В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После окончания испытательного срока каторжанин переводился в разряд «исправляющихся», но лишь в том случае, если за ним не имелось «художеств» — побегов, организации тюремных беспорядков, столкновений с администрацией. Исправляющиеся получали право ходить на внетюремные работы под наблюдением одного-двух надзирателей.
Последняя категория — вольная команда. Это каторжане, окончившие срок исправления. Их освобождали из каторжной тюрьмы и поселяли вне ее стен, в бараках. Работали они без конвоя по нарядам, а на ночь их запирали в бараке. По окончании срока пребывания в вольной команде они уходили на поселение.
Нашей защитой от монотонности каторжной жизни была библиотека. Мы изучали разные науки или просто читали художественную литературу. Библиотека была создана из книг, принесенных политическими после революции 1905 года. Кроме того, некоторые издательства присылали сюда все новинки политической и научной литературы.
Было много и нелегальной литературы. Книги и брошюры переплетали в обложки уголовных романов или религиозных сочинений и таким образом скрывали от жандармских глаз. Книги новых изданий обычно в каталог не вносили, а прятали среди обычной, давно разрешенной литературы. Такие книги выдавались только членам коллектива.
По договоренности с администрацией заведование библиотекой и работа в библиотеке были поручены политическим, что давало нам возможность налаживать связи с внешним миром.
Вся местная интеллигенция, имевшая служебное отношение к централу, пользовалась этой библиотекой. Здесь брали книги тюремный поп, его дочери, учитель, врач, фельдшеры, офицеры гарнизона, надзиратели и высшая администрация централа. Наши библиотекари использовали некоторых из этих читателей для получения новых книг. Через этих же людей проникали к нам различные известия, не попадавшие в печать.
Цензором библиотеки сначала был поп, но он настолько был занят своими делами, что совершенно перестал заниматься цензурой и пропускал много книг без просмотра. Тогда цензуру поручили одному из помощников начальника тюрьмы, Квятковскому. Этот тюремный чин любил изящно иллюстрированные романы легкого содержания. Эту слабость Квятковского и использовали наши библиотекари. Когда выписывали книги, то просили в каждую посылку класть какой-нибудь легкий роман с хорошими иллюстрациями. Такая книга обычно подносилась в дар Квятковскому, и этим смягчалось его цензорское сердце. Он не особенно углублялся в содержание книг и журналов и клал на них разрешительный штамп. Поэтому нам удавалось получать книги, даже на воле числившиеся под запретом. Получив такие книги, мы тщательно оберегали их. В общий каталог они не заносились, для них был заведен так называемый отдел «точка», в который они записывались не под своим настоящим названием, а под названиями, приемлемыми для цензуры.
Иногда администрация, видимо под давлением жандармов, пыталась отстранить политических от заведования библиотекой, но встречала энергичное сопротивление коллектива заключенных. Однажды произошел такой случай. Администрация изгнала из библиотеки политических и назначила на их место уголовных. Переговоры наши с администрацией не дали никаких результатов. Тогда по решению коллектива прекратили работу в мастерских все политические. Мастерские остановились. Задерживалось исполнение заказов по договорам. Администрация вынуждена была восстановить политических на работе в библиотеке.
Своей сохранностью библиотека была обязана бессменному нашему библиотекарю Павлу Никитичу Фабричному, беспартийному солдату, присужденному к бессрочной каторге за убийство командира батальона. Он терпеливо и любовно собирал библиотеку, установил в ней образцовый порядок, ревниво оберегал книги от расхищения и порчи, что в условиях каторги было нелегким делом.
Кормили заключенных очень скудно. Тюремные щи представляли собой горячую воду с капустой. Суп с гречневой крупой походил на грязноватую жижицу. Самым «лучшим» обедом считался гороховый суп. Когда приносили ушат гороха, все оживлялись.
Казенный обед изредка разнообразился посылками от организаций Рабочего Красного креста. Но такие посылки были редки, потому что средств Красный крест имел мало, а политических заключенных по тюрьмам, каторгам и ссылкам были десятки тысяч.
Немного лучше питались мастеровые. Им давали усиленный паек. Кроме того, за счет заработка они имели возможность покупать кое-что съестное в тюремной шавке. Не нуждаясь, жили те заключенные, которые получали регулярную помощь от родных или друзей.
Плохое качество казенных обедов усугублялось еще и тем, что на кухне хозяйничали уголовные и кухонным старостой был тоже уголовный. Он входил в сделку с поставщиком и получал от него взятки. Кроме того, староста и повара были связаны с вожаками уголовных, которых снабжали за определенную мзду большими кусками самого лучшего мяса, чем еще более урезали наши микроскопические порции. Политические потребовали, чтобы старостой на кухне был поставлен их представитель. После долгой борьбы удалось этого добиться. Старостой назначили матроса Колоколов а. Он сидел в централе уже много лет, и о его силе и смелости знали все.
Колоколов укомплектовал штат кухни своими людьми. Так кухня была завоевана политическими.
С появлением Колоколова обеды начали улучшаться. Больше появилось овощей, улучшилось качество мяса, увеличились порции. При приемке продуктов Колоколов предъявил поставщику кондиционные требования. Поставщик начал упираться. Колоколов отказался принять продукты. Поставщик вынужден был заменить их. Но это сразу же отозвалось на интересах помощника начальника тюрьмы, ведающего снабжением.
Настойчивые требования Колоколова вывели из себя поставщика и помощника начальника — эконома, как он именовался. Они решили отделаться от нежелательного старосты. Однажды мы услыхали крики на дворе. Колоколов отчитывал кого-то своим матросским цветистым жаргоном, а трое надзирателей волокли его за руки и ноги по двору.
— В карцер ведут, гады, — кричал он, — гнилое мясо не хочу принимать!
Мы сейчас же подняли шум и потребовали начальника. Надзиратель бросился к сигнальному звонку.
— Давай сейчас начальника, а то окна побьем! — кричали в камерах.
На шум в четырнадцатую камеру прибежал Тимофеев, староста коллектива.
— Товарищи, что случилось?
— Колоколова выручай, в карцер его волокут!
Староста поспешил в контору. Выяснилось, что эконом требовал от Колоколова принять гнилое мясо. Колоколов отказался. За неподчинение начальству помощник приказал отвести Колоколова в карцер.
Староста коллектива пытался уговорить начальника освободить Колоколова, но начальник отказался: «Я не могу подрывать авторитет моих помощников». Начальник потребовал, чтобы мы избрали другого старосту на кухню, иначе он вынужден будет опять назначить уголовного.
Опросили все. политические камеры, как быть. Все решили драться за Колоколова. Постановили бросить работу в мастерских. Это был самый убедительный аргумент: срывалось исполнение заказов, что грозило неустойкой. Начальник не выдержал и распорядился Колоколова освободить, а поставщику приказал не нарушать установленных кондиций на продукты.
