Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

*****

Говорят, не дело это начальному человеку пешим ходить, словно чернь какая. Может и так, но Феоктисту уже до смерти надоели все эти условности, и он позволил себе пройтись пешком по весенней Москве. А что, солнышко светит, тепло, снег давно истаял, превратив землю в сплошное грязевое месиво. Но это на окраине люди ногами грязь месили, а в центре столицы улицы давно уже выстланы были дубовыми плахами, так что даже в самую ростепель грязи и луж тут было совсем мало.

Чинно шагал приказной дьяк мимо глухих заборов, сложенных из еловых, а то и дубовых брёвен, что ограждали богатые усадьбы бояр родом поплоше. Зато дома чудом ещё не съехавших ремесленников видны были издалека, ведь парадное крыльцо их выходило прямо на улицу, просто приглашая зайти, поинтересоваться товаром. А чтобы человек не гадал, чем торгует хозяин, висело над входом изделие мастера, или вывеска какая-нибудь. Феоктисту нравилось по-пути заезжать к братьям пироженщикам: ну уж очень вкусные у них пироги выходили, и с зайчатиной, и с требухой, и с вязигой. Вот и нынче не удержался, зашёл в знакомую лавку. Потянул носом, вдыхая аромат, улыбнулся. За прилавком стоял брат старший, он приказного человека давно приметил, да от московских чинов отличал, всё же норов псковский не то, что московский. Поприветствовал гостя, да и выложил перед собой пирог с зайчатиной и с вязигой - всё, как Феоктист любил.

Дав хозяину пару медяков, дьяк завернул пироги в тряпицу да засунул за пазуху, как привык ещё во Пскове. Постоял ещё немного внутри, поболтал с мужем о всякой ерунде, слухи столичные узнал да голодный год и худую зиму пообсуждали. Сколь людей в пути помёрзло. Даже в приказе пара гонцов до места не доехала, от мороза околела. А ведь, судя по всему, и в этом году сытнее не станет - озимый почитай по всей Руси помёрзли.

- Сколько же хлебушек будет стоить? - печально покачал головой пирожник.

- Ничего, не попустит господь, даст яровому хлебушку уродиться, - уверенно ответствовал дьяк и, поблагодарив хозяина, пошагал себе далее, на работу.

На перекрёстке привычно перекрестил лоб на крашенные зелёной краской купола церкви, чьи кресты на фоне бледно-синего неба, казалось, плыли, словно корабли по синему морюшку.

Потолкался среди многочисленных лавчонок, будок и навесов, возле которых шла бойкая торговля, да и пробрался, наконец, к Фроловским воротам, миновав которые, повернул в сторону приказной избы.

Тут сзади послышались цокающие шаги копыт, быстро нагнавшие дьяка, и молодой голос:

- Испослать тебе, Феоктист! Чего пешим-то гуляешь?

Дьяк усмехнулся про себя, признав хозяина зычного голоса.

- И тебе, Иване. Да вот, решился на столицу глянуть.

Молодой парень в дорогом зипуне легко соскочил с седла и пошагал вровень с Феоктистом.

- Да, уж нонеча столица не то, что до пожара была. Сколь много нового внесено, да с дедовским обычаем скреплено. Недаром боярин-то твой по заморским землям хаживал. А в Овле-городке и вовсе, говорят, дивного много.

Феоктист согласно покивал головой. В самой Овле ему удалось уже побывать и впечатлений он набрался по самое не хочу. Один сухой док чего только стоил.

Так и пошли они дальше вдвоём, болтая о разном.

Вообще-то и по возрасту и по должности Феоктист был много выше Ивана, но молодой подьячий как-то разом выделился для него среди чиновничьей братии. Дьяческая среда весьма враждебно встречала новичков и без сильной протекции ужиться в ней, а тем более сделать карьеру было очень сложно. Вот и к псковитянину они отнеслись более чем прохладно поначалу, хотя и не задирали, всё же княжеский тесть был значимой фигурой в дьяческом аппарате. А Иван, ну так получилось, был одним из первых, кто сошёлся с новичком. Может оттого, что и сам был таковым, только-только войдя в состав Разрядного приказа, по протекции родного дяди - дворцового дьяка Данилы Выродкова. А потом оказалось, что и глава приказа об сём молодом человеке весьма наслышан был. Причём, вот что странно, абсолютно уверен был, что Ванька Выродков отличным розмыслом станет и его, Феоктиста, озадачил, мол, получится - перетяни парня в наш приказ. И ведь непонятно, что он в нём нашёл? Парень как парень, да, умён, начитан, образован. Причём не только читать-писать умеет, но и геометрию изучает (сделал Феоктист ему подарок в виде учебника, так тот ему рад был больше, чем златому жуковинью) и латинскому языку обучен. Но ведь не прославился ещё ничем! А князь словно знает что-то. Может и правдивы те слухи, что говорят, будто ангелы господни с ним общались? Оттого и ведает он о людишках больше, чем иные?

