Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

***

Когда Гунхильда проснулась, было уже светло. Она ничуть не удивилась, обнаружив себя на вершине Дома Фрейра, в шалаше из еловых ветвей, на подстилке из лапника и шкур, укрытую шкурой и плащом, с ростовым топором под рукой. Она прекрасно помнила, почему и зачем здесь оказалась, и вещий сон, ради которого она сюда пришла, помнился совершенно отчетливо. Гунхильда содрогнулась, бросив мысленный взгляд назад в ночь: три норны у костра варили злые чары, чтобы погубить Харальда, а потом…

Гунхильда положила руку на рукоять секиры: твердое дерево было выглажено мужскими ладонями, многократно его сжимавшими, и ей было приятно к нему прикоснуться, будто это была живая рука самого Харальда. Каких же ужасов не приснится! Будто она своими руками убила одну из норн – среднюю… Но тут Гунхильда вспомнила, что младшая из норн имела лицо Хлоды. Вспомнила разговор, который они вели, и села на подстилке. Внутри похолодело. Это был… не сон? Она вопросительно взглянула на секиру, будто та, как живое существо, могла подтвердить или опровергнуть ее догадки. Еще там был Кетиль Заплатка, который и привел ее на холм норн… или ведьм, но он исчез, растворился во тьме, проводив ее сюда. Да и был ли он, хромой нищий, послуживший ей духом-проводником? Нет, наверное, это был все же сон. Уж слишком все это напоминало путешествие колдуна, владеющего искусством сейда.

Но неприятное чувство не проходило. Гунхильда помнила, что минувшей ночью ей открылось еще нечто ужасное… нечто непоправимое, какое-то большое горе… Она что-то знает, но память вытесняет это знание, не хочет допустить его… Но ведь придется вспомнить. Сейчас она встанет, пойдет назад в Эбергорд, и там Горм и Тюра спросят ее, какой сон послали ей боги. И надо будет отвечать. Беду от Харальда она отвела, но кто-то другой…

Хлода говорила, что лишь ценой смерти Харальда можно обезопасить ее собственных родичей, отца и брата. У Гунхильды упало сердце: неужели она, помешав ведьмам загубить Гормова сына, тем погубила свой род? Она закрыла лицо руками, не желая даже думать о возможности такого выбора. И тем более о том, что она, судя по всему, уже его сделала…

Но разве могла она поступить иначе? Что было бы, если бы после этой ночи Харальд не проснулся – там, в Хейдабьоре, умер бы во сне от неизвестных причин? Хлоду, конечно, никто бы не заподозрил. А вот ее, Гунхильду, вполне бы могли. Она-то ночевала вне дома, в священном месте, с обрядовым оружием, собираясь обращаться к богам! Люди решили бы, что она сделала совсем не то, что обещала: не пыталась увидеть вещий сон, а при помощи сейда отправила свой дух в полет и погубила врага своей семьи! При таком совпадении даже Горм, явно к ней благоволивший, усомнился бы в своей правоте.

Или она должна была отдать в жертву себя, лишь бы спасти двоих последних мужчин своего рода? Возможно, фру Асфрид решила бы, что так. Пожертвовать собой… и Харальдом… Умереть, броситься в бездну, увлекая за собой врага… Может, ей и следовало так поступить, но разве она принимала решение? Гунхильда помнила вспышку силы, наполнившей ее в те мгновения. Иное, высшее существо действовало ее руками, это оно смело злые чары, сожгло, будто пламя факела паутину в углу, а ей оставалось повиноваться воле богов. Значит, боги на стороне Харальда. А ей, как и многим героям древности, подобает с достоинством и твердостью принимать предначертанное.

Но нельзя же было вечно сидеть на вершине Дома Фрейра, будто валькирия на кургане, в обществе топора-бродекса. Солнце давно встало, под плащом и шкурами было жарко, пора выбираться из мира духов обратно к людям. Гунхильда выползла из шалаша и стала осторожно спускаться, используя древко секиры как посох. Подумать только, да неужели она ходила здесь глухой ночью, в темноте, почти бегом! Как только шею не свернула?

Она устала и проголодалась, хотелось умыться, расчесать волосы, поесть, отдохнуть в доме на лежанке… И все же Гунхильда брела не спеша, опираясь на Ключ от Счастья, будто ночные образы еще цеплялись за подол.

Вот показался Эбергорд, и Гунхильда удивилась – ворота были распахнуты, вокруг никого. Она вошла, оглядела пустой двор. Что такое? Усадьба будто вымерла.

– Куда все подевались? – В женском покое она обнаружила Унн и двух пожилых служанок Тюры, но больше никого. – Где королева? Где Горм конунг?

Три женщины как-то странно посмотрели на нее, и Гунхильда, было успокоившаяся, похолодела.

– Пришел корабль… – пробормотала Унн. – Приех… привез… Они все там.

