История моей матери - Семен Бронин

Огюст, слава богу, был на месте: он жил теперь здесь постоянно, экономя на квартире.

- Это ты? - удивился он, вовсе не обрадовавшись ее приходу.- У меня вечером конспиративная встреча. Может, завтра придешь?

- Не могу. Я заболела.

- Чем?

- Простыла,- сказала она и повалилась рядом с диваном: оступилась или присела раньше времени. Он разволновался, бросился поднимать ее.

- Тогда оставайся, конечно! Я положу тебя в спальню - думаю, они не заметят... Но врача я все-таки позову завтра, а не сегодня. Нельзя, чтоб он их видел...

Она легла в кровать с чужим, несвежим бельем, но пренебрегла этим и ничего не сказала: одеревенела, как корабль, получивший в шторме пробоину, потерявший ход и отправленный моряками в доки. Полежав некоторое время без движения, она позвала Огюста и попросила, чтоб он сел рядом.

- Посиди со мной. Больше некому.

Он молча сел рядом на стуле, в том же беспогонном мундире, уже порядком поизносившемся. Она отметила это про себя, хотя ей должно было быть сейчас не до этого.

- Жар и голова кружится... Так и умереть можно. А я еще ничего в жизни не испытала. Даже любви не было... Ляг со мной, пожалуйста...- У нее и в самом деле в лихорадочном жару, вместе с предчувствием близкой смерти, возник страх, что она не сделает главного в жизни, для чего рождены и предназначены женщины.

Огюст вынужден был подчиниться, хотя мысли его были о чем угодно, но не о любовной связи - он согласился на ее настояния лишь после длительных колебаний и других проявлений мужской слабости. Добившись своего, она успокоилась, будто совершила то, чего от нее требовала природа, и с нее теперь нечего было взыскивать, и заснула. Огюста же начала мучить совесть, он позвонил от соседей руководителям, перенес встречу на следующий день: благо это ничего в истории человечества не меняло - и побежал за жившим в Версале доктором.

Доктор пришел, увидел следы недавней близости, решил, что лихорадка связана с нею (бывают и такие случаи), выслушал нелепые разъяснения Огюста, ничего не понял, поглядел на него как на любовного маньяка, и снова - уже внимательней - на больную. Он нашел у нее воспаление легких и настоятельно посоветовал положить ее в больницу. Идти в больницу она не захотела и даже открыла, чтобы сказать это, глаза и губы. Врач услышал ее голос, увидел выражение лица - понял, что в происшедшем виновны оба, и потому обоих и простил, сказал даже, что есть медицинская школа, предлагающая это средство как лечение. Он согласился вести ее на дому - естественно, за хорошие гонорары - и ушел, предписав кучу лекарств, из которых, по сегодняшним понятиям, хорошо если одно-два были не вредны, а полезны для ее здоровья.

Несмотря на лечение или благодаря ему, ей стало на следующий день легче, она встала и прошла к умывальнику. Ей было неловко, она не хотела повторять недавний опыт, сказала об этом Огюсту.

- Конечно, конечно! - поддакнул он ей.- И доктор это запрещает. Подождем, когда выздоровеешь...- И она не стала разуверять его или обсуждать случившееся: чувствовала себя еще слишком слабой, почти безжизненной.

- Так и не пришли твои заговорщики?

- Я на сегодня встречу перенес.

- Кто придет?

- Барбе, Селор и Дорио.

- Господи! Его еще не хватало.- Меньше всего на свете ей хотелось сейчас встречи с этим человеком.- Может, мне уйти?

- Никуда ты не пойдешь. После того, как все так хорошо началось.

- Что ты имеешь в виду?

- Твое состояние,- вынужден был слукавить он: утром он смотрел на приключение иными глазами, чем накануне вечером.- Тебе же лучше?.. Может, он и не придет. В последнее время он всех прокатывает... Но я тебе вчера все-таки чем-то понравился? - Он искал извинений своему поступку и хотел представить его порывом любви, захлестнувшим их обоих.

Она усмехнулась:

- Понравился.

- Чем?

- Своим мундиром... Ты же знаешь, я люблю бедных...- И хотя он ждал совсем иного, ему пришлось удовольствоваться этим.

Вечером пришли конспираторы. Огюст закрыл ее в спальне и попросил не слушать того, о чем будут говорить в смежной комнате. Пришли только Барбе и Селор, два члена правящего триумвирата партии. Третий, Дорио, в последний момент обманул их и не явился, чем они сильно возмущались, а Рене этому только радовалась. Она невольно слушала разговор из спальни: никогда не присутствовала на столь высоких совещаниях.

- Что ты хочешь от Дорио? - говорил Барбе: голос его она слышала на митингах, но сейчас, в отличие от трибуны, он звучал нотой ниже, надтреснуто и бранчливо.- Это же князь! Он будет со своим уделом переходить от одного сюзерена к другому и при этом никому не подчиняться! У него Сен-Дени, и ему плевать на все остальное! И в Бобиньи такие же! Ладно, мы с ними еще разочтемся - когда руки до них достанут.

- Ничего, что она там? - напомнил другой - стало быть, Селор.

- Да уж чего хорошего? - проворчал Барбе: он был зол на Огюста за его неуместное рыцарство.- Этот Огюст всегда кого-нибудь себе приведет! нарочно громко сказал он: чтоб слышала больная в спальне.- И непременно на явочную квартиру!

- Может, в сад выйдем? - предложил Селор: он был более покладист и снисходителен, что и было причиной того, что он не был первым в партии.

- Это нет уж. Сегодня свежо, а я только недавно с радикулитом развязался. Просто говорить будем тише...

Они так и начали, но потом языки их развязались, и они разве что не кричали. Рене не спала и не бодрствовала, но даже в таком промежуточном состоянии слышала их военный совет, постоянно перемежаемый бранью. Верная своему правилу не запоминать лишнего, она не вникала в их речи, но они, казалось, сами этого добивались: будто она была публикой, на которую был рассчитан их ворчливый пафос. Они собирали голоса в предстоящем голосовании, которое представлялось им решающим: у руководителей партий есть такая слабость - преувеличивать значение выборов.

- Как Федерация Севера? Она будет что-нибудь предпринимать? Или опять уйдет в кусты? Луи начнет когда-нибудь действовать? Или он умеет только подмахивать нашим и вашим? Огюст, ты у нас отвечаешь на Федерацию Севера? Ты ведь сам, кажется, оттуда? Не партия, а удельные княжества! Маркизы и бароны, а не коммунистические руководители!

Селор ответил за Огюста: выручил в трудную минуту.

- Что