Бикини - Януш Вишневский

— Не привезу, Артур, не привезу...

— А что привезешь?

— Несколько сотен фотографий из Пенсильвании.

— Приезжай, Стэнли, мы с Адрианой ждем тебя...

Положив трубку, он окончательно поверил, что вернулся к нормальной жизни.

Он посмотрел на Анну, которая так и не дождалась его ответа. В последнее время он довольно часто игнорировал задаваемые ему вопросы, надолго погружаясь в воспоминания. Это было наследственное — его дед Стэнли нередко только за ужином отвечал бабушке на вопрос, который она задала во время завтрака.

Анна спала, прижавшись щекой к спинке сиденья. Он посмотрел на нее. Ее растрепанные светлые волосы блестели в свете мигающей лампочки. Временами она прикусывала во сне губу и крепче сжимала веки. Он осторожно снял с нее ботинки, уложил на сиденье и заботливо укрыл пальто. Она что-то пробормотала сквозь сон, но не проснулась. Сунув руки под пальто, он взял в руки ее супни, желая согреть. Взглянул в темный иллюминатор. И вдруг опять вспомнил ее странный вопрос: «У твоей женщины большой бюст?»

А есть ли вообще та, кого он может назвать «своей» женщиной? Он никогда не предъявлял на женщин, с которыми встречался, особых прав. Они появлялись в его жизни со всем багажом своего прошлого — иногда всего на несколько дней или даже часов, — и он никогда не спрашивал их, с кем они проснулись утром и к кому после проведенной с ним ночи вернутся. В первый вечер они были ему за это благодарны. Но он и потом не задавал вопросов, и они начинали беспокоиться. Он заметил, что женщины, изменяющие своим мужчинам, — а изменяли почти все, — непременно хотели об этих мужчинах рассказывать. Или хотя бы упомянуть. Стэнли не мог понять, зачем им это. Чтобы как-то перед ним оправдаться? Доказать, что на самом деле они верные и будут такими и с ним? Что изменили своему мужчине только потому, что им не хватало любви, нежности, общения, прикосновений? Что устали от равнодушия, пренебрежения и холодности? Да, вероятно, именно это они имели в виду, рассказывая о своих мужчинах. Чтобы дать понять, чего именно ждут от него. А ему совершенно не хотелось слушать эти истории. К тому же, такие надежды его пугали. Он вовсе не собирался их обнадеживать! Он хотел этих женщин просто «иметь» — хотя не выносил этого слова — ненадолго, для свиданий, чтобы это был праздник. Он прекрасно знал, что когда начинается настоящая связь, ощущение праздника тонет — и часто безвозвратно — в рутине бытовых проблем, и отношения незаметно превращаются в привычку. Мужчины вместо цветов покупают продукты. Но чтобы это произошло, нужно... нужно любить. Он, как и все, хотел любить, однако еще не был готов к такой фазе отношений, а потому избегал настоящих связей.

Все изменилось, когда поздним вечером, во вторник, 13 февраля 1945 года его секретарша Лайза позвонила ему и с нескрываемым раздражением сообщила, что «некая Дорис П. уже несколько минут ожидает его в приемной по какому-то делу».

Стала ли Дорис П. его женщиной? Их удивительная близость в ту первую и единственную ночь, необычное прощание перед поездкой в Европу, одно-единственное письмо от нее... Это было немало, но все равно не позволяло надеяться, что Дорис ждет его в Нью-Йорке. А ему так хотелось, чтобы она ждала...

Во всем салоне вдруг погас свет. Стэнли, пытаясь заснуть, вытянул ноги. Послышался шелест бумаги, Стэнли наклонился и поднял с пола сверток, который ему вручила на прощание Сесиль. В суматохе перед взлетом он совершенно забыл о нем. Зубами перегрыз веревку, развернул бумагу и увидел квадратную коробку. Под картонной крышкой он нашел граммофонную пластинку. На помятом конверте была черно-белая фотография пустого концертного зала с роялем в центре и надписью: «Sergej Rachmaninov, the best piano concerts». А из конверта торчал уголок белого шелкового платка. Стэнли достал его. На нем Сесиль нарисовала черной тушью нотный стан, заполненный нотами, и своим легким почерком подписала: «Prélude cis-mol». Платок хранил аромат ее духов. Под пластинкой в коробке лежали две завернутые в шерстяной шарф бутылки виски. Того самого, ирландского, что продается из-под прилавка в ночном магазинчике в Люксембурге по цене в десять раз дороже, чем в Нью-Йорке. «Пэдди Айриш виски». Стэнли явственно услышал голос Сесиль: «Я обежала все притоны этого города, чтобы найти его».

Он открутил желтую жестяную пробку с изображением листка клевера и приложился к горлышку, мысленно возвращаясь в Люксембург, в Трир... Его охватила грусть, а виски без Сесиль почему-то отдавал паленой контрабандной водкой. Во сне он слушал Рахманинова...

Его разбудил резкий толчок в плечо. Адъютант Пэттона вошел с фонариком в отсек и сообщил, что скоро дозаправка в Гандере. Значит, они уже пересекли Атлантику и летят над Канадой. Через минуту самолет попал в зону турбулентности. Анна схватила Стэнли за руку.

— Еще недолго, да? — спросила она испуганно.

— Что недолго?

— Я люблю тебя, помни...

Они приземлились. Сначала он услышал аплодисменты из хвостовой части, потом звук открываемых дверей. Через несколько минут салон самолета наполнил холодный воздух, пропахший парами бензина.

