Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти

Дараявахауш нахмурился, глядя в свою чашу. Зейнаб попыталась изобразить полный согласия кивок в сторону другой женщины.

— Да… непременно, — сказала она, сделав глоток кофе. Кофе оказался чудесно горьким, какой любила Зейнаб, хотя она не могла не задуматься над тем, повлияет ли нарушение запрета на алкоголь на улучшение финансовых дел этого мелкого заведения.

Женщина снова исчезла.

— Министр финансов? — повторил Афшин. — Он теперь занимает себя бухгалтерскими делами?

Акиса фыркнула:

— Не сомневаюсь, что он и Нари находят немало других способов, чтобы…

Зейнаб наступила ей на ногу.

— Да, он министр финансов. И Нахиды процветают, — сказала она, меняя тему разговора на ту, которая, как подозревала Зейнаб, будет ему более интересна. — Они были заняты по горло. Но Нари, кажется, счастлива. Она, Субха и Джамшид приняли первых учеников в медицинскую школу, чему все они очень радовались. И у нее теперь свой дом — небольшое строение близ лазарета. Она этот дом ремонтирует вместе с ее дедом.

Дараявахауш вздрогнул, услышав это.

— Нари нашла своего деда? — Когда Зейнаб кивнула, эмоции наполнили его глаза. — Слава творцу. Я… я рад услышать об этом. Обо всем про нее. Она заслуживает счастья. Спасибо.

Зейнаб только кивнула в ответ:

— Не за что.

Он снова уставился в свою чашу с вином.

— Я должен извиниться перед вами. Вы были правы той ночью в лесу, говоря о Бану Маниже, и я жалею, что не воспользовался вашим советом раньше. Я… — он, казалось, запнулся. — Цену за это промедление я буду платить всю мою оставшуюся жизнь.

— Что совершенно справедливо, — пробормотала Акиса.

Зейнаб медлила с ответом:

— Говорят, что вы покинули Дэвабад, чтобы искупить вину. Найти того ифрита. Это правда?

Дараявахауш поморщился, он откинулся на своем сиденье, опрокидывая остатки вина из чаши в рот.

— Я пытаюсь. Было бы проще, если бы тот, кого я ищу, не владел несколькими тысячелетиями знаний обо мне в том, что касается моего умения скрываться, моей собственной магии и всеобщей ненависти, которую я вызываю.

— Значит, пока не везет?

Афшин со стуком поставил свою чашу на стол, и Зейнаб увидела, что несколько посетителей таверны вскочили со своих мест.

— Я потерял все нити. Я гнался за Визарешем по отметинам, оставляемым его магией, но это все равно что идти по следам, исчезающим на другой день, использовать глаза, которые невозможно открыть полностью.

Зейнаб пробрала дрожь.

— Визареш — это тот, кто украл сосуды из Храма?

— Да. — Голос Дараявахауша звучал подавленно. — Когда я думаю о том, что их передадут хозяевам-людям, хозяевам, которые будут контролировать их, как Манижа контролировала меня… — Он крепко закрыл глаза. — А я только и могу, что перемещаться, отдаваясь ветру, в надежде в один прекрасный день наконец случайно встретиться с ним.

— Я полагаю, что их преследование — это наше новое занятие. Любой джинн или дэв, наделенные рассудком, бегут в другую сторону. — Зейнаб сделала еще глоток кофе. — Вы не знаете, как выйти на связь с кем-нибудь из пери или маридов? Может быть, они его видели.

Дараявахауш снова нахмурился:

— Мои попытки вызвать какого-нибудь марида привели к тому, что на меня была послана приливная волна. А пери исчезли. Я думаю, они все еще залечивают свои раны после унижения, которое претерпели от Нари.

— Вы можете не поджигать их царств и не убивать их обитателей, пока они не ответят? — спросила Акиса. — Я думала, именно так вы обычно и поступаете.

— Я пытаюсь найти менее кровавые способы достижения моих целей. — Дараявахауш обвел рукой таверну. — Вот почему я здесь. Я думал, может быть, мне удастся поспрашивать на торговых постах и узнать, не видели ли люди во время своих путешествий какой-нибудь необычной магии.

Зейнаб посмотрела на человека, продолжавшего играть со своей черепахой, которая теперь окрасилась в темно-синий цвет.

— Я думаю, что магия должна быть очень уж необычной, чтобы джинн так ее назвал. — Но тут ей в голову пришла одна мысль. — Впрочем, если вы ищете сосуды и того ифрита, который их похитил… то не лучше ли вам задавать вопросы о магии людям? В конечном счете, если Визареш вернет сосуды своим хозяевам-людям, это вряд ли можно будет скрыть. Выясните, какие обиженные слуги внезапно занимали места своих королей и у кого появилась новая улыбка, при виде которой люди влюбляются в них по уши.

Дараявахауш замер.

— Это… неплохая мысль. — Его лицо помрачнело. — Но я не могу появиться перед людьми, я уж не говорю о том, чтобы поговорить с ними. У меня не было бы способа направить разговор в нужное мне русло.

Вот оно как.

— Тогда, я думаю, можно только пожалеть, что вы полностью исключили шафитов, — не смогла сдержаться Зейнаб. — Кто-нибудь из них наверняка помог бы вам.

— Необязательно быть шафитом, чтобы разговаривать с людьми, — сказала Акиса. Голос ее почему-то вдруг зазвучал не так саркастично, как прежде.

Зейнаб удивленно посмотрела на нее:

— Я знаю, но это все же невероятно редкий дар, разве нет? Я не знаю никого, кто мог бы сделать это.

— Я-то определенно не могу. — Афшин попытался зачерпнуть себе еще вина, но черпак появился из амфоры пустым, отчего лицо Афшина исказила гримаса. — А тут еще и вино кончилось. Увы, это мне знак — закончить разговор с вами двумя в этом немного менее колючем тоне, чем вначале. — Он поднялся гораздо менее грациозно, чем делал это раньше на глазах Зейнаб, и попытался изобразить поклон. — Желаю удачи вашему путешествию.

Зейнаб проводила его взглядом. Он вышел из таверны, а она почувствовала странное желание попытаться остановить его, вот только зачем. Она вздохнула и вернулась к своему кофе.

— Я могу появляться перед людьми, — тихо сказала Акиса.

Зейнаб чуть не подавилась горячей жидкостью:

— Что ты можешь?

— Появляться перед людьми. Говорить с ними. Недлительно, но… — Акиса откашлялась. — Достаточно. Достаточно для короткого разговора.

Мысли Зейнаб метались.

— Я понятия не имела. — Это сообщение странным образом уязвило ее. Хотя с какой стати? Акиса не обязывалась делиться с ней своими тайнами. Они не то чтобы были… — Каким образом? — спросила она, быстро перенаправляя свои мысли.

Акиса отрицательно покачала головой:

— Этому невозможно научить. Нужно, чтобы ты с рождения соприкасалась с людьми. Чем старше ты становишься, тем легче открываешься для истинной магии… и тогда этой возможности уже не существует. — Она помолчала, а когда заговорила снова, то, как показалось Зейнаб, тщательно подбирала слова: — Дэв, за плечами которого несколько веков, дэв, который превращается в огонь и летает на ветре, никогда