюдаю.

— Понял… — на ответ Войтковского отвечает водитель.

— Ну, что там? Уверена, приказал меня силой тащить домой. — ерничаю мужчине. Хотя тот ни в чем не виноват. Нет, виноват. Он его называет его настоящим именем. Но мы и не пересекались с ним. С чего вдруг он должен быть со мной откровенным? Не должен, Рина. Не должен.

— Нет, Ярослав Владиславович сам сейчас спустится и отвезет Вас домой.

— Что?! — ошарашенно смотрю на мужчину. Нет, Рина, а что ты хотела? Ты же этого добивалась. Получи! — Нет, я передумала. Я поеду с Вами.

— Поздно! Хотела поехать со мной, так почему сейчас идешь на попятную?!

— Ты болеешь. Тебе постельный режим нужен, а не кататься по городу.

— Раз так переживаешь обо мне, почему с водителем не поехала. Видит Бог, Рина, я пытаюсь делать всё для тебя, но иногда с тобой просто невозможно. Ты же никого не слышишь, кроме себя! — выпаливает Ярослав. Вот и добесилась.

— А я и не прошу со мной возиться! — отчаянно выпаливаю ему. И не ожидаю того, что происходит дальше. Ярослав подхватывает меня и закидывает на плечо. И опускает на сиденье рядом с водительским.

— Твои сапоги! Думаю, в них будет теплее. — захлопывает за собой дверь. Не успеваю подумать, что сейчас его водитель займет рядом со мной место и отвезет домой. Но нет, Ярослав держит слово и садится рядом. Заводит машину, включает обогрев сидений, настраивает печку, чтобы было тепло. В основном мне. Потому что только в салоне понимаю, как продрогла. Что пальцев на ногах не чувствую. И выезжаем со двора.

Едем молча. Я скидываю тапочки и переобуваюсь в сапоги. Там разминаю пальцы. Когда их начинает покалывать, понимаю, что согреваюсь и становится хорошо. На Ярослава не смотрю. Мне больно и где-то даже стыдно. Стыдно, что так по-детски поступила. Вызвала его больного везти меня домой почти через весь Питер. Но мне больно от осознания того, что человек пять лет был рядом и никак не давал о себе знать. Он мог посоветоваться со мной, прежде чем принять такое решение. Я бы поддержала, но знала, что где-то, пусть и далеко, но он жив и что скоро к нам вернется. Я бы не убивалась и не страдала. Я бы поняла его и поддержала. Ведь как не в поддержке и принятии совместных решений строятся отношения и семья. Как в последующем я смогу на него положиться? Если такое решение он принял сам. Может, ему и не так важно было все это?! Может, он побоялся той самой ответственности с ребенком? А сейчас весь такой благородный, вернулся к нам. Спаситель хренов. А сейчас Яся уже большая, и с ней легче справиться. К ней не надо вставать по ночам, менять подгузники и кормить с ложечки. Сейчас ней интересно. С ней можно договориться.

— Завтра все в силе? — спрашивает Ярослав, когда подъезжаем к дому.

— Ты о чем? — недоумеваю я.

— О прогулке. Мы договаривались вместе с Ясей погулять.

— Ты болеешь. Сейчас контактировать нельзя. Она может заразиться от тебя, а мне потом лечить её.

— Хорошо. Тогда на следующих выходных. Идёт?

— Посмотрим, Маркус Ибрагимович, — проговариваю это специально.

— Рина, хватит уже. Завтра весь офис будет знать, что я не Маркус, что это все было прикрытием. Для них у меня своя легенда. Я вернулся. Я тут.

— Я рада, что ты вернулся. Но это не значит, что я должна кинуться к тебе на шею с воплями. Ты мог все сделать по-другому. Мог поговорить со мной, с бабушкой моей. Потом выйти со мной на связь через Свята. Но ты этого не сделал. Тебе проще было исчезнуть. Знаешь, теперь, наверное, исчезну я. Завтра же напишу заявление на увольнение.

— Я тебя никуда не отпущу и заявление твое не подпишу. Так что просто успокойся и доверься мне.

— Ты, как обычно, принял решение за меня. Снова.

— А ты не принимала решение за меня тогда? В больнице вместе с Каримовым, а? И я встал на твою сторону. Принял все то, что ты сделала. А то, что я делал — все ради твоей безопасности и безопасности нашей дочери, ты не можешь понять.

— Это другое.

— Нет, не другое. Только люди другие. Ты выбрала жизнь бабушки тогда, расставшись со мной. Ты выбрала тогда её. Ты не сказала мне, не посоветовалась со мной. Ты приняла решение самостоятельно, чтобы любимый тебе человек был жив. Так вот, я принял то же самое решение относительно тебя и дочери. Я выбрал вашу жизнь, даже если мне придётся исчезнуть на несколько лет. Но я был рядом, пусть и заочно. Сделал всё, чтобы вернуться. Только почему-то ты за собой этого не увидела. А меня считать виноватым — так пожалуйста. Подумай над этим! И я говорю серьезно. Я не дам тебе исчезнуть! Можешь выходить, — отворачиваясь от меня, говорит Ярослав, и я слышу, как снимается блокировка с двери. Не прощаясь, выхожу на улицу и поднимаюсь в квартиру.

— Как всё прошло? — спрашивает Инна, и я заливаюсь слезами.

— Мамочка! — кидается ко мне Яся. — Кто тебя обидел? Почему ты плачешь?