Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

То, что он говорит, кажется невероятным. Словно логическая ошибка. Мой мозг не воспринимает эту информацию.

— Если бы я не подняла твой телефон в парке, не написала бы тот имейл, тебе не пришлось бы проходить через все эти страдания, — мой голос дрожит. — Ты бы сейчас не сидел в этом кресле с половиной тела в бинтах.

— Ты права, — говорит он, — меня бы здесь не было. Я бы лежал рядом со своей матерью на кладбище.

Сначала я не понимаю смысл этих слов. Не могу их считать. Поднимаю голову:

— Что.

— Когда ты прислала мне тот имейл, я передумал.

Я не сразу нахожу слова.

— Почему, — шепчу я, — почему ты не сказал мне.

— Я не хотел, чтобы ты была со мной из жалости. Мне нужно было знать, что это по-настоящему.

Я не могу сдержаться. Я целую его. Я чувствую, как он дышит, — он немного напрягается, но потом сдается.

Он улыбается, в его глазах стоят слезы:

— Я не жалею ни о единой минуте, проведенной с тобой. Даже когда было сложно.

Я закрываю глаза и выдыхаю, вздрагивая. Мое лицо все еще в его ладонях:

— Я не заслуживаю тебя.

— Перестань себе это твердить, — у него резкий, почти рассерженный голос, но вместе с тем в нем слышится надсаженная хрипотца, словно он сейчас заплачет.

— Что бы ты себе ни думала, я не святой. Ты заслуживаешь любви. Ты заслуживаешь счастья. Поэтому, пожалуйста… — его руки становятся мягче и глаза улыбаются, — перестать себя наказывать.

Я не могу говорить.

Я была уверена, что, когда расскажу ему, он будет в ужасе. Что он увидит во мне чудовище, каким я и была, существо столь отвратительное, что собственная мать пыталась его убить. Внутри меня есть часть, которая всегда считала, что мама права, что лучше бы мне быть мертвой. Что моя жизнь — всего лишь нелепая ошибка.

— Я ведь всегда такой буду, ты понимаешь.

— Хорошо. Потому что мне ты нравишься именно такой.

Две слезинки выскальзывают из моих глаз и катятся по щекам.

Он открывает объятия, и я не выдерживаю. Руки вцепляются в его рубашку. Лицо прижимается к его шее, и я рыдаю, издавая безобразные, дикие, животные звуки. Не могу остановиться. Меня это пугает. Больно так, словно меня раскололо надвое и все внутренности вываливаются наружу.

Он прижимает мою голову к своему плечу и качает меня вперед-назад.

Я плачу очень долго. А когда перестаю, чувствую себя измотанной, слабой и пустой. Но пустота эта какая-то чистая. Я чувствую себя обновленной, словно младенец, открывающий впервые глаза и видящий мир во всей его странности и красоте.

— Не очень-то нам повезло с семьями, как думаешь, — говорю я слабым и хриплым голосом.

У него вырывается нервный смешок:

— Нет.

— Если у нас когда-то будут дети, — говорю я, — давай будем лучше.

В ту ночь мы вместе спим на его кровати, впервые с тех пор, как я переехала. Он придвигается ко мне в темноте:

— Ты останешься?

Я беру его руку в свою и прижимаю к щеке:

— Останусь.

Его волосы блестят в свете лампы, я касаюсь их. Они мягкие, словно мех; есть что-то успокаивающее в их текстуре. Я медленно пропускаю пряди между пальцами. У него перехватывает дыхание.

— Что, так неприятно, — спрашиваю я.

— Нет, приятно.

Я касаюсь его шеи сзади, где кожа теплая и бархатная, и он ежится. Когда я запускаю пальцы за воротник его футболки, он напрягается, поэтому убираю руку и продолжаю медленно гладить его волосы.

Мне этого недоставало. Недоставало возможности касаться его. Его тепла, его запаха. Это ощущение пробуждает во мне нечто беспокойное, и мне хочется большего.

Я кладу ладонь на его бедро.

— Элви, — выдыхает он.

— Что не так.

— Я не то чтобы не хочу, я хочу, поверь. Просто… у меня на ногах все еще ортезы. Я едва ли могу двигать нижней половиной тела. Ну… — он хмыкает. — Та самая часть у меня в порядке, но все же. Должно пройти время, прежде чем я смогу таким заниматься.

— Даже если мы не можем заняться этим обычным способом, мы можем сделать что-то еще. Когда я изучала вопрос…

— Изучала?

Ах, да, я же ему не говорила.

— Я посмотрела кучу порнографии, чтобы подготовиться. В смысле, к первому разу.

— Хм, — он отводит глаза.

— Я видела множество разных позиций и способов, — продолжаю я.

— Элви, — его голос кажется немного напряженным.

— Что.

— Я хочу, чтобы наш первый раз был особенным, — он берет меня за руку. — Я очень хочу сделать это правильно. Я хочу быть готовым и не хочу быть в негнущихся ортезах, когда это произойдет.

Эти слова ставят меня в тупик.

Когда я первый раз предложила это Стэнли, я просто хотела доказать себе, что могу этим заниматься. Мне было даже неважно, понравится мне или нет, я просто хотела ощутить связь с другим человеческим существом, хотя бы на одну ночь. Но сейчас все иначе. Я хочу именно его. Я хочу касаться его, чувствовать его кожу на своей.

Но я вспомнила, что он рассказал о своей матери — как после этого он даже перед врачом не мог раздеться.

— Мне просто нужно чуточку времени, — шепчет он.

Стэнли был терпелив со мной. Я тоже смогу потерпеть.

Я касаюсь его груди и говорю:

— Когда будешь готов.

Он расслабляется, и я понимаю, что правильно сделала, решив не настаивать.

И все же небольшое разочарование остается. Мы так много открыли друг другу, и это последняя преграда между нами.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Озеро выглядит таким же, каким я его запомнила, — гладкое, глянцево-синее, словно зеркало. Я останавливаю машину на небольшой парковке рядом с пляжем.

— Ты точно хочешь это сделать? — спрашивает Стэнли.

— Да.

Заря подсвечивает облака розовым, я иду по мокрому песку. Ноги трясутся, и пот струйкой стекает по спине, несмотря на бодрящий, прохладный воздух. Я встаю лицом к воде. Волны лижут песок.

Тело моей матери извлекли из озера во время расследования много лет назад. Позже я узнала, что ее кремировали по воле каких-то дальних родственников, которых я ни разу в жизни не видела. Не осталось ни гроба, ни могильного камня. И хотя она уже не в озере, это место больше всего походит на ее могилу.

Я сажусь на корточки и кладу руку на гладкий, пропитанный водой песок. Он теплый, словно живой. Волны заползают на мои пальцы. Осторожно, одним пальцем я вывожу на