Заговор небес - Анна Литвинова

Мэри выглядела отвратительно. Нечесаная, неприбранная, усталая, с синяками под глазами. Хуже того: она встретила О'Гара с нескрываемой враждебностью и даже хотела захлопнуть дверь прямо перед его носом. Он еле уговорил ее, чтобы она позволила ему войти. Но она даже не предложила ему сесть. Маша смотрела на него, как настоящая мегера. Как ведьма из русской сказки, настоящая баба-яга. Да что там – она была просто злобной фурией! Чем-то она напоминала Джейку его собственную крысу-жену, только моложе на тридцать лет. Из Мэри за какой-нибудь один год напрочь улетучились волшебство и очарование юности. Она гляделась точно так, как вечно всем недовольные, вечно орущие на клиентов советские продавщицы в полупустых магазинах. Или местные подавальщицы пива – в грязных, похожих на притоны, пивных.

Нет, сказала она, ей не нужна его помощь. Нет, сказала она, она не хочет его больше видеть. Нет, заявила она, ни к какому ребенку он, О'Гар, не имеет никакого отношения. Да, она хотела бы, чтобы О'Гар убрался, и поскорее – и из ее квартиры, и из ее жизни.

О'Гар, как и год назад, достал из портмоне всю наличность – что-то около двух тысяч долларов. Она швырнула деньги ему в лицо. Они все разлетелись по квартире. Он не стал собирать их, развернулся и вышел.

Можно ли утверждать, что эта встреча надломила его жизнь?

Наверное – нет, но как-то она на нее повлияла. Потому что, вернувшись в Штаты, О'Гар имеет объяснение со своей супругой Джеральдиной. Он кричал, что ему надоело работать на нее. Что он, благодаря своим талантам инженера и организатора, уже сделал ей предостаточно денег. Что он хочет уйти – отдыхать и жить для себя. Они с супругой заключают соглашение: О'Гар продолжает номинально числиться в ранге первого вице-президента фирмы, ему выплачивается солидное денежное содержание. Вместе с тем он никак не вмешивается ни в дела компании, ни в личную жизнь супруги. У нее, злобно кричала жена, есть любовник – ему тридцать два года, и он настоящий жеребец, и ей надоело, что утомленного шлюхами мистера О'Гара можно использовать только в качестве грелки!

Они расстались. О'Гар искал забвения не в выпивке, не в женщинах и не в наркотиках. Он начинает каждодневно, профессионально заниматься тем, о чем мечтал всегда: рисковать жизнью.

В одиночку (с одним только шерпом – проводником) он покоряет Эверест. Охотится на львов в Африке. Погружается с аквалангом у Большого Кораллового рифа. Организует экспедицию к верховьям Амазонки… Однако подлинной его стихией, настоящей любовью становится небо. Он занимается новомоднейшими увлечениями: бэйз-джампингом,[44] и скай-серфингом[45] но более всего ему нравится групповая акробатика. Он сколачивает команду, четверку, и они принимаются упорно тренироваться. Они побеждают в первенстве штата… Занимают третье место на чемпионате США… Входят в двадцатку лучших на мировом первенстве…

В восемьдесят седьмом году все американские газеты полны сообщениями из России: Горбачев, перестройка, гласность… Из журнальной статьи О'Гар с удивлением узнает, что, оказывается, на советские аэродромы теперь допускают тренироваться иностранных парашютистов – разумеется, за деньги, однако эта цена столь смехотворна!.. Джейк отправляется в Советский Союз – один, на разведку.

Он давно старается не вспоминать о Маше – однако на подмосковном спортивном аэродроме Колосово первой видит именно ее!

Да, это она – в летном костюме, в шлеме, с парашютом за плечами! А вокруг наматывает по зеленой аэродромной травке, изображая самолет, четырехлетний малыш – ее сын. И тут к Мэри подходит веселый, белокурый, румяный советский десантник – и целует ее. По тому, как она нежно льнет к нему, О'Гар понимает: она любит его и все у них, похоже, всерьез…

Вечером, улучив момент, Джейк вызывает Машу на беседу, но она по-прежнему неприступна. Да, она узнала его, но не хочет иметь с ним ничего общего. Она не верит ему. Она собирается замуж и предупреждает его: если хоть кто-то узнает о ее прошлом и об их отношениях – она убьет его. Просто испортит его парашют. По ее глазам он понимает: это не шутка. Как он может помочь ей, спрашивает Джейк. Никак, отвечает она, только оставив ее в покое.

Тут Катя прервала свой рассказ, вернее, пересказ джейковского повествования – и пояснила мне: у Маши действительно был роман с десантником Васей Мещериным. Тот в самом деле собирался жениться на Машке. А еще – он приучил ее пить. Но однажды он исчез с аэродрома и больше никогда не появлялся. На все вопросы Мария отмалчивалась, а то и бросалась с кулаками, смотря сколько выпила к тому времени.