С другой стороны, поближе сойдясь с парнем, Феоктист согласился, что иметь такого помощника он бы и сам не отказался. Однако Иван от предложения сменить приказ решительно отказался, что, впрочем, нисколько не повлияло на их взаимоотношения.

Так за разговорами дьяки и добрели до развилки, где пришлось им расстаться: Разрядная изба была в другой стороне. Так что в свой приказ Феоктист входил уже в одиночестве.

Да, многое изменилось за прошедшее время. Старая, покосившаяся избёнка давно была снесена, место основательно выровнено и вместо неё вознеслись ввысь белокаменные палаты. Точнее, крашенные извёсткой кирпичные стены первого этажа. А второй был привычно рублен из брёвен, с широкими окнами, крышу же крыли глиняной черепицей. По зиме отапливали приказ печами, сложенными по белому и с хитрой проводкой труб, так, чтобы не было внутри холодных помещений. А в подвале устроен был ледник, дабы в летнюю жару работники приказа могли испить студёных напитков. О многом подумал князь, планируя приказные хоромы.

На в ходе в приказ дьяка встретили два ражих мужика в серых азямах. Охранники, а по совместительству и сторожа. Узнав главного дьяка оба подобрались, и с поклоном отворили входную дверь. Широкие сени оканчивались большой и светлой комнатой, заставленной длинными столами, за которыми усердно скрипели гусиными перьями младшие подьячие и писцы. Возле них суетливо тёрлись немногочисленные просители, держа в руках какую-нибудь мелочь для взятки, без которой, по обычаю, дело даже рассматриваться не будет. Князь от подобного почему-то хмурился, но молчал, изредка сетуя, что "плетью обуха не перешибёшь". А дьяки лишь пожимали плечами и продолжали брать подношения.

Из этой комнаты было два выхода - обратно в сени или дальше, внутрь помещения, где располагались комнаты старших дьяков и главы приказа. Возле этой двери тоже сидели двое молодцов, готовых "хватать и не пущать", а коли понадобиться, то и палкой отходить наиболее непонятливых посетителей. Проникнуть туда можно было лишь после разрешения находившихся в комнате подьячих и писцов, лишь знатные люди, да приглашённые начальством, могли проходить без подобных изысков.

Увидав начальника, приказные повскакивали с мест, приветствуя его, а когда за Феоктистом закрылась дверь, вновь вернулись к своим делам. Ибо было их весьма много.

Ну, вот кто бы думал, что в Корабельном приказе будет такая запарка? Это ведь не Челобитная или Разрядная изба! Однако дел князь оставил воз и маленькую тележку.

Во-первых, казна, которую надобно было распределить равномерно на всё. Во-вторых, уставы, правила и инструкции, большую часть которых приходилось придумывать с нуля. А ведь было ещё и в-третьих, и в-четвёртых, и в-пятых, и в-двадцать пятых...

Вот, допустим, доставка дуба хотя бы из-под Коломны в Норовское. Сколь и чего надобно и выгодно ли это для корабельного строительства. Ведь дерево требовалось не своим ходом гнать, а на судах, дабы не намочить в походе. Потому как мокрая древесина плоха, а при плотогоне ещё и трескается сильно и в брак уходит слишком много.

Как только не считали дьяки, но выходило, что перевозка дуба на Балтику влетала в хорошую деньгу. И значительно дешевле было строить из сосны или лиственницы. Хотя рядом, в Ливонии, произрастал хороший дуб, из которого делали свои суда ганзейцы. Но покупать его у ливонцев было и накладно, и слишком хлопотно.