Заклятые супруги. Золотая мгла - Марина Эльденберт

– Спасибо, дальше я сама.

Без поддержки Мэри коридор превратился в длинный тоннель, по которому я шла, повторяя путь рукой по стене. Из-за приоткрытой двери на пол выскользнула полоска дневного света, да так и застыла.

– Кто мог ему донести? – Голос Жерома.

– Вероник, больше некому.

– Кто такая Вероник? – Я толкнула дверь и вошла.

Жером обернулся – бледный, правая половина лица располосована магией, шрамы будут сходить долго даже под зельями.

– Кто разрешил тебе вставать? – Анри тяжело поднялся из кресла.

– Я сама.

Сердце болезненно сжалось: муж был белым, как мучная россыпь на мраморе. Плотно сжатые губы, вымораживающий до самого сердца взгляд. Анри тяжело опирался на массивную резную трость, темно-бордовая рубашка – одна из его любимых – смотрелась на нем чужой, будто он позаимствовал ее из гардероба своего двойника. Мужчины, с кем я танцевала в мой первый вечер в этом доме, под шелест платья и наше дыхание.

Жером поспешно подал мне руку и придвинул стул, помогая сесть. После чего вышел и прикрыл за собой дверь.

– Вероник – воспитанница Симона. – Анри медленно опустился в кресло и поморщился. – Сводная сестра Эрика. После представления с перстнем я связался с его отцом, а она, вероятно, сообщила ему об этом. О том, что мне поручено найти его и вернуть в Вэлею, даже против его воли. И мальчишку окончательно переклинило.

– Так Эрика отправили к нему?

– Да. Теперь ему держать ответ перед отцом.

За магическое преступление такого уровня полагается смертная казнь. Если ты не сын герцога де ла Мера, конечно.

– С кем ты встречался на окраине Лигенбурга? Почему этот человек тебе помогал?

На лице мужа не дрогнул ни один мускул, устремленный на меня взгляд – словно из прорезей маски, принадлежал кому-то другому. Уж точно не Анри, который шептал: «Все хорошо, маленькая. Спи».

– Не молчи, пожалуйста. Скажи мне… – Выдержка расползалась по швам. Я подалась вперед, вцепилась побелевшими пальцами в край стола. – Почему на встречу с ним ты вырядился, как на маскарад нищих? Что вообще происходит?

– Откуда ты об этом знаешь?

Всевидящий, как же холодно…

– Я видела вас из окна квартиры, которую для меня нашла Луиза.

Он молчал. Наверное, я уже знала, что он не ответит, но все равно ждала. Ждала, пока тишина не застучала в висках.

– Кто ты такой, Анри? Есть в тебе хоть что-нибудь настоящее?

– Моя цель.

Сумасшедше-золотые глаза, как на берегу Ирты. Все это так близко, так живо, что я даже сейчас чувствовала скользящие по плечам солнечные лучи и тепло его рук на прохладной от воды коже, вот только сейчас передо мной сидел совсем другой мужчина. Чужой, незнакомый, жестокий.

Как можно доверять человеку, у которого десятки обличий?

– Смерть Симона? – Голос сорвался на сдавленный шепот, я вскочила. – Падение его империи?

– Да.

В груди полыхнуло, я попятилась и наткнулась на стул.

– Ты нужна мне, Тереза.

– Как серьезный прорыв?

Анри сцепил руки, пристально глядя на меня.

– Мы взрослые люди, нам хорошо вместе. Что еще ты хочешь услышать?

Слова застыли внутри, тысячи слов, запертых в груди, у самого сердца, мигом обратились в пепел. Надежда, отчаяние, страх, неуверенность – смешались воедино – и рухнули в бездну. Перед глазами потемнело, сначала задрожали пальцы, потом мир закрутился сумасшедшим калейдоскопом.

– Мне нужен развод, – я оперлась о стол, чтобы не упасть, – или твоя трогательная история станет известна Винсенту, и разбираться будешь уже с ним. А заодно с Симоном, со своими загадочными друзьями, да хоть со всеми демонами преисподней.

Воцарившуюся тишину разорвал негромкий стук трости, когда муж поднялся.

– У тебя нет доказательств.

Почему-то я думала, что после шахматной доски больнее уже не будет. Наивная.

– Брату не нужны доказательства моих слов.

Руки стремительно холодели.

– Хорошо, получите свой развод. – Голос Анри стал угрожающе низким, горловым. – Подпишем бумаги после свадьбы де Мортена. Мне нужно закончить дела.

– Мы подпишем их завтра.

Он приподнял брови.

– Ваше право. Прекрасный штрих на образе вашего брата перед свадьбой со скандальной актрисой.

Я запустила в него чернильницей, изо всех сил. Уклонился Анри безупречно – отточенным быстрым движением. Пузырек ударился о стену и разлетелся вдребезги, по обоям растеклась смоляная клякса. Даже судорога боли, прошедшая по его лицу, облегчения не принесла. Я бросилась к двери, но кабинет зашатался, пол начал уходить из-под ног. Стена оказалась как нельзя кстати: прохладный шелк обоев под щекой-факелом. Почувствовав руки Анри на своей талии, я всхлипнула и бешено забилась. Трепыхалась в его захвате, как летучая мышь в перепончатых крыльях не по размеру, дергалась, пока не заломило в груди. Затихла, понимая, что все бессмысленно. Я шла поговорить о нас, но «нас» нет и не было никогда.

И Анри, которого я себе придумала, тоже.

– Пустите, – прошептала я. – Пустите или, смертью клянусь, я исправлю то, что сделала ночью.

Он отпустил, и я вырвала себя из его объятий в последний раз. Вышла из кабинета, расправила плечи, медленно направилась к лестнице. Внутри воцарилась пустота – знакомая, но какая-то странная. Должно быть, за последнее время я слишком привыкла к обманчивому солнечному теплу.

Что же, дело осталось за малым.

Винсент женится на Луизе, а я обрету свободу. От себя, от Анри и от чувства, которое меня почти уничтожило. От золотой мглы, которая все это время застилала мне глаза.

39

– Уверены, что больше ничего не хотите? До праздничного обеда ждать долго.

Смотрю на столик с завтраком и морщусь.

– Нет, Мэри, спасибо.

Если попытаюсь съесть еще хотя бы кусочек, просто подавлюсь.

Раннее утро, но солнце уже плещется на крышах домов, растекается по брусчатке, готовится прогревать камень. Солнечный день, ослепительно солнечный, именно такой и должен быть в честь свадьбы моего брата. С улицы сладко пахнет сдобой – булочник сегодня прибежал ни свет ни заря, горьковатым дымом и опилками. Ярко-синий шелк струится под пальцами, распущенные волосы – по плечам и груди. Мне осталось надеть только перчатки, которые скроют и шрам на ладони – он так и не сошел полностью, несмотря на все зелья Сайлуса, и браслет, сияние которого скоро погаснет.

– Граф просил передать, что ждет в кабинете.

Восхищенный взгляд Мэри говорил больше любого самого изысканного комплимента. Увы, но единственному, ради кого по-настоящему хотелось надеть это платье, я безразлична. Со дня, когда Анри пообещал мне развод, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Если не считать коротких случайных встреч, холодных приветствий и общих фраз, от которых стыло сердце. Несколько раз мы выбирались на балы и приемы, где он был учтив и галантен, я – привычно холодна. Никто на всем белом свете не заподозрил бы подвох, а тем более Луиза, сияющая от счастья, или брат, у которого в глазах отражалась она одна. Высший свет Энгерии лихорадило от предстоящей свадьбы герцога де Мортена, я же утешала себя тем, что скоро все это закончится.

– Передай, что я сейчас спущусь.

– Да, миледи.

Первый наш разговор… за сколько там дней? Первый и последний.

Оказывается, даже в таком маленьком доме можно почти не видеться с человеком. Я не стремилась лишний раз выходить из «пыльной» комнаты, которую Анри отдал мне, а сам перебрался в мою спальню. Ночами Кошмар шатался между нашими дверями и голосил так, что я постоянно просыпалась. То ли у кота пришло время взросления, то ли ему просто хотелось спать с нами вместе, а не по отдельности. Он на удивление быстро подрос и больше не напоминал шарик на ножках: вытянулся сам, удлинилась морда, лишившаяся умилительного выражения, свойственного только котятам.

Отгремел Праздник лета, который я просидела дома, глядя на бесконечный людской поток, текущий по улицам рекой. Фейерверки отражались в окнах, а сердце бухало в такт залпам, глухо и сильно. На Королевском балу в ту ночь танцевали Луиза и Винсент, матушка, Лави и лорд Фрай, но я думала только об Анри, которого не было дома. О том, где он сейчас и с кем. И когда перед глазами возникали образы других женщин, в сердце расцветала боль: не менее яркая, чем сверкающие в ночном небе цветы. Ядовитая и изматывающая.

В один прекрасный день я не выдержала и сбежала в Мортенхэйм, но даже он меня не принимал: я бродила по галереям, коридорам и переходам, знакомым с детства, и не находила себе места. Не спасали ни выматывающие прогулки с Демоном, когда в исхлестанное волосами лицо летели капли дождя, а в ушах свистел ветер, ни подземелье, когда-то служившее мне убежищем от любых невзгод. Сказать, что я скучала по Анри, – значит, ничего не сказать. Каждый вечер убеждала себя, что мы чужие люди, но каждое утро начиналось с изматывающей тоски – так отчаянно мне его не хватало.