Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В пятницу, восемнадцатого июля, — подтвердил он.
— А еще что-нибудь в сообщении манильской полиции есть? — спросил я.
Он наклонился вперед. В уголках его глаз вспыхнули огоньки.
— Есть, — сказал Брехейм. — Ювелир умер от побоев, нанесенных грабителями.
— Черт побери! — воскликнул я.
— Я сегодня разговаривал с Тойотой, — сообщил я.
— С Тойотой? — удивился Брехейм.
— С Ронни Хюсбю. У него жена филиппинка. Он сказал, что ты у них был и с ними обоими говорил. Это мой приятель.
— А, этот.
— Ронни все расставил по своим местам, — сказал я. — Он мне показал, каким образом «Филконтакт» становится недостающим связующим звеном в этом деле. По-моему, надо забыть версию, что клуб прикрывает контрабандистов. Решение намного проще. Речь о том, как норвежские туристы ведут себя в южных странах. Или потенциальные женихи во время групповой поездки в Манилу. О забулдыгах норвежцах, что по пути из одного бара в другой заваливаются в ювелирную лавку.
Брехейм сказал:
— Понимаю.
Возможно, он и вправду все понял. Может быть, и я тоже.
— Вот, значит, где эти недостающие нити, — продолжил Брехейм. — Которые, оказывается, связаны между собой: пустой сейф в телячьем закуте, несколько предметов китайского ювелирного искусства, плюс группа норвежцев, до бесчувствия нализавшихся в Маниле.
— А еще, — добавил я, — учитель средней школы, за год накопивший денег, чтобы отремонтировать заброшенную халупу и приобрести дорогой компьютер, и крестьянин из Фьёсеида, который покупает БМВ и устанавливает «жемчужную» ванну.
— Но нам пока самой важной нити недостает, — возразил Брехейм.
— Третьего участника, — согласился я. — Того, кто отправился в город праздновать успех предприятия вместе с Кольбейном Фьеллем и Бьёрном Уле Ларсеном, когда все трое решили, что цель их поездки на Филиппины достигнута. Еще пива?
— Спасибо, не надо, — сказал Аксель Брехейм.
— С трудом могу представить себе, как это неопытному новичку удалось сплавить контрабандных золотых изделий больше чем на четыре миллиона норвежских крон, — сказал я.
— Это возможно, — объяснил Брехейм. — Нужно только не торопиться. Продавать постепенно и ни в коем случае не предлагать товар сразу в большом количестве. Действовать надо по разным каналам. В Норвегии, и вообще в Скандинавии, масса торговцев антиквариатом. Многие из них принимают на комиссию ювелирные изделия. Цену тебе назначат намного ниже реальной, но если брать в целом, бизнес это неплохой.
— Но ведь мы в точности не знаем, из той ли манильской лавки кулон, который Кольбейн Фьелль подарил Марселе?
— Нет.
— А это печка, от которой надо танцевать.
— Точно.
— Потому что если он не из той лавки, значит, вся связь между четырьмя убийствами летит к черту.
— Именно.
— Но, наверно, Морюд должен это дело расследовать?
— Наверно, он, — согласился Аксель Брехейм.
Некоторое время он сидел молча. Потом сказал:
— У меня проблема.
— Какая? — спросил я.
— Поскольку я здесь в отпуске, — объяснил полицейский, — маловероятно, что государство выделит мне машину на случай, если у меня появится желание совершить дальнюю поездку.
— Думаю, это можно устроить, — ответил я. — К тому же у меня тоже может возникнуть желание кое-куда съездить. К примеру, в усадьбу Фьёсеид.
30
— Только этой дверцей можно пользоваться, — сказал Туре Квернму. — Если, конечно, не хочешь пролезать через багажник.
Он придержал дверцу со стороны водителя для меня и Брехейма. Брехейм с третьей попытки протиснулся на заднее сиденье. Сам я пробрался на переднее кресло справа от водителя. У меня все нервы напряглись, когда правая нога коснулась педали сцепления.
— Какой-то мерзавец забрался ночью в машину, — объяснил Туре. — Надо же быть таким идиотом: снова оставить магнитофон на заднем сиденье. А в результате дверцу заклинило.
Он сел рядом со мной. Вставил ключ в замок зажигания. Повернул его. Длинные и тонкие его пальцы мягко обхватили руль. На них не было ни одного кольца. Он их снял.
Я пристегнул ремень.
— Здорово, что ты поехал, — тихо сказал я и кивнул в сторону заднего сиденья. — Мне бы не хотелось, чтобы он меня сегодня вез.
Туре ухмыльнулся.
— А ты уверен, что тебе нужно было ехать? — спросил я. — Домашнее пиво, которым ты вчера угощал, ей-богу, не самый слабый из известных мне напитков.
