Поселок Просцово. Одна измена, две любви - Игорь Бордов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В какой-то выходной, в феврале, мы отправились с женой на прогулку по направлению к деревне Котово, к той роще, где год назад катались на лыжах. Поскольку Государев попортил Алинины лыжи, пришлось идти пешком. Живот у Алины уже серьёзно обозначился, и мы шагали неторопливо и размеренно. Пересекая поле между деревнями Столпино и Котово, мы сбились с тропинки и устроились погожим зимним деньком прямо на снегу, чтобы перекусить. Алина ела лимоны как яблоки. Я смотрел на неё и морщился, а она улыбалась.
Однажды вечером, в постели, жена сказала мне, что мне следует бросить курить. Я согласился. Изжога одолела. В то время я не думал, что это необходимо в свете требований Бога, касающихся религиозной чистоты, — по крайней мере, не думал прицельно и основательно. Не думал и об экономических и эстетических составляющих проблемы (то, что, возможно, имела в виду Алина). Я решил бросить резко. Выбрал день на буднях (кажется, даже — именно следующий после той нашей беседы) и просто отправился на работу, не покурив, как обычно, после завтрака. Вероника Александровна на приёме, узнав о моей затее, посоветовала купить леденцов. Я купил и взялся их сосать. К обеду стало непросто. Вызовов не было, и я, расправившись с делами в стационаре, отправился после обеда домой. Становилось тяжко. И я сглупил. По дороге взял три бутылки пива. Видимо, подумал, что залив экзорфинами тяжесть абстиненции, смогу как-то пережить этот день. Но вышло безобразно. Алина, увидев, что я хмурее тучи, да ещё и с пивом, тоже нахмурилась и констатировала, что пива мне брать не следовало. Я ожидал поддержки, но она, напротив, принялась распекать меня за немудрое решение. Ломка усугублялась, алкоголь потенциировал раздражение, а нахождение рядом распекающей жены постепенно становилось триггером. Я попросил Алину часок прогуляться, чтобы дать мне успокоиться и мирно выпить это несчастное пиво. Она ушла. За время её отсутствия тяга к сигарете усилилась, и меня начало ломать физически. От того, что я пил, становилось хуже. Я был на пределе, но всё же держался. В момент кульминации всей этой борьбы пришла Алина, и с порога в той же интонации продолжила прерванный на час монолог (кажется, с того же даже слова). И я наорал на неё. Впервые в жизни. Она отшатнулась от моего крика и побледнела. У неё уже был большой живот, и я испугался, не случилось бы чего… Отчаявшись, я схватил сигарету, выскочил в коридор и жадно затянулся. Помню, у меня едва не взорвало голову от долгожданной дозы. Я понял, что не смогу бросить резко. Я увидел, что это невозможно. «Хорошо», — решил я, — «буду постепенно снижать дозу и брошу месяца за три».
Я, должно быть, извинился перед Алиной за свою истерику, но мне было жутко не по себе оттого, что она повела себя столь непредупредительно и сварливо. Меня раздражало то, что она не поддержала меня (хотя я и не просил о поддержке, — видимо, я думал, что она должна была включить любящее сердце и сама догадаться).
И я действительно начал постепенно уменьшать дозу: курить по «пол-штуки» и считать сигареты, еженедельно уменьшая на одну. Однако отвыкание продолжалось почти целый год.
ЧАСТЬ 6
Глава 1. Человек-шарик
«Ты скажешь: «Они били меня, но я не помню, ударили — я не почувствовал» (Притчи 23:35, Современный перевод).
Случай трагикомический. Всё же с перевесом в комическую сторону. Но и не без морали. Поэтому не стыдно потратить на него целую главу. Описывать историю наверняка будет легко, потому что из всех моих просцовских побасенок эту историю я поведал не только всем моим друзьям, хоть сколько-нибудь близким к медицине, но и каждому из ординаторов, с которыми мне приходилось общаться по работе в последние годы, так что история эта просто-таки навязла на зубах.
Ближе к весне однажды я, как обычно, в 8 явился в ординаторскую, где меня ждала телефонограмма от т-й «скорой». Некоего Николая Ивановича Бузырёва из деревни Котово необходимо посетить сегодня активно, ибо у него отек лёгких, а ночью они его не отвезли из-за тяжести состояния. «Интересно, а я-то там что сделаю?» — почесал в затылке я. — «Мужичок при смерти, у него отёк, а я тут иди к нему пешком в не самую близкую деревню фуросемид назначать? Странные эти скоропомощники». Между тем, машина с чем-то неотложным по хозяйственной части уже отправилась в Т…, и я занялся своими обычными стационарными делами. В 9 я начал приём в амбулатории. Тут из Котова с высунутым языком примчался гонец, мол, «скорее, доктор, у нас там Иванычу плохо, отёк весь!». «Ну вот», — подумал я, — «уже весь, мало одних-то лёгких; и живучий же!»
— Не могу, — сказал я гонцу, — машины нет, а тут, видишь же, очередь из 8 человек, куда я их дену? Вот приедет машина, так я — сразу же.
— Ладно, доктор, — проворчал гонец, — только ты уж скорее, а то Иванычу плохо совсем.
— Хорошо, хорошо, — заверил я.
Но покоя мне не дали. Через полчаса прибежала уже гончиха с вылупленными глазами и тоже, как и тот, за своё: скорее, доктор, там Иванычу плохо.
— Да что там так плохо-то?
— Весь отёк и задыхается! Поспешай, Игорь Петрович!
— Да я бы рад. Машины нет и очередь — 5 человек. А пешком нет смысла. Машина всё равно на полпути догонит.
— Ладно, побегу я обратно, а ты поторапливайся.
И гончиха скрылась.
— М-да, — изрекла задумчиво Вероника Александровна, — что-то там серьезное с Бузырёвым этим. Придется мне с вами, доктор, ехать.
— Да уж, Вероника Александровна, и не забудьте лазикса с преднизолоном в чемоданчик положить. Что-то там такое ангионевротическое, мне кажется. И дайте мне карточку, — что за Бузырёв там такой?
В карте оказались две мои записи. Я вспомнил. Это был невысокий, тщедушный мужичонко, ветеран войны. Прошлой весной он вызывал по поводу ушиба грудной клетки (возможно,