Интрижка (СИ) - Эшли Кристен

— Я бы никогда не причинил тебе боль, Элиза.

— Ты бросил тарелку в раковину, — тихо сказала она.

— Потому что, будь у мужчины две прекрасные дочки, он должен был работать до упаду, чтобы убедиться, что им не придется носить дешевые пластиковые сандалии. И даже не имея возможности сделать это, он все равно должен оставаться рядом, чтобы лечить их исцарапанные коленки, сфотографировать их, когда они пойдут на выпускной, и отвести к алтарю к их будущему мужу. Но даже после этого, он не отпускает их. Он никогда их не отпускает. Ты, твоя мама и сестра терпели дерьмо всю свою жизнь, потому что, во-первых, он жестокий мудак, а во-вторых, он не разобрался со своими проблемами, когда вы от него сбежали. Он отпустил вас.

— Да, — согласилась она, огонек неуверенности в ее глазах сменился чем-то совершенно другим.

Над этим Джонни тоже не мог поразмыслить.

— И с тех пор вы справляетесь одни.

Она ничего не ответила.

Ей и не нужно было.

Два дня назад Джонни принял решение положить конец этому дерьму.

Теперь он посвятит ее в это.

— Твоя сестра возьмет у меня эти чертовы деньги, Элиза, — заявил он. — И, как я тебе уже сказал, переедет в один из моих домов, как только съедет арендатор. Это хорошие дома. Я не часто сдаю их в аренду. Но ни один дом еще не свободен. Как только один освободится, у Адди будет дом, безопасность для нее и ее сына, и ты ни словом не обмолвишься сестре, что я сдам ей жилье по заниженной цене.

Свет в ее глазах полностью сменился чем-то совершенно другим.

Но все же она ответила:

— Я сама не хочу, чтобы ты нес такую ношу, Джонни.

— Я владелец, Из, так что я делаю со своими домами все, что захочу.

— Мы поговорим с ней сегодня вечером, — быстро сказала она, вероятно, просто чтобы успокоить его.

Он обрадовался ее готовности сделать это.

Но не чувствовал себя очень спокойным.

— Ты должна найти его, — заявил он.

Ее брови поползли вверх.

— Кого? Отца?

Джонни не ответил на этот вопрос.

Вместо этого он сказал:

— Ты должна найти его. Должна подойти к его дому в этом платье и постучать в дверь, а когда он откроет, сказать ему, кто ты такая. И ты должна сказать ему, что, поскольку его не было рядом, чтобы сфотографировать тебя, когда ты пошла на выпускной, он не поведет тебя к алтарю. И не увидит своих внуков. Он умрет, зная, что женщина, которая подарила ему его дочерей и сокровища, которых он помог произвести на свет, прожили свою жизнь счастливее без него.

— Джонни, милый, это было давно, и мы были счастливее без него, — успокаивала она.

— Ты поняла, что произошло, когда я был внутри тебя прошлой ночью?

Она пристально посмотрела на него.

— Ты поняла это, Иззи? — напирал он.

— Думаю, да, — прошептала она.

— Такой я парень. Твой парень. Все просто. А ты моя. Моя девушка, Из. И мы заботимся друг о друге. И мы заботимся о тех, кто в наших сердцах и жизнях. Итак, в клубе девочек Форрестер появился новый участник, детка. И у него есть член.

Напряжение в ее плечах спало, губы дрогнули, но она спросила:

— Могу я попросить тебя в будущем не бросаться тарелками?

— Можешь, но я не могу гарантировать, что этого не произойдет, потому что, полагаю, мне еще многое предстоит узнать о твоем отце и Кенте, так что всякое может случиться.

— Тогда могу я попросить, в случае, если ты узнаешь что-то из этого у меня дома, чтобы ты не бросался моей посудой?

— У тебя есть хоть одна тарелка, которую ты купила новой? — потребовал он ответа.

Она вдруг смутилась.

— Я… на самом деле, не знаю.

— Навскидку, — подтолкнул он.

— Наверное, нет.

— Тогда, нет, я не могу обещать. Но я могу обещать, что если услышу еще больше о том дерьме, которое ты пережила, и полетят тарелки, я заменю их лучшим фарфором, который только смогу найти.

Вот тогда на ее лице появилось нежное выражение.

— Джонни, мне не нужен лучший фарфор.