Туре еще больше ухмыльнулся:
— Мы в Схёрсдале не только знаем, как варить хорошее солодовое пиво, но еще и пить его умеем.
Аксель Брехейм оживился после того, как мы остановились в Стенкьере выпить кофе. Последние километры на пути к Фьёсеиду он пребывал в настроении, по его меркам, блестящем.
— Следующий поворот направо, — сказал я, когда мы проехали платформу для перевозки молока, на которой когда-то сидел пацан и записывал номера проезжавших автомашин. — Километра через три.
Я посмотрел вокруг, но у парня с блокнотом сегодня, видно, нашлись другие дела. Возможно, он был в школе.
Мы плелись вслед за трактором. Он ехал прямо по середине дороги и тащил груженный дровами прицеп. Тракторист был в синей спецовке и желтой фуражке с козырьком из «Фэллескьёпета». Он не собирался пропускать нас. Видимо, потому, что дорога была узкая, а ограждение на обочине отсутствовало.
— Крестьяне! — сказал Туре.
Я поглядел в окошко. Дорожная служба вела работы по замене старых оградительных бетонных тумб на современный защитный экран. От крутого обрыва меня отделяла только дверца машины. Метрах в пятидесяти ниже по усеянному камнями склону на фоне серо-зеленого моря с белыми гребешками волн серовато отсвечивали прибрежные скалы.
Дальше дорога взбиралась на вершину небольшого холма и углублялась в лес. Крестьянин с грузом дров пропустил нас.
Туре остановил «Гольф» в том месте, где раньше был почтовый ящик Кольбейна Фьелля. И Марселы.
— Дальше не проедем, — сказал Туре. — Весьма сожалею, но это вам не аэросани.
Он открыл дверцу и вышел. Я попытался сделать то же самое, но замок по-прежнему не функционировал.
На сей раз педаль сцепления меня не взволновала.
Брехейм без больших хлопот выбрался из машины. Только по его слишком прямой осанке можно было догадаться, что он еще не совсем протрезвел.
Было зябко, но не от мороза, а от ветра. Низкие ленивые облака нависли над нами будто серая кашеобразная масса, и с трудом верилось, что всего лишь полчаса назад началось самое светлое время суток. Северо-западный ветер гнал мелкую снежную крупу.
Мы пошли дальше пешком.
Путь стоил больших усилий, чем в тот раз, когда мы с Марио тащились по сугробам. Снег был сейчас тяжелый и рыхлый. Несколько раз мы по колено проваливались в, казалось бы, плотный наст.
Посреди открытой болотистой местности я остановился и медленно повернулся вокруг себя и только потом пошел дальше.
Ветер сметал снег с сугробов на берегу бухты перед домом, где когда-то жила Марсела Фьелль, урожденная Донаско. Снежная крупка взвихрялась в воздухе, змейкой заворачивая за углы здания, напоминая бесконечную череду школьников, расходящихся по домам после заключительного урока перед каникулами.
Мы медленно подошли к парадному входу в дом рядной застройки в псевдотрённелагском стиле. Я вытащил связку с отмычкой. Но Брехейм сделал знак, чтобы я отошел в сторону. У него в руках оказался ключ.
Когда мы вошли, у меня в носу защипало от чуть заметного запаха. Как будто с тех пор, как я последний раз был здесь, весь дом вычистили и продезинфицировали хлоркой.
Проходя через комнаты, я отметил некоторые признаки того, что перед нами здесь побывал ангел уборщик. Сапоги и туфли с армейской педантичностью были выстроены по ранжиру в прихожей. С вычищенной до блеска кухонной полки вся посуда была убрана, а газеты и иллюстрированные журналы собраны в аккуратную стопку на полке в гостиной.
В спальне запах хлорки чувствовался сильнее. Да и то были, наверно, основания побольше ею здесь присыпать. На полу следы преступления уже исчезли, а матрацы с двуспальной кровати были убраны.
Столик перед зеркалом оказался пуст.
Брехейм обнаружил серебряную шкатулку с украшениями в ящике комода. Открыл ее. Вынул кулон в форме дракона. Внимательно рассмотрел обратную сторону.
— Тот же мастер, — сказал он.
В голосе его чувствовалось напряжение.
Мы уселись за кухонный стол. Брехейм принес шкатулку с собой. Вынул золотого дракона на тонкой цепочке. Сверкнули крошечные алмазы, составляющие искусный узор.
— Мне уже лет двенадцать не приходится с такими вещами работать, — сказал он, — но думаю, что за это можно от пяти до десяти тысяч получить. А может, и побольше, если есть знакомства. Ювелир же за такую штуку в несколько раз цену набросит.