Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович

для нескольких климатических зон. В 1972 году журнал «Архитектура СССР» рапортовал о сдаче в эксплуатацию 20 цирковых зданий и о строительстве новых еще в 27 городах СССР[355]. В проектировании возникла иерархия: в зависимости от сложности здания его строили по типовому, адаптированному или уникальному проекту. Конечно, последняя категория была наиболее ответственной и интересной в творческом смысле, и разрешение на разработку уникальных проектов давалось лишь при вместимости 2000 мест и более. Приходилось добиваться его в Госстрое СССР и там же затем получать согласование представленного проекта. Право вести уникальные проекты, как правило, предоставляли москвичам. Вспоминая о поездке в Москву на утверждение своего проекта, Генрих Александрович так резюмировал эту непростую эпопею: «Известный всем С. В. Иванов, придирки, которые преследовали желание забрать у нас заказ и отдать москвичам. Неожиданная поддержка нас, молодых, со стороны начальника управления Н. Смирнова, слова которого я запомнил на всю жизнь: „Чтобы из зайца сделать тигра, нужно кормить его мясом“. Зайцами были мы»[356]. Таким образом, в 1960-е годы права на возведение нетипового цирка добивались немногие, и случаи, когда это архитекторам удавалось, объяснялись либо стечением обстоятельств, либо инновационным потенциалом проекта. В высокой степени это касалось и Ташкента: облик ташкентского цирка был не только ярко индивидуальным, но и специфичным для окружающего его городского контекста.

Фойе. 1963–1969

Планировочное решение команды Александровича в целом соответствовало советским типологическим схемам. Речь шла о совмещении центрического купольного сооружения с рабочим блоком в виде каре с внутренним двором. Рабочий блок включал разнообразные помещения, некоторые из которых требовали строгой изоляции, как, например, места содержания хищников, крупных животных, нуждающихся в специальном уходе, и т. д. Рядом с этой группой помещений обычно размещали пищевой отсек с местом хранения фуража и других кормовых заготовок, а также комнатами для приготовления еды для животных. Другими структурными частями рабочего блока были административные помещения, места изготовления и хранения декораций и костюмов, помещения для приготовления и приема пищи, гараж, а также дополнительный репетиционный зал, в котором артисты могли бы отрабатывать свои номера. Как видно из списка, разнообразные функции рабочих помещений обусловливали стремление архитекторов сделать все это разнородное цирковое хозяйство максимально незаметным. На первый же план неизменно выходил впечатляющий воображение центральный корпус с фойе, зрительным залом и высоким купольным перекрытием.

Макет. 1963–1969

ПРОЕКТ 1963 ГОДА

Ташкентский цирк начали проектировать в 1962 году, одновременно со зданием ЦК КП Узбекистана{3}, и, если бы стройка не затянулась, город получил бы еще один характерный пример архитектуры ранних 1960-х. Однако в советских условиях цирку отдавался явно меньший приоритет, нежели ЦК, и поэтому строительство цирка было отложено. На рубеже 1960–1970-х годов, оказавшись перед лицом совершенно иных требований к архитектуре, авторы внесли в проект существенные изменения. В результате построенный цирк был интересен именно тем, что в нем запечатлелись главные вехи эволюции эстетических и культурных ценностей оттепельных и первых застойных лет. Проследим ее главные этапы.

Разрез зрительного зала. 1969

Разрез зрительного зала и фойе. 1969

Рабочий блок, перспектива. 1969

В первых эскизах Генриха Александровича запечатлен объект с характерной для начала 1960-х годов «космической» эстетикой. В этом отношении он не был уникальным. Вдохновленность темами космоса и межпланетных кораблей оставила след в истории советской архитектуры, от Музея истории космонавтики в Калуге (1961–1967) до гелиокомплекса «Солнце»{39} в Паркенте (1981–1987). Хотя темы и жанры циркового искусства, казалось бы, не были связаны с космосом, атмосфера начала космической эры сказалась и на них. Например, форму летающей тарелки буквально имитировал цирк в Казани. Космическая тема хорошо сочеталась с духом модернистского движения: олицетворяя порыв землян к другим мирам, она делала несущественными национальные различия и утверждала универсальную планетарную идентичность новой архитектуры. Первоначальные эскизы ташкентского цирка Генриха Александровича первой половины 1960-х годов следовали этой тенденции — более того, почти совпадая по времени с проектом цирка в Казани, они в значительной мере предвосхищали и формировали ее. Однако с самого начала ташкентскому проекту были присущи особенности, выделявшие его среди других советских цирков и шире — среди устоявшихся образов советской архитектуры этого времени.

Фойе, деталь входа в зрительный зал. Сер. 1970-х

Фойе, деталь орнамента пола. Сер. 1970-х

Морфология циркового сооружения, делавшая почти неизбежной приподнятую круглую форму зала с покрывающим его куполом и опоясывающим фойе, вдохновляла архитекторов на «борьбу с массой» глухих объемов. В результате фойе большинства советских цирков характеризовались сплошным остеклением, над которым, словно в состоянии невесомости, застыла «летающая тарелка». Прозрачные цирковые фойе предусматривались не только в северных и средних широтах СССР, где инсоляция воспринималась как благо, но и в знойных Ашхабаде и Душанбе. Проект Александровича, напротив, изначально исключил и легкость, и прозрачность. Его эстетика была навеяна прежде всего пластикой бетона. Архитектор не стремился к эффектам невесомости и прозрачности: сооружение напоминало скорее мощную скульптурную форму, укрепленную на склоне рельефа от площади Эски-Джува к Хадре. Его просторное фойе было обращено к городу выступающими ребрами массивных бетонных рам, на которые опирались конструкции купола. Этот «мускулистый» каркас обнажал тему силы и массы — если это и был космический корабль, то прочно стоявший на приколе. Акцентируя место «швартовки», архитектор разработал выразительную форму кассового блока. Обычно размещаемый внутри типового цирка, здесь кассовый блок был вынесен в западную часть комплекса и расположен, благодаря рельефу, в полуподвальной части. Купив билеты, зрители могли подняться на уровень первого этажа по полукруглой лестнице, обыгранной ритмом четырех вертикальных пилонов — они и фиксировали привязку покатой формы «корабля» к месту «причала».

Общий вид строительной площадки. 1973

Поскольку основные стороны фойе — восточная, южная и западная — были подставлены под солнечные лучи, архитектор разработал одну из самых элегантных солнцезащитных решеток Ташкента. Не цитируя ни модернистскую солнцезащиту Латинской Америки, ни исторические узоры среднеазиатской панджары, он обыграл более сложные мотивы, восходящие к куфической эпиграфике. В совокупности с пластикой бетона, геометрическая разработка солнцезащиты придавала сооружению несомненно южный дух: в непосредственном соседстве с ядром ташкентского шахристана и Чорсу архитектор счел необходимым разместить сооружение, в своей весомой материальности соответствующее историческому окружению.

При этом эскизы цирка не утрачивали космического звучания. Оно поддерживалось характерной пластикой фойе с ритмично расположенными круглыми «иллюминаторами», усиливающими восприятие здания как «межпланетной станции». Здесь отсутствовали — как в салоне летательного аппарата