— Тогда ты получишь все, что захочешь, и это будет, черт возьми, новым.

Она проигнорировала его и сказала:

— Мне просто нужен мой парень, который достаточно заботится обо мне, чтобы разозлиться настолько, чтобы начать швыряться тарелками.

Господи, она была такой чертовски милой, что ему все время хотелось ее трахнуть.

— Детка, — прорычал он. — Сколько у тебя будет неприятностей, если ты опоздаешь на работу?

Ее щеки порозовели, и она ответила:

— Я никогда не опаздываю.

— Хорошо, тогда хватай сумочку и поехали.

— Нужно убрать…

— Spätzchen, мы выезжаем.

Ее брови нахмурились.

— Нельзя оставлять яичницу…

— Элиза, — выпалил он.

Выражение ее лица изменилось.

— Хочешь, чтобы я была с тобой откровенна? — едко спросила она.

— Ага. И прямо сейчас у тебя есть около пяти секунд, чтобы сделать это.

— Ты можешь быть очень раздражающим, когда проявляешь настойчивость. А то, что ты называешь меня «Элиза», когда я тебя раздражаю, раздражает еще больше.

— Принято к сведению, — ответил он. — Теперь бери сумочку.

Она закатила глаза, прежде чем объявить:

— Мне нужно кофе в дорогу.

— Я займусь кофе, а ты бери сумочку.

Она указала на островок, который находился в двух футах от того места, где она стояла.

— Моя сумочка вон там.

Джонни возвел глаза к потолку.

— Ох, да вашу ж мать.

Она прошествовала на этих долбаных каблуках к кофейнику, заявив:

— Если у нас будут дети, и ты будешь так ругаться при них, я сама начну швыряться тарелками.

Он проигнорировал это, так как у них будут дети, и он не стал бы так ругаться при них (по крайней мере, не при девочках, а при мальчиках, только когда они достигнут определенного возраста…), и она уже знала это (вероятно).

Вместо этого он спросил:

— Твоя сумка с вещами в ванной?

— Да, — ответила она, взяв дорожную кружку.

— Она собрана или ты ее оставляешь?

— Собрана. Вечером я возьму другие вещи, так что нужно захватить ее с собой.

— Запасись вещами, spätzchen.

— Вас поняла, Призрачный Всадник, — сухо ответила она, плеснув сливки в кружку.

Да.

Ему все время хотелось ее трахнуть.

Джонни ухитрился не наброситься на нее у кофеварки, и они с Рейнджером пошли за ее сумкой.

Затем они с Рейнджером, сумкой и дорожной кружкой проводили ее до машины.

Он бросил сумку с ее вещами на заднее сиденье.

После чего позволил себе некоторое время целоваться с ней, горячо и жестко, у дверцы ее машины.

Затем они с Рейнджером загрузились в его пикап и последовали за ней по дороге от мельницы.

***

— Я остаюсь.

Достаточно сказать, что Джонни пришел в восторге от заявления своего брата.

Однако, как только он его услышал, — в тот же день, когда узнал, что отец Иззи был не простым мудаком, а вселенского масштаба, — стоя в отсеке самой первой автомастерской Гэмбла (только у этой автомастерской был один отсек, у других имелось, по крайней мере, два, в некоторых даже четыре), ему на ум пришел Тоби, сидящий за столом во дворе Иззи и наблюдающий за окном спальни Иззи.

Поэтому он не стал делиться своим восторгом.

Он почувствовал, как его брови сошлись вместе, и спросил:

— Почему?

Тоби пожал плечами.

Дерьмо.

— Тоби…

— Возможно, я еще не определился. Не знаю своих планов. Просто знаю, что останусь на некоторое время.

— Ты попал в неприятности? — спросил Джонни.

— Нет, — ответил Тоби, и Джонни внимательно наблюдал за ним.

Поняв, что брат не лжет, он спросил:

— Хочешь утешить мать-одиночку после того, как ее муж доказал, какой он большой мудак?

Лицо Тоби еле заметно изменилось, но этот нюанс могли уловить только их отец, Марго и Джонни.

— Нет, — ответил Тоби.

Абсолютная ложь.

— Руки прочь, брат, — заявил Джонни.

Именно тогда Тоби разозлился.

— Я туда не пойду, — отрезал он. — Господи, за какого козла ты меня принимаешь?