В канадском Гандере они провели около часа. Сразу после взлета, когда перестало трясти, Анна поднялась с сиденья и встала перед ним. Растрепанные светлые волосы, огромные испуганные глаза, припухшие губы, облепившая большой бюст мокрая от пота блузка. Она прошла в сторону туалета в хвост, и там, как он и ожидал, сразу раздались аплодисменты и свист.

— В хвосте самолета, сидит на разбухших яйцах стадо самцов в период гона! — сказала она в ужасе, когда вернулась. — Американские солдаты все такие?

— Большинство, — ответил он с улыбкой. — Неудивительно, ведь они возвращаются домой после нескольких месяцев воздержания.

— А у тебя когда последний раз была женщина? — спросила она как бы невзначай, вытаскивая из-за пояса юбки зеленые банкноты. — Представляешь, они тянули ко мне руки и совали деньги. Вот чокнутые... Этого хватит, чтобы купить хорошего вина в Нью-Йорке? — спросила она, бросая купюры ему на колени.

— Погоди, я посчитаю, — ответил он. — За один выход ты получила сто двадцать долларов, то есть почти четыре недельные зарплаты городской служащей! На эти деньги ты сможешь купить себе роскошное белье на Пятой авеню. Недурно!

— А сколько нужно на новую «Лейку»? Вроде той, что у тебя? — спросила она возбужденно.

— На такую, как у меня? По нынешним ценам, примерно в десять, максимум в двадцать раз больше. От десяти до двенадцати месячных зарплат, — ответил он с улыбкой.

— Как ты думаешь, если я сниму блузку и лифчик и еще раз схожу пописать, нужная сумма набрется?

— Ясное дело! Конечно! — расхохотался он, уверенный, что она шутит.

Но тут произошло нечто неожиданное. Анна сначала стянула блузку, потом медленно расстегнула лифчик, сняла и бросила ему на колени. Она стояла перед ним полуголая.

— Ну я пошла, — сказала она, прикуривая сигарету.

Он вскочил и схватил ее за плечо, пытаясь остановить.

— Аня, я пошутил! Пожалуйста, не делай этого! — воскликнул он.

— Я тоже пошутила, — ответила она.

Он усадил ее и накрыл ее плечи пальто. Сел рядом. Она взяла его руку и прижала к своей груди. Он чувствовал, как у нее бешено стучит сердце. И вовсе не был уверен, что она шутила. Анна Марта Бляйбтрой непредсказуема. В особенности когда чего-то очень хочет. Таких женщин он еще не встречал...

Они приземлились. Он узнал знакомый аэропорт на Лонг-Айленде. Именно отсюда он отправился в Европу. Они вышли из самолета последними. Анна спустилась по трапу и остановилась, прижимая к груди футляр со скрипкой и рассматривая окрестности.

— Мы едем в Нью-Йорк, Стэнли? Да? — спросила она испуганно.

— Да. Это недалеко.

— Это правда, Стэнли?! И никто тебя у меня теперь не отберет?

— Никто.

Сначала уехала колонна автомобилей, сопровождавшая машину Пэттона, потом желтый автобус с ранеными солдатами. Они остались одни. Несмотря на сильный ветер с океана, было по-весеннему тепло. Двое солдат выгружали из люка на бетон аэродрома багаж. Стэнли взял их чемоданы и поставил у трапа. Вскоре подъехал военный джип.

— Бредфорд и Бляйбтру? — крикнул водитель.

— Нет!

— А кто?

— Бредфорд и Бляйбтрой, — ответил Стэнли, тщательно выговаривая фамилию Анны.

Водитель вышел из машины, отдал честь и, передав ему запечатанный сургучом конверт, положил чемоданы в багажник. Стэнли подал Анне знак садиться в салон. На аэродроме их документы никто не проверял.

— Поезжайте сначала в Бруклин, в район Флэтбуш-авеню, а потом на Манхэттен. Я покажу где остановиться, — скомандовал Стэнли водителю и стал читать подробную инструкцию, подготовленную для него Лайзой.

Она писала, что Артур снял для Анны меблированные комнаты на одной из улочек неподалеку от Флэтбуш-авеню, в самом центре Бруклина. Хозяйка дома — старая приятельница Адрианы, которая «сделает все, чтобы мисс Анне Марте Бляйбтрой там было хорошо». Квартплата за шесть месяцев уже переведена, ее будут постепенно вычитать из зарплаты мисс Бляйбтрой, которая с сегодняшнего дня зачислена «практиканткой в штат издательства газеты “Нью-Йорк таймс”». Поскольку — далее следовала приведенная Лайзой слово в слово цитата из письма Артура, — «эти мудаки из иммиграционной комиссии уверяют, что мисс Бляйбтрой якобы не имеет права на трудоустройство на территории Соединенных Штатов», ее зарплата будет временно перечисляться на счет Стэнли. Далее, продолжая цитировать Артура, Лайза писала: «Эта унизительная для мисс Бляйбтрой ситуация будет пересмотрена, когда к переговорам с иммиграционной комиссией подключится юрист издательства, что возможно, к сожалению, только после того, как в нашем распоряжении окажутся подлинные личные документы мисс Бляйбтрой». К письму Лайзы были подколоты скрепкой два чека. Один, на сумму в четыреста долларов, выписала на фамилию Анны Адриана, второй, на десять долларов, — Лайза. Стэнли был тронут — особенно этим чеком на десять долларов от Лайзы.