Великая Церковь в пленении - С. Рансимэн

Тем не менее, прошло почти столетие после английской Реформации, прежде чем обе Церкви вступили в контакт. Немногие греки доходили до Англии, за исключением купцов (их называли estradiots, эстрадиотами), таких как Никандр Нуций из Корфу, людей, которые, как правило, были склонны к беззаконию, особенно воровству. [457] В конце XV в. страну посетили два выдающихся ученых–эмигранта из Константинополя, Иоанн Аргиропул и Андроник Каллист, но им не понравился климат, и они вскоре уехали. Секретарь Вильяма Вэйнфлита, Иммануил Константинопольский, приехал раньше и остался там, помогая своему работодателю составить проект устава для Итона. [458] Немногие англичане достигали греческих земель, если не считать паломников в Палестину, которые проходили через Кипр. Уильям Вэй включил в свой путеводитель для паломников несколько греческих фраз для таких путешественников, хотя он не советовал им надолго оставаться на этом острове с нездоровым климатом.[459] Джон Локк, совершивший путешествие в Иерусалим в 1553 г., поприсутствовал на Кипре на церковной службе; но она показалась ему невразумительной. При этом он, однако, отметил, что греческие монахи ведут простой и суровый образ жизни, поскольку он не видел среди них ни одного толстяка.[460] Двое из ученых английского Возрождения отправились изучать греческий язык у греков; это были Уильям Гросин, который учился у Димитрия Халкокондила во Флоренции, и Уильям Лили, который отправился на Родос и жил там в греческой семье. Лидеры английской Реформации, такие как Томас Кранмер, были любителями древнегреческого языка, равно как и сама королева Елизавета I. Они изучали ранних греческих отцов Церкви.[461] Но современных греков они знали мало. Даже вышедшее в 1614 г. огромное исследование Эдварда Бреревуда по основным языкам и религиям мира в разделах о Греческой церкви основано на источниках, взятых из вторых рук, и эти сведения беспорядочны и не очень точны, хотя и не враждебны.[462]

Роберт Бэртон в своей «Анатомии меланхолии», опубликованной на семь лет позднее, опираясь на подобное недостоверное свидетельство, обвиняет греков в добавлении многого к истинному Символу веры и делает вывод, что они «более кого‑либо другого полухристиане».[463]

Бреревуд и Бартон должны были знать больше, ибо на тот момент была доступна более полная информация. Английское филэллинство, однако, на самом деле коренится в торговом интересе. Английская торговля с османскими владениями быстро росла в течение XVI в. В 1579 г. Уильям Харборн, представитель королевы, получил от султана Мурада III письма, обещающие специальное покровительство английским купцам. Это было подтверждено хартией в следующем году. В 1581 г. королева Елизавета дала лицензию Турецкой компании, которая в 1590 г. была переименована в Левантийскую компанию, согласно возобновленной хартии. В 1583 г. Харборн вернулся в Константинополь как полноправный посланник при Высокой Порте.[464]

Торговцы Левантийской компании работали почти исключительно с греками. Греки выращивали корицу и делали сладкое вино, которое англичане закупали и, в свою очередь, обеспечивали их необходимыми предметами потребления — драгоценностями, лекарствами, перцем, коврами и узорчатыми тканями. Они обнаружили, что греки предприимчивые и заслуживающие доверия деловые люди. Англичане, которые начали обосновываться на Леванте, чтобы заниматься торговлей, свободно вращались в греческих кругах; к началу XVII в. в Лондоне существовала маленькая, но постоянно увеличивающаяся греческая колония. Взаимная симпатия росла. Сэр Энтони Шерли, который посетил Восток в 1599 г., считал, что было бы справедливо и осуществимо освободить греков от их рабского положения. И его брат, сэр Томас, который был в Константинополе с 1603 по 1607 гг., вел, как он писал, много бесед «с мудрыми и богатыми греками, которые со слезами просили о помощи в этом деле».[465]