Прыгать в России Джейку понравилось. Советская экзотика – тараканы в гостинице, макароны в столовой, водка по ночам – Джейку в принципе показались забавными, продолжила Катя перевод. В следующий раз он привез в Союз свою четверку. Потом они стали приезжать ежегодно…

– Ну, об этом я как раз тебе рассказывала, – заметила Катя. – Ничего нового он про этот период не сообщил… И все-таки удивительно, – добавила она со вздохом, – что Машка ни разу, никогда, ничем не выдала, что они с Джейком так давно знакомы, что у них были какие-то отношения… Разве что один-два взгляда выдали их… И то я вспомнила об этом и поняла, в чем дело, только сейчас… Все-таки какая скрытная она была, эта Машка…

– А что же дальше случилось с Джейком? – прервал я Катю.

– Дальше, – продолжила Катя рассказывать за мистера О'Гара, – дальше, в девяносто втором году, тяжело заболела его супруга Джеральдина. Ее поместили в психиатрическую лечебницу. Джейку пришлось бросить рассеянный образ жизни и целиком посвятить всего себя управлению фирмой. Фактически он становился ее полновластным хозяином. Ни о каких отпусках, поездках, парашютах речи уже идти не могло… Через год Джеральдину выпустили из клиники, но ни к какому управлению она уже была не способна. Целыми днями просиживала в своей комнате, лепила из пластилина игрушки, писала чудовищные пейзажи. Однажды в конце весны девяносто пятого года он, вернувшись в половине двенадцатого ночи из офиса, обнаружил ее в ее комнате – висящей под потолком в петле. Она оставила записку – ужасными каракулями: Прости меня, Джейк…

Только после смерти Джеральдины Джейк вдруг понял, как много значила для него эта женщина, на которой он, признаться откровенно, женился по расчету и которую он, как казалось ему, никогда не любил. Он остался один. Совсем один, в целом мире. Его родители давно умерли. Братьев и сестер у него не было. Не было и детей. Что ему, шестидесятилетнему, оставалось? Только работа. Его фирма, в которой он остался полновластным хозяином… Он приезжал к семи, засиживался в офисе до полуночи. Порой и ночевал в своем кабинете.

Джейк добился своего: вывел компанию из кризиса, куда ее загнала в последние годы своего безраздельного правления Джеральдина, начинавшая к тому времени, как он теперь понимал, сходить с ума.

Весной девяносто восьмого года О'Гар обратился к своему терапевту с жалобами на усталость, быструю утомляемость, головокружение. Он думал – обычное весеннее недомогание, доктор пропишет ему витамины и, может быть, новомодный прозак. Однако его целый день продержали в клинике. К вечеру врач объявил ему приговор: рак крови. Шансы на выздоровление, конечно, есть, но они достаточно призрачны. «Сколько мне осталось?» – спросил О'Гар. «Год. От силы полтора».

После убийственного диагноза Джейк не стал менять своих привычек. Отупляющая работа в компании. По выходным – многолюдные вечеринки с коллегами по работе. Иногда – один-два парашютных прыжка в местном аэроклубе. Однако все чаще он стал проводить ночи без сна и все чаще задумываться, что и кого он оставит после себя на этой земле. Он вспоминал всю свою жизнь. Он много чего повидал, много с кем был знаком, дружен и близок, но теперь ему отчего-то казалось: лучше, чем на том далеком российском аэродроме, ему больше никогда нигде не было. Ему так пришлась по сердцу российская отзывчивость, доброта и теплота… – да к тому же тогда те четыре русские девчонки спасли его от верной смерти… Точнее – он, наверно, все равно бы спасся, однако они, совсем не зная этого, рисковали собой, чтобы выручить его из беды.

И еще он думал: лучшей его подругой, лучшей любовницей и самой понимающей его душой была, оказывается, та русская девушка – семнадцатилетняя Мэри, пришедшая однажды в номер его московской гостиницы… Он все ж таки был по происхождению ирландцем, а ирландцам, как и русским, свойственна сентиментальность и ностальгия…

И тогда Джейк позвонил в Москву Маше. Он пригласил ее приехать к нему в Штаты – можно вместе с сыном.

На этот раз она была благосклонна – согласилась. Он послал ей вызов.

И вот летом девяносто восьмого года они встретились в кливлендском аэропорту. Джейк взял напрокат лимузин. Он хотел удивить их. И сразу понял, что этого делать не стоило. И вообще – приглашать их, наверно, вряд ли было надо… Пусть в его памяти осталась бы та юная, невинная, семнадцатилетняя девочка в полутьме московского отеля. Пусть даже запомнилась бы ему простоволосой, нечесаной, в своем московском жилище с младенцем на руках. Или хотя бы резвой, резкой на язычок парашютисткой из подмосковного аэроклуба…. Сейчас перед О'Гаром предстала тридцатичетырехлетняя женщина, выглядевшая, по американским меркам, на все сорок пять: с одутловатым, красным, морщинистым лицом… Вульгарно накрашенная, крикливая… Неужели, думал О'Гар, она и та девочка-тростинка – одна и та же женщина? Бывает, из мерзкого кокона появляется хрупкая бабочка… Но, значит, случается и наоборот, когда нежная бабочка превращается с годами в волосатую гусеницу?..