Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - Леонид Габышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У судьи вопросов к Чумаченко не было, зато у Глаза много.
— Скажите, после того как вы стрелили в воздух, вы целились в меня из автомата и нажимали ли на спусковой крючок?
— Нет. После выстрела за тобой побежал Колесов.
— У вас зрение и слух хорошие?
— Хорошие.
— Вы видели, что в побег пошел малолетка?
— Нет. Я видел только твою спину. Я не знал, что бежишь ты.
— А вы слышали, что я крикнул: «Не стрелять — бежит малолетка»?
— Нет, я не слышал.
— После того как я побежал и вы выстрелили в воздух, вы стали в меня целиться и нажали на спусковой крючок. Выстрела, правда, не последовало. Автомат заклинило. Об этом, гражданин судья, мне этапники рассказывали. Почему следователь особого отдела не взял у них показания?
— Садись, Петров, — сказал судья и обратился к Чумаченко: — У меня вопросов нет. Пригласите Колесова.
Вошел Колесов в гражданской одежде. Расписался за дачу ложных показаний и о побеге Глаза рассказал так же, как и Чумаченко.
У судьи и к Колесову вопросов не было. Тогда вопросы стал задавать Глаз.
— У вас зрение и слух хорошие?
— Хорошие.
— Вы видели, что в побег пошел я?
— Я не знал, кто бежит. Я не видел твоего лица. А по спине определить не смог.
— Прежде, чем побежать, я толкнул вас в плечо и крикнул: «Не стрелять — бежит малолетка». Вы что, не слышали этого крика?
— Нет, не слышал.
— И в плечо вас не толкал?
— Нет, не толкал.
— Гражданин судья, он внаглую врет. Он расписался за дачу ложных показаний. Тогда, на этапе, он нарушил закон, стрелив в меня, и сейчас нарушает. Его дважды можно привлекать к уголовной ответственности.
— Петров, сядь. Колесов, вы свободны.
Колесов пошел на выход, а Глаз не сел и продолжал говорить:
— Милиции, значит, можно нарушать законы, и им ничего не будет. Он знал, что я малолетка, но стрелил в меня. А сейчас врет…
— Петров, я кому говорю, садись.
— Почему вы мне, гражданин судья, не даете сказать? Вы все заодно…
— Петров, — снова перебил Глаза судья, — я кому говорю, сесть. А не то сейчас выведут из зала, и без тебя закончим суд.
— Можете выводить. Что за честное советское правосудие, если менты врут, как сивые мерины, а вы слово сказать не даете.
Глаз сел. Судья объявил: судебное расследование закончено. Перерыв до завтра.
Посетители пошли на выход. Судья задержался. Проходя мимо Глаза, нагнулся и, сдавив его руку ниже локтя, в самое ухо сказал:
— Ты не расстраивайся, я ничего не могу сделать.
Глаз посмотрел на судью, тот улыбнулся и пошел к дверям.
В камере Глаз подробно рассказал, как шел суд.
После оправки лег и стал думать, что ему завтра выкинуть в знак протеста. Поначалу захотелось, когда прокурор начнет обвинительную речь, соскочить со скамейки и кинуться на него, повалить горбуна и стиснуть зубами прокурорскую глотку. Прокурор — олицетворение несправедливости. О! Глаз представил, как жмет зубами кадык прокурора и тот хрипит. Подбегают менты, пистолетом разжимают зубы и стаскивают с прокурора. Прокурора с перекушенной глоткой отвозят в больницу.
На судью у Глаза злобы не было — он подошел, сжал руку и сказал, что не в силах вести суд по справедливости. Но прокурор, падла, молчал. Он видел беззаконие и не подал протест.
«А может, не надо прокурору в глотку вцепляться? Десять-то не дадут. А если я перекушу горбуну кадык, еще раз будут судить и точно припаяют червонец. Как быть? А-а, лучше завтра в последнем слове прочитаю отрывок из стихотворения Лермонтова «На смерть поэта». В глаза им брошу эти строки, и они поймут, что словами Лермонтова я говорю о них:
А вы, надменные потомкиИзвестной подлостью прославленных отцов,Пятою рабскою поправшие обломкиИгрою счастия обиженных родов!Вы, жадною толпой стоящие у трона,Свободы, Гения и Славы палачи!Таитесь вы под сению закона,Пред вами суд и правда — все молчи!..
Глаз, лежа на нарах, мучительно думал, как ему завтра поступить?
