Сад лжи. Книга 1 - Эйлин Гудж

Вот он сидит сейчас перед ней — темноволосый, с чересчур длинными для его короткого тела волосатыми руками и грубоватыми чертами лица. Однако, несмотря на свой обезьяноподобный облик, доктор Доленц на редкость обходителен. Его диагноз — тяжелое воспаление малого таза. Болезнь неприятная, но госпитализации не потребуется. Конечно же, она не знала об этом заболевании: хоть и не смертельное, но зато оставляет после себя спайки…

Он прописал ей ампициллин — по грамму четыре раза в день. Лекарство почти сразу же помогло ей. Через месяц доктор предложил ей сделать гистеросальпингографию, чтобы узнать, как обстоит у нее дело со спайками в маточных трубах. Его особенно интересовало, насколько интенсивно идет этот процесс. Договорившись с радиологом, он прописал ей морфий, сказав, что будут вводить радиоактивную краску, а это довольно болезненная процедура.

И вот прошла неделя — результаты обследования получены. Доленц встает со стула, снимает с большого коричневого конверта зажим и вынимает оттуда пленку.

— Доктор, — произносит он доверительно, — думаю, нам нет смысла ходить вокруг да около. Лучше взгляните на эти снимки вместе со мной, и вы поймете, что я имею в виду…

Он прикрепил снимки к стене, направив на них луч света. Рэйчел медленно поднялась с софы — в горле лихорадочно бился пульс, живот сковали спазмы.

— Вот, — указал доктор Доленц на два сероватых участка, не затронутых радиоактивной краской, — сами видите: в обеих трубах спайки довольно обширны. Это означает, что в вашем случае зачатие… ну, скажем так… маловероятно. В будущем, возможно, следует подумать о хирургическом вмешательстве. Но, — он скептически пожал плечами, — вам ведь известно, что результаты подобного вмешательства, как показывает практика, не слишком многообещающи.

«Он что, имеет в виду… у меня никогда не будет детей? Никогда? Нет… нет… этого не может быть… Боже, не допусти…»

У Рэйчел закружилась голова: казалось, вновь поднялась температура. Словно загипнотизированная смотрела она на большую родинку на шее доктора с тремя торчащими оттуда жесткими волосками. Зачем все это? И рентгеновские снимки с их страшными затемнениями, и то, на что намекает врач. И почему этот человек не подумал, что ему бы следовало выдрать три отвратительные волосинки?

— Мне очень жаль, — продолжал он. — Я, конечно, хотел бы чем-нибудь вас обрадовать, но убежден: в такого рода ситуациях надо говорить все как есть… чтобы… зря не обнадеживать пациентов. Тогда, по крайней мере, они знают, так сказать, какие у них на руках карты. Должен заметить, что можно всегда взять приемного ребенка, если, впрочем, ваш муж не…

Рэйчел быстро протянула руку, прощаясь, и пробормотала слова благодарности, чтобы пресечь эти неуклюжие попытки как-то подсластить горькую пилюлю.

Она выскочила на улицу — подбородок задран кверху, спина прямая, как у балерины. Главное, казалось ей сейчас, не горбиться, чтобы бушующее в груди пламя не выплеснулось наружу.

Рэйчел, почти не останавливаясь, преодолела целых шестьдесят кварталов, едва обращая внимание на сигналы светофоров, попадавшихся на пути. Она двигалась подобно зомби, пока не добралась до своего дома в центре Манхэттена, и ее движения не могли остановить ни водяные мозоли на пятках, ни струи дождя, хлеставшие по лицу. Был уже вечер, когда Рэйчел в промокшем насквозь пальто остановилась у входной двери и достала ключ.

Она опустилась в плетеное кресло в прихожей — у нее даже не было сил отбросить со лба спутанные пряди, с которых капала вода, не говоря уж о том, чтобы снять мокрое пальто. Только теперь она почувствовала, как ей холодно. Но никакое сухое белье или одеяла, Рэйчел знала это, не смогут ее согреть. В животе лежала ледяная глыба — и весь холод шел оттуда.

«Не будет… у меня никогда не будет детей… О Боже, чем я провинилась?..» — Она закрыла руками лицо. — Если бы сейчас рядом была Кэй, — пронеслось у нее в голове, — она бы обняла меня, принесла чаю, и мы бы стали говорить… говорить весь вечер и всю ночь напролет. И, может, тогда мне стало бы легче, и я бы сумела как-то справиться со всем этим».

Но увы, Кэй уже три недели как уехала. Во Вьетнам. На другой конец света!

Рэйчел отняла руки от лица, сжала кулаки.

«Черт побери, нет! Нечего сидеть здесь и жалеть себя. Что было, то было. Я же ведь не умерла… Господи, помоги мне жить дальше… Жить с этой болью… — Она задумалась. — Пожалуй, пора отсюда уезжать. Круто все изменить. А что если отправиться туда — к Кэй? Во Вьетнаме нужны врачи. К тому же я, наверное, необходима Кэй не меньше, чем она мне. Только вдали от дома я смогу забыть все случившееся. У меня просто не будет времени, чтобы об этом думать…»

Ее раздумья прервал телефонный звонок.

«Ну и пусть себе звонит, — решила Рэйчел. — Не хочу сейчас ни с кем говорить. Пусть перезвонят попозже или еще лучше — завтра».

Но телефон все звонил и звонил…

Она поднялась с кресла и взяла трубку.

— Рэйчел! Господи, я уж совсем отчаялась! — прозвучал голос мамы. Звук был, как всегда, такой же чистый, как звон хрустальных бокалов.

Услышав родной голос, Рэйчел вдруг почувствовала себя такой беззащитной, такой неспособной скрыть свои истинные чувства, которые теперь предстанут перед мамой во всей их постыдной наготе. Она вспомнила: ей было двенадцать лет, когда Сильвия застала ее плачущей из-за того, что этот псих Уилл Сперри взял и на глазах у всех порвал в классе стихи, которые она послала ему в день Св. Валентина. Тогда мамино участие ранило ее сердце куда больнее, чем жестокость Уилла Сперри. Нет, ни раньше, ни теперь она не выносила ничьей жалости — особенно маминой.

Рэйчел понимала, как она будет страдать, если узнает: у нее не будет внуков, не будет возможности нянчить их, играть с ними, баловать. Нет уж, пусть лучше остается в неведении. Хватит ее страданий, нечего добавлять к ним еще и материнские.

— Извини, мама, я только вошла, — соврала Рэйчел. — Послушай, можно я тебе перезвоню немного попозже, а? Эта сменная работа в травматологии страшно изматывает. Крутишься целый день и ни о чем так не мечтаешь, как о том, чтобы прийти наконец домой и принять душ.

— Я задержу тебя всего на минутку, — прощебетала Сильвия. — Я звоню насчет завтрашней поездки. Машину за тобой мы пришлем к половине одиннадцатого. Так что времени доехать до Колд Спринг у нас будет предостаточно, даже учитывая дорожные пробки.

«Колд Спринг? О чем это она говорит?» — пронеслось в голове у Рэйчел.

— Дорогая, ты ведь не забыла о нашей договоренности? — прозвучал в трубке голос Сильвии. Казалось, мама, встревоженная затянувшейся паузой, сумела прочесть мысли дочери.