Тихая гавань - Андрей Бармин

- При каких обстоятельствах ты встретил эту дамочку?

- Она пыталась снять комнату на пару дней у моего покойного папаши.

- Хорошо, - лейтенант подумал, что возможно парень и не совсем бесполезен, так как он не стал заявлять, что стал свидетелем убийства или помогал его совершить. Таких историй за сегодня он наслушался вдоволь.

У ворот стоял Шуберт:

- Вы собираетесь его забрать, лейтенант?

- Да.

- Мне нужно письменное распоряжение Зайберта.

- Шуберт, - Барт нарочно пропустил при обращении воинское звание и вплотную придвинулся к офицеру, так что тот от неожиданности попятился назад. - Не вынуждайте меня бить вас по лицу на глазах ваших солдат. И радуйтесь, что я себя сдерживаю.

Шуберт явно прочитал в глазах лейтенанта решимость, соотнес его физическую подготовку со своей и, отойдя в сторону, прошипел:Идите, лейтенант. Если бы не Зайберт. то...

Барт не слушал его, а уже садился в машину. Он обязательно доложит об инциденте не только Зайберту, но и своему руководству в Гродно. Что-что, а писать рапорты и просьбы он умел. Иногда бюрократическими методами своей цели добиться легче, чем кулаками или упорной работой. Шмультке спросил:

- Кого-то будем ждать, герр лейтенант?

- Да, мальчишку одного, вроде что-то дельное показать может. Внутри работать невозможно: пыль и вонь. В комендатуре допрошу подробно.

-Поедем так же медленно?

- Да. Скрести пальцы на удачу, чтобы этот заложник привел нас к результату.

- Я даже молитву прочитаю.

- Господь не помогает игрокам.

- Господь помогает всем, кто ему верен, герр Барт. Тут я могу с вами поспорить. У меня дядя пастор.

- У тебя родственники , мне кажется, на ходу осваивают профессии, когда тебе нужно сослаться на чье-то профессиональное мнение.

- Пастор, - ухмыльнулся Шмультке, - не профессия, это призвание.

Глава 24

Доброжельский сидел на скамье возле комендатуры и с некоторой завистью посматривал на курящих немецких солдат. Курение помогало убивать время, а ему ничего не оставалось, как разглядывать окружающее пространство. Такое созерцание никак не помогало выгнать из головы мысли о том, что он совершил. Убил беззащитную женщину, притом убил целенаправленно, подарив ей надежду на спасение. Однако иной альтернативы не было. Или ее смерть, или смерть его и многих других людей. Такой вот размен. Или одна жизнь или несколько.

К его удивлению опасения Шмультке о суровом наказании не оправдались. Зайберт вообще с усмешкой принял это известие, только Барт, в силу своего занудного характера, прочел им лекцию о бдительности и основах конвоирования. Такую удачу он объяснил тем, что немцы решили окончательно разобраться с убийствами офицеров. Правда, путь решения этой задачи был чудовищным: расстрел невиновных, чтобы заставить население выдать преступников. Вот только он сомневался в успешном исходе, так как даже предположить не мог, кто же их совершает. Версия Шульца, что это делает женщина, казалась ему притянутой за уши. Он не мог представить, чтобы кто-то из горожанок был способен на такое. Если только немецкие сотрудницы из госпиталя, но и это казалось ему невероятным. Он склонялся к мысли, что действует мститель-одиночка. Странно было только другое: никто не пытался наладить связь с подпольем. Хотя, он горько усмехнулся, все подполье города по сути состояло из него одного. Да, недовольных было большинство, вот только сопротивляться немцам никто не решался. Да и сам он только собирал информацию и передавал ее Петру. А вот насколько ценной она была — ему и не узнать никогда. Но Доброжельский понимал и другое: возможно, те обрывки данных, что он сообщал Советам, помогали им оценивать ситуацию с перевозками, количеством раненых и откуда они поступали. Все же он делал полезное дело. Это немного примиряло его с тем, чем он занимался основное время- служил оккупантам. Хотя остальные вообще никак не пытались сопротивляться немца, впрочем, как в свое время и Советам. Только коммунисты людей пачками не расстреливали, да - отправили многих в лагеря, но не в поле под залпы вывели. Эта пассивность возмущала его. Но он понимал причину: быть тихим, полезным, не провоцировать, и появится шанс выжить, а там, смотришь, ситуация и изменится. Станет лучше, станет проще.

Погруженный в свои мысли он даже не заметил, что рядом присел немецкий солдат:

- Что, поляк, грустишь, что своих стрелять придется?

Станислав вздрогнул и увидел Франца, постового из госпиталя, с которым сцепился Шмультке. - Что?- Говорю, не переживай, стрелять не надо будет! Зайберт их на мангале зажарит! - немец захохотал над собственной шуткой. - В смысле? Каком мангале? - Да я слышал, что решили патроны не тратить, а просто склад поджечь, - Франц улыбался, а Доброжельский побледнел, не понимая верить или нет.- Рационально. Но жестоко ведь?- Радуйся, что стрелять не придется, - немец улыбался, а он не знал говорит ли тот правду. - хотя тебе , наверное, обидно, что пострелять нельзя будет. Ты же умеешь по безоружным-то...

Полицай медленно отодвинулся от солдата, так как был готов задушить шутника. Жаль, что Шмультке не добрался до этого придурка. А вот ему нельзя даже грубо ответить. Поэтому он резко поднялся и пошел ко входу комендатуры, вслед ему донеслось: - Не переживай ты так, еще настреляешься.

Доброжельский шел медленно, стараясь хотя бы такой спокойной походкой показать, что слова немца не тронули его, ничего не задели. Размеренная ходьба, как знак пренебрежения. Господи, какой бред. Ему захотелось отчаянно выпить. Не вечером, а вот сейчас, зайти в укромное место и влить в себя алкоголь. Спасительное пойло, счастье в забытье. Но и этого сейчас нельзя. Из-за операции Зайберта старшина полицаев предупредил, что со спиртным лучше не связываться. Немцы злые, Зайберт нервный, а Барт. Барт, как всегда. Учует — проблемы точно будут. Станислав подумал, что за последний год употребил столько, сколько за всю предыдущую жизнь не выпил. Это в первую очередь заметила жена. Она, конечно, понимала причину такого рывка в алкогольный рай, но не поддерживала: «Загубишь себя, ты же для этого не приспособлен». Он соглашался с ней, но ничего не мог поделать со своим желанием: глоток самогона помогал принять эту действительность, смириться с