Торговцы не испытывали особого интереса к Греческой церкви. Но с возрастанием их численности и открытием постоянного посольства в Константинополе и консульств в Смирне и Алеппо появилась необходимость назначить капелланов Английской церкви в каждый из этих центров. Назначения производились Левантийской компанией, с одобрения посла. Эти капелланы не могли не интересоваться разновидностями христианства, которые существовали вокруг них; в то же время многие из купцов проявляли интерес к богословию. Уильям Биддульф, первый из этих капелланов, был в Константинополе недолго в 1599 г. и не интересовался греками. Он жил там короткий срок;[466] но с 1611 г. уже были постоянные сменяющие друг друга капелланы, начиная с сотрудника Тринити–колледжа в Кембридже Уильяма Фурда, который прибыл вместе с новым посланником, сэром Питером Пиндаром. Мы знаем немного о нем и его непосредственных преемниках, большинство из которых прибыло из Оксфорда. Капелланом с 1627 по 1638 гг., т. е. в критические годы судьбы Кирилла Лукариса, был некий г–н Хант, о котором мы не знаем ничего, кроме его фамилии. Несомненно, он придерживался старых традиций ввиду прямого интереса, который испытывали к патриархату два его предшественника, сэр Томас Роэ и сэр Питер Вич. Следующий капеллан из Тринити–Колледжа, Уильям Готобед, который был переведен из Смирны в 1642 г., известен только тем, что он способствовал удалению одного непопулярного посланника, сэра Саквилля Кроува. Гораздо более выдающимся был капеллан, который был с 1630 по 1638 гг. в Алеппо, Эдвард Покок; он часто бывал в Константинополе и находился там, на обратном пути домой, когда был убит Кирилл Лукарис. Он написал волнующий рассказ о судьбе патриарха для архиепископа Лауда. Время, проведенное в Алеппо, он использовал, чтобы усовершенствовать свои знания в арабском языке, и позднее стал первым и, возможно, самым выдающимся английским востоковедом.[467]

В конце столетия в Константинополе служили два выдающихся богослова, Томас Смит (1668–1670) и Джон Ковел (1670–1676). Смит, сотрудник Магдален–колледжа в Оксфорде, в свою очередь, написал хорошо документированный, внимательный, но не особенно сочувственный очерк о Греческой и Армянской церквах, а также опубликовал собрание документов, касающихся Кирилла Лукариса. Позднее он стал одним из клириков, не принявших присягу.[468] Ковел, член, а позднее мастер Колледжа Христа в Кембридже, был менее привлекательным. Будучи капелланом, он скопил большое состояние на торговле шелком. Он не любил греков. «Греки все еще греки, — писал он. — В лживости и вероломстве они по–прежнему заслуживают характеристику, данную им Ифигенией у Еврипида:"Доверяй им и вешай их"». Кроме того, позднее он написал книгу о Греческой церкви, исполненную меньшей симпатией, чем сочинение Смита, хотя он считал себя главным авторитетом в Англии по этому вопросу и ожидал, что с ним будут советоваться при посещении Англии греческими священниками.[469]

Такие работы знакомили Англию с Греческой церковью: присутствие же капелланов на Леванте давало и грекам представление об Английской церкви. Вскоре у греческих богословов появилось желание побывать в Англии. Первый из них попал туда наполовину случайно. В начале XVII в. один юноша с Пелопоннеса по имени Христофор Ангел отправился учиться в недавно созданную академию в Афины. Там он пробыл недолго, и турецкий губернатор выгнал его как испанского шпиона. Он отправился на Запад, вооружившись рекомендательными письмами от двух пелопоннесских епископов. Путь его проходил через Венецию в Германию, где кто‑то подсказал ему отправиться в Англию. Там, писал он, «я смогу найти мудрых мужей, среди которых я хочу сохранить свою веру и не потерять своей учености; они сказали мне, что в Англии я найду и то, и другое, потому что англичане любят греков и их ученость». В 1608 г. он прибыл в Ярмут и представил свои рекомендательные письма епископу Норвича, который отправил его в Тринити–колледж, в Кембридж. Процитируем снова его слова: «Доктора Кембриджа встретили меня приветливо и искренне: я провел там почти целый год, как может свидетельствовать характеристика, выданная мне в Кембридже. Тогда я заболел и с трудом мог дышать: врачи и доктора посоветовали мне отправиться в Оксфорд, потому что, как они сказали, воздух Оксфорда лучше, чем в Кембридже». В 1610 г. он поселился в Оксфорде, в Бальоле, и оставался там до самой своей смерти в 1638 г. Он не был великим ученым, но пользовался любовью. Оксфордский историк Энтони Вуд называет его «чистейшим греком и честным и безобидным человеком». Он опубликовал биографический очерк на английском языке под названием «Кристофер Ангел, грек, который испытал много ударов, нанесенных турками за веру», трактат, чрезмерно восхваляющий английские университеты, на греческом и латинском языках называющийся Encheiridiori, т. е. краткое руководство, дающее простое и бесхитростное описание организации и обрядов Греческой церкви.[470]