Утром суд возобновил работу. Судья сказал:
— Вчера поступило заявление от отца подсудимого Петрова. Он просит, чтоб его сына направили на судебно-психиатрическую экспертизу. В детстве у него было огнестрельное ранение, и он считает, что у сына есть отклонения в психике и, прежде чем вынести приговор, его надо обследовать. Мы посоветовались и решили, что подсудимого Петрова ни на какую экспертизу направлять не надо. Я думаю, что у присутствующих вчера не возникло сомнения, что Коля Петров психически нормален. Он задает свидетелям правильные вопросы, хорошо ориентируется в уголовном кодексе, поэтому заявление оставляем без удовлетворения.
Судья сел, предоставив слово прокурору. Обвинительная речь — длинная. Прокурор снова говорил, что, когда космические корабли бороздят просторы Вселенной, в стране есть преступники, которые не хотят строить светлое будущее всего человечества — коммунизм, и к нам надо безжалостно относиться.
Прокурор запросил Глазу по всем статьям одиннадцать с половиной лет, не считая трех.
Защитник Барсукова защищала сразу двоих. Выступала — вяло. Но вот взяла слово защитник Седых. Во время суда она мало задавала вопросов, а защитительную речь произнесла блестяще. Она ловко оправдывал Глаза по статье восемьдесят девятой и сказала, что статья девяносто шестая — кража спортивного кубка — должна отпасть по амнистии 1967 года.
Последнее слово Глаз говорил один. Роберт и Гена отказались. Но и Глаз невнятно бормотал и скоро сел.
Ребят увезли на обед, а после обеда Глаза и Роберта спарили наручниками и повезли на слушание приговора.
Глазу и Роберту отшили статью восемьдесят девятую, а всем троим сняли девяносто шестую по амнистии. Приговор справедлив: Глазу восемь лет усиленного режима, Роберту семь, а Гене шесть. У Глаза и Роберта первое наказание — по три года — вошло в новый срок. До звонка Глазу оставалось шесть с половиной.
В этот день он мало разговаривал с мужиками. Лежал на нарах и переживал. Хоть и ждал, что примерно столько дадут, но все же до суда был веселый. Срок — восемь лет — парализовал на некоторое время резвость Глаза. Надо теперь привыкнуть. Он посчитал, сколько ему будет, когда освободится. Выходило двадцать три с половиной. Вера, конечно, к этому времени выйдет замуж. И у нее будет ребенок. «Эх ты, Вера, Верочка, я тебя потерял. Никогда ты не будешь моей. Но ничего, может, она к этому времени и не выйдет замуж. Ей тогда будет… так, двадцать два. Но не все же до двадцати двух выскакивают. Бывает, и в тридцать в первый раз замуж выходят. Конечно, тогда будет не девушка. Она ведь красивая, ее, конечно, возьмут замуж. Не просидит до двадцати двух».
Он закрыл глаза, представил Веру, и ему захотелось взять ее смуглую руку в свою. Но даже в мечтах его рука не может дотянуться до Веры. Он делает последнее усилие и вот… коснулся! Он держит в своей, он гладит Верину руку. Но Вера непроницаема, она не улыбается, она с удивлением смотрит на него. «Боже, — подумал Глаз, — когда же я наяву возьму тебя за руку?..
Так прошел день. Первый день после оглашения приговора.
«Восемь лет, — подумал Глаз, проснувшись. — Ну и х… на вас. Отсижу».
17
После обеда дверь камеры отворилась. На пороге стоял, закрыв проем массивным телом, начальник КПЗ старший сержант Морозов.
— Петров, — сказал он, — мы сейчас к вам малолетку посадим, смотри не учи его чему не надо и не смейся над ним. Он с деревни. Первый раз попал.
Новичок в камере — это свежий глоток воздуха. Новичок — это воля. Новичок, а если он по первой ходке да еще деревенский да смешной, — это «ха-ха» до колик в животе.
Морозов освободил проем, и в камеру бойко вошел в расстегнутом зимнем пальто старик. В руках — шапка. Камера встретила его взрывом хохота. Глаз быстрее пули соскочил с нар и кинулся к деду.
— Дедуля, родной, здравствуй! За что тебя замели?
— За что? — переспросил дед, шаря по камере бледными, выцветшими и плохо видящими глазами. — По сто восьмой я.
— По сто восьмой! За мокрое, значит, — тише сказал Глаз и попятился.
— Ты не пугайся, внучок, я только по первой части.
— А-а-а, я-то думал, ты по второй.
Морозов закрыл дверь, но от нее не отошел, а стоял и слушал. Он любил пошутить и подобные сцены никогда не пропускал.
— Ты че, дедуля, старуху хотел замочить? — спросил Глаз.
— Не-е, молодуху. Старуху-то я давно похоронил. Царство ей небесное. — Старик снял пальто и расстелил на нарах.
— Дедуля, а тебя что, с Севера пригнали?
— Что ты?
— Да на дворе лето, а ты в зимнем пальто.