Гунхильда торопливо прислонила к стене Ключ от Счастья и бегом бросилась в конюшню.

Но не проскакала она и половины пути до моря, как завидела впереди на дороге целую процессию, направлявшуюся ей навстречу. Гунхильда придержала коня, поехала шагом. Она уже различала повозку, окруженную людьми; в повозке кто-то сидел. Еще приблизившись, она увидела, что в повозке сидит Тюра, сгорбившись и закрыв лицо руками, а Горм почему-то идет рядом, держась за борт; его коня вели следом.

Едва помня себя, Гунхильда соскочила с седла; ее тоже увидели, и шествие остановилось. Вдруг стало тесно в груди, задрожали ноги, закружилась голова. Медленно, как старуха, Гунхильда пешком двинулась дальше, опасаясь упасть и жалея, что у нее нет больше Ключа от Счастья, служившего опорой. Под ногами был точно хрупкий лед, который вот-вот проломится, и она упадет в холодное бездонное море.

Множество людей вокруг повозки стояли тихо: ни гомона, ни крика. При виде нее люди расступались, и лица у них были такие же странные, как у женщин в доме. Гунхильда шла сквозь толпу, ничего не видя, пока не наткнулась на Горма, стоявшего возле резного борта повозки. Кто-то осторожно тронул его за рукав. Конунг обернулся, и ее поразило, как вдруг заострились черты его лица, как углубились морщины, будто время провело по ним резцом, сделав его разом на десять лет старше.

Увидев мертвенно-бледное лицо измученной девушки, он подумал, что она уже все знает, и молча посторонился.

Гунхильда никак не могла сообразить, где Кнут и почему Тюра в повозке так расстроена. При ее появлении королева не пошевелилась, не взглянула на нее. А потом Гунхильда увидела то, что лежало в кузове повозки рядом с Тюрой, и поняла, откуда идет сильный неприятный запах. Это было что-то, похожее на бревно, плотно обмотанное просмоленной шкурой и обвязанное веревками.

Сквозь шкуру было не видно, что там внутри. Но Гунхильда вдруг поняла, что знает. Размер и очертания светка, горестное лицо Тюры, запах… «Умрет он весело, как все, что делают молодые»… Там внутри – Кнут. Мертвый. Вот какое знание она вынесла из этой жуткой ночи.

Неясно было, что поразило ее сильнее: смерть жениха или то, что она знала об этой смерти заранее и ее предвидение сбылось. Грудь пронзила острая боль, мертвое лицо Кнута заволоклось туманом, все вокруг поплыло. Гунхильда попыталась уцепиться за борт повозки – той самой, на которой ее с женихом торжественно везли домой в День Госпожи, – бессильные пальцы лишь скользнули по дереву, и она без чувств повалилась прямо под ноги Горму. Ее рыжие волосы ее разметались по земле, будто лучи заходящего солнца.

Глава 13

– Посмотри, йомфру, вон уже видно Борг! – Регнер ярл остановился рядом, придерживаясь за канат, и кивнул куда-то вперед, по ходу корабля. – Вот туда тебе стоит отправиться первым делом и поблагодарить богов за то, что все с тобой сложилось на удивление благополучно.

– Я так и сделаю, – безучастно кивнул Гунхильда и подавила вздох.

Она сидела в кожаной палатке на корме, с откинутым пологом, чтобы можно было смотреть по сторонам – сейчас погода была спокойной, дождь не шел, в укрытии не было нужды. Близилась ночь, солнце садилось над зеленой равниной впереди; над пылающим шаром поднимались столбы желтого света, а по сторонам облака были залиты красным, будто кровь умирающего светила… Но за время плавания палатка не раз пригодилась: когда дул ветер, заливая корабль брызгами, или шел дождь. Мужчины, одетые в кожаные рубахи, привычно не замечали неудобств, а вот женщины, сопровождавшие Гунхильду Унн и Богута, совсем измучились и с нетерпением ждали конца путешествия.

А конец уже близился. Озеро Лёг, проливами соединенное с морем, было похоже на большой морской залив, но имело пресную воду. За проливами теснились множество островов и островков, большей частью необитаемых; говорили, что их многие тысячи. Ближе к морю лежали так называемые внешние острова: низкие, скорее просто голые камни, торчащие из моря, они были необитаемы и пусты, если не считать множества морских птиц и тюленей. Между ними еще не так сложно было находить дорогу, главное было не терять направления, следя за солнцем. А дальше пошли внутренние острова: эти были уже выше, иной раз как целые горы. На серо-бурых скалах, местами прикрытых тонким слоем почвы, рос лес, мох или трава. Здесь уже кое-где жили люди, охотники на морского зверя и птицу, рыбаки. Дерновые крыши домишек совершенно терялись среди зелени леса, среди берез и сосен.