Черный скоморох - Сергей Шведов

– В таком случае, где же замок? – спросил Птах.

– Взгляни налево,– посоветовал Андрей.

И было на что посмотреть. За зыбкой дымкой болотных испарений проступал серой глыбой замок. То, что замок заколдованный, сразу же бросалось в глаза. Хотя в чем его заколдованность проявлялась конкретно, сказать было трудно.

– Обратите внимание на дурацкий шпиль, который нужен замку как зайцу барабан. Это та самая пика, которая рифмуется с хлябью дикой.

– А зачем вообще понадобилась пика? – возмутился Птах.

– Деревня ты, хоть и принц,– махнул в его сторону рукой Феликс.– Пика нужна исполину, а исполин – это поэтический образ. Ну ты сам посуди, может ли исполин без пики вызвать страх и оторопь у читательниц и слушательниц?

Барон издевался над незадачливым поэтом, и Гиг Мессонский это отлично понимал. И это понимание все отчетливее проступало на его лице, свирепеющем прямо на глазах. Хотя сама по себе ситуация была абсолютно дурацкой – четверо молодых людей приятной наружности стоят по колено в вонючей грязи и рассуждают о поэзии, а вокруг торчат обугленные сучья, обросшие то ли тиной, то ли паутиной, то ли бесцветным мхом – словом, гадостью. И до заколдованного замка три версты с гаком.

– Пора возвращаться,– сказал Птах.– Иначе мы рискуем утонуть в поэтическом болоте.

– Возвращаться некуда, позади топь,– спокойно возразил Андрей.

– Точно,– вспомнил Феликс.– «И позади его болото, но путь вперед еще открыт, туда, туда, где за воротами нечисть глупая царит». За точность и размер не ручаюсь, но в целом верно.

– Я все же не понимаю,– взорвался Птах,– при чем здесь Гигова поэма?!

– Гиг ее не закончил, и, пока мы шли по веселым лесочкам, наслаждаясь зеленью и свежестью, наш поэт пытался завершить свой бессмертный труд, вдохновленный образом несравненной.

– Если ты не замолчишь, Феликс,– мрачно изрек Гиг,– я тебя убью.

– Убить меня ты всегда успеешь,– вздохнул барон.– А сейчас надо думать, как отсюда выбраться. Лично я надеюсь только на трефового кавалера, который в прошлый раз очень ловко развалил подобную дичь.

– Здесь образы устойчивее,– покачал головой ибсянин и неожиданно взмахнул мечом у плеча расстроенного Гига.

Рассеченная надвое гадюка упала к ногам Птаха Арлиндского. Птах не поленился нагнуться за отрубленным куском.

– Да она настоящая! – воскликнул он, заглядывая в пасть.

– В поэме гадюка тоже была и едва не ужалила главного героя. Правда, там он убил ее сам, не дожидаясь помощи трефового брата.

Шутки шутками, но пора было что-то предпринимать – на болоте быстро темнело. Посоветовавшись, решили двигаться к замку, потому как дороги назад не было. Недоверчивый Птах имел возможность лично в этом убедиться. Два шага назад, и он провалился в вонючую жижу по пояс. После чего принялся ругаться последними словами, к большому удовольствию Феликса Садерлендского.

Первым по опасной тропе двинулся Гиг Мессонский, который чувствовал себя виноватым в том, что спутникам приходится бултыхаться в придуманном им болоте.

– Могло быть и хуже,– утешил его Феликс.– Мы ведь не знаем, какие мысли бродили в этот момент в головах Птаха Арлиндского или Андрея Ибсянина. Может быть, в этом болоте для нас спасение.

Пораскинув мозгами, Гиг пришел к выводу, что барон Садерлендский, наверное, прав, тем более что оба кавалера, червонный и трефовый, скромно промолчали. Тропу Гиг нащупал сразу же и смело по ней пошел, почти стопроцентно уверенный, что до самого замка никаких сюрпризов не будет. Просто сюрпризы не укладывались в размер. Правда, сам замок оказался более громоздким и мрачным, чем он его представлял. И шпиль этот дурацкий мозолил глаза. Феликс, конечно, прав, можно было к «хляби дикой» подобрать более удачную рифму. Вот уж воистину, поспешишь – людей насмешишь. Хотел порадовать Лилию Фарлейскую новой поэмой, но негодяй Феликс опередил Мессонского принца и забрался в постель баронессы без поэтических изысков. Вот и пойми женщин. Ну а когда Гиг увидел на карте девушку невероятной красоты, то решил, что подарит поэму только ей.

– Гиг,– окликнул принца Феликс,– пора трубить в рог.

– Откуда у него рог? – удивился Птах.– С ума сошел, пиковый.

– Не учи ученого,– огрызнулся Феликс.– Храбрый витязь трубит в рог, и ворота, задрожав и заскрипев, распахиваются настежь.

Рог действительно висел у Гига на поясе, а когда он там появился, принц не заметил. Ему не оставалось ничего другого, как поднести рог к губам и протрубить сигнал.

Ворота замка, задрожав и заскрипев, действительно распахнулись, вняв призыву Мессонского принца.

– Теперь ждите сюрпризов,– усмехнулся Феликс.– «Полузвери-полулюди на героя громкий зов...»

Договорить барон не успел, поскольку вышеназванные полузвери-полулюди действительно хлынули гурьбой в образовавшийся проем, размахивая мечами. Гиг и сам не ожидал такого разнообразия отвратительных и злобных рож. Ну неужели вон то рогатое и волосатое чучело жило в его воображении? А уж про слюну, капающую из пасти, ему и в голову бы не пришло писать. Чудищ было десятка два, злобных и весьма уверенных в себе. Будь Гиг Мессонский один, еще большой вопрос, сумел бы он от них отбиться? Все-таки прав был, наверное, Феликс, неизменно призывавший Гига быть скромнее в поэтических фантазиях. Сюрпризом были и энергетические мечи в руках ублюдков. Когда писалась поэма, Мессонский принц понятия не имел об этом замечательном оружии. Видимо, вспомнил он о мечах в самый последний момент, что и выходило сейчас всем боком. Рогатого и волосатого Гиг завалил первым же ударом и почувствовал горячие капли крови на своем лице. Ни ужасаться, ни удивляться по этому поводу времени уже не было. Полузвери-полулюди насели на него со всех сторон, заставляя кружиться и приседать в безумном танце.

– В круг вставайте, чтобы со спины не лезли,– крикнул Птах.

Мысль принца Арлиндского оказалась удачной. Как только искатели несравненных встали спина к спине, всем сразу стало легче. Расторопный Феликс тут же завалил хрюкающего монстра, и уродливая голова подкатилась Гигу под ноги. Редкостной гадостности была та голова, обросшая жесткой негустой щетиной по розоватому темени. Гиг уложил в течение последующих пяти минут еще двух уродов, не менее свирепых и клыкастых. Правда, и сам при этом едва не угодил под меч, что было совсем не по сюжету его замечательной поэмы, где герой расправился с противниками в одной строфе. А четырем братьям потребовалось чуть ли не полчаса усердных трудов, чтобы двадцать свирепых существ полегли бесформенной грудой к их ногам.

– Начало положено,– сказал Птах.– Надеюсь, что после этого подвига несравненные забросают нас цветами.

– Держи карман шире,– засмеялся Феликс.– Подвиги только начинаются.

Разочарованный Птах в ответ на слова барона плюнул и поддел ногой свинячью голову.

– А что там дальше по сюжету? – спросил Андрей, поворачиваясь лицом к гостеприимно распахнутым воротам.

– Вряд ли события будут развиваться по-написанному,– усомнился Феликс.– Судя по этим монстрам, замок уже отстоялся и зажил своей жизнью, независимой от воображения Гига.

Птах Арлиндский первым направился в замок. И угораздило же его связаться с мессонцами. И планета какая-то дурацкая. То ли Релан, то ли не Релан. Да какое, в сущности, Птаху Арлиндскому до всего этого дело. Изволь теперь освобождать несравненную червонную даму. А что с ней, освобожденной, делать, позвольте вас спросить?

Птах и сам не заметил, как остался один. Только что, минуту назад, за его спиной звучали голоса веселых братьев, и вдруг все смолкло и наступила зловещая тишина. И случилось это в ту секунду, когда принц Арлиндский ступил на первую ступеньку каменной лестницы, с виду ничем не примечательной. Самым разумным было бы вернуться назад. Но все дело в том, что на планетах Темного круга действия в согласии с разумом всегда почему-то оборачиваются абсурдом. Здесь возносится только безумие, которое нечистая сила, оседлавшая эти планеты, приветствует безудержным ржанием, доводя невинные наши заскоки до размеров маразма. Ну что, казалось бы, плохого в тихом помешательстве Гига на поэзии? Кропал себе человек стишки и радовался. На Либии он мог бы их писать до глубокой старости, вызывая неискреннее восхищение придворных, а вот на планете Темного круга поэтические занятия оборачиваются кошмарной явью.

Непонятное существо взмахнуло крыльями над головой Птаха. Он отшатнулся к стене, выставив вперед меч. Скорее всего, это была сова. Во всяком случае, потревоженная ею паутина еще долго отвратительными белесыми нитями сыпалась червонному кавалеру на плечи. И что за мрачные фантазии у Мессонского принца? Мог ведь создать что-нибудь веселенькое с песенками и плясками миловидных поселянок на лугу!

Взору Птаха открылся мрачный зал, почти пустой, если не считать длинного стола, заставленного серебряной и золотой посудой, меж которой резвились крысы. Их писк действовал принцу на нервы. Внезапно на каменные плиты рядом с Птахом упала тень, кажется человеческая. Звука шагов арлиндец не слышал, и это его настораживало.