Совершеннолетние дети - Вильде Ирина

Откуда-то стало известно, что в пятом классе женской гимназии нет ни одной двойки, ни одного «хвоста» на каникулы. Даже Мици Коляска переходила в этом году с «чистым» табелем. Должно быть, она одна во всем классе сходила с ума от радости. Казалось, Мици сама не верила своему счастью. Она мысленно распрощалась с гимназией в ту же минуту, как узнала, что переходит в шестой без «хвоста». Теперь Мици целиком принадлежала будущему. Даже классная доска была для нее не доской, а зеркалом. Стоя перед ней, она поправляла платье. Больше всего девушка возилась с воображаемой чернобуркой, которую мама обещала купить ей в награду за «чистый» табель.

Неожиданно Мици приходит в голову новая мысль:

— Послушайте, дети, это будет нехорошо, если я скажу своим старикам, что в этом году ни один идиот в классе не получил переэкзаменовки! Тогда мой табель не произведет должного эффекта! Знаете, что я придумала? Я скажу, что в этом году восемь…

— Мици, да ведь это же больше половины нашего класса! — крикнул кто-то.

— Верно, верно, дети! Восемь — это много!.. Четыре, да, четыре. Скажу, что в этом году в нашем классе целых четыре переэкзаменовки. Вы представляете, как это подействует на моих стариков? Расщедрятся и, кроме чернобурки, пошлют меня еще и на курорт… Вот это идея, детки! А как вам нравится моя чернобурка? Видали вы что-нибудь лучше? — Она встряхивает воображаемую чернобурку, словно купец перед покупателем, дышит на ворс, гладит рукой, нежно прижимает к щеке. — Дети, взгляните, что за мех! Ах, дети, вы представляете, какой фурор ждет меня на курорте с такой лисой? Теперь я хочу сознаться вам в одном грехе. Провинилась я, дети, перед вами. Нет, нет, это не шутка! Я в самом деле страшно виновата перед вами. Иди, Косован, к двери, подержи ручку, чтобы не влез сюда кто-нибудь из бельферов… Дети, бейте меня, казните, как хотите бойкотируйте или милуйте, все равно выложу вам правду…

— Хватит, хватит вступлений! — крикнула Романовская, и класс дружно поддержал ее.

Мици, позабыв, что у нее в руках чернобурка, трагически заломила руки, вся подалась вперед, будто собираясь упасть на колени.

— Дети, у меня фальшивая метрика! Да, да! Мне пошел не шестнадцатый год, как вам кажется, а девятнадцатый! И я для вас не подруга, а мама! Настоящая мама!

— Что же ты теперь будешь делать? — вырвалось у Косован.

Все рассмеялись, кроме самой Мици.

— Дети, тут не над чем смеяться… Ольга правильно спросила. Дети, признаюсь вам, я решила навести порядок в своей жизни. Первое, что я делаю, — это не стану ходить в шестой класс. Не перебивайте меня! Какой экстерн? Что за экстерн? Я вообще не хочу больше ходить в гимназию, так она въелась мне в печенки! За все муки, перенесенные мною здесь, годы учебы мне надо зачесть каждый за два. Итак, не пять лет я ходила в эту проклятую казарму, а десять. Десять лет! Сколько же можно?

— Но что? Что ты задумала? — приставала Лидка. Чувствовалось, что ей самой хотелось воспользоваться примером подруги. Не ходить в гимназию — это была поистине неплохая идея!

— Дети, я задумала, — эй вы, малолетние, заткните Уши! — я задумала выйти замуж!

На такую новость класс ответил диким визгом. Мици даже пришлось вскочить на стол, чтобы унять шум. Ученицы все вместе и каждая порознь требовали ответа на два главных вопроса: какой «он», и кто «он»?

— Спокойно, дети, спокойно! — до хрипоты кричала Мици. — Я еще сама толком не знаю. Это пока только идея… Я думаю женить на себе брата моего шурина. Знаете, того, из-за которого я осенью чуть не опоздала на занятия… Теперь, дети, еще одно… Я говорю с вами искренне, и вам нечего обижаться на меня: не разжигайте свои аппетиты, — на свадьбу я вас все равно не приглашу. Нет, нет, не просите, и не убеждайте меня, из этого ничего не выйдет! Во-первых, вас слишком много, во-вторых, это будет совсем тихая, скромная свадьба. Вы понимаете? Все должно произойти внезапно, чтобы не дать «ему» времени опомниться… Вот в чем секрет! Дети, зато когда я выйду замуж и у меня будут свои деньги, клянусь вам: отсохни у меня руки и ноги, если не сдержу слова, — Мици сделала из пальцев крест и трижды его поцеловала, — только дорвусь до мужниных денег, весь класс, даже тебя, свиное ухо Лидка Дутка, приглашу в кондитерскую на мороженое. По три порции сразу плюс вода и вафли! По три порции мороженого всем-всем!

— Что это вы так расщедрились, Коляска?

Никто не мог объяснить, откуда в классе появился Мирчук. Ведь Ольга Косован стояла у двери! А дело, видно, обстояло так: учитель нажал на дверь, Ольга не посмела противиться ему, отпустила ручку, не успев предупредить Мици. И вот Коляска на столе, а учитель в классе! Бедняжка в тот же миг соскочила со стола, надеясь слиться с толпой девушек, но, к сожалению, все уже стояли у своих парт. И Мици пришлось занять свое место.

Мирчук, побагровевший, с прикушенной нижней губой, медленно приблизился к столу. Его глаза, словно загипнотизированные, были прикованы к Мициным следам на столе. Он, готовый скорее простить ученицам незнание правил латинской грамматики, чем засаленную тетрадь, теперь должен рассматривать отпечатки туфель на столе, который он не называл иначе, нежели «кафедра». Вероятно, то, что сделала Мици, выглядело для Мирчука святотатством.

Косован, успевшая осознать свою тяжкую вину перед Мици, подскочила к столу и батистовым снежно-белым платочком с розовой каемочкой стерла злополучные следы.

Только после этого учитель положил на стол папку с табелями. У него так дрожали пальцы, что даже бумага ритмично шелестела.

— Послушай, — шепнула Лидка Дарке, — а если б он сейчас умер, Мици отвечала бы за его смерть?

Дарка отмахнулась: самое время для дискуссий!

— Скандал! — наконец произнес учитель, ища в кармане блокнот. От сильного волнения он позабыл, что блокнот сегодня уже никому не нужен и никого не страшит. — Я этого так не оставлю… Пусть ученица запомнит!

С задних парт на первую перекочевал огромный букет роскошных бело-розовых пионов. Косован вышла из-за парты и, подойдя к столу, робко положила букет именно на то место, где стояла Мици. Букет полагалось вручать классному руководителю по окончании официальной части, но теперь эти пионы были единственной силой, хоть в какой-то мере способной унять гнев Мирчука. Все знали, что он любит цветы и даже сам выращивает их в своем саду. Учитель и впрямь обратил внимание на цветы. Он даже наклонился, чтобы вдохнуть их аромат.

— И как такое… — он сделал обидную для Мици паузу, — такое… существо думает стать когда-нибудь женой…

Класс не выдержал и сдержанно рассмеялся. Мирчук и сам не подозревал, как точно угодил в цель.

— Я, — он откашлялся, перебирая табели, — первый аттестат выдам Коляске и попрошу ее удалиться из класса! Я желаю, чтобы этот табель был последним, который Мария Коляска получит в нашей гимназии…

— О, господин учитель, — запищала Мици, — именно этого я и хочу! — Казалось, она не выдержит и бросится ему на шею.

Мирчук двумя пальцами, словно дохлую мышь за хвостик, взял табель, передал его ученице и бровями указал на дверь. Мици не спеша прочла табель: а вдруг подвели и подсунули двойку в последнюю минуту? Убедившись, что все в порядке, она любовно сложила табель, сделала реверанс Мирчуку и торжественно поплыла к двери. На пороге задержалась, послала классу воздушный поцелуй и жестами напомнила, что на первые же личные деньги купит всем по три, показала на пальцах — по три! — порции мороженого.

Мирчук вынул из нагрудного кармана фиолетовый клетчатый платок, вытер пот со лба.

Началась торжественная раздача табелей.

Учитель прежде всего вспомнил, кто в этом году покинул гимназию. Ушла из класса такая способная и образцовая ученица, как Орыся Подгорская. Почему Подгорская не окончила пятый класс здесь, у нас? Кто повинен в этом? Он, как руководитель класса, склонен думать, что вина падает на коллектив. Коллектив, сдружившийся с первого класса, не сумел привлечь к себе Подгорскую, не сумел создать благодатную атмосферу, в которой новенькая чувствовала бы себя хорошо. О чем это говорит? Прежде всего — о нездоровых тенденциях в классе. Но к этому вопросу мы еще вернемся в будущем, а теперь приступим к раздаче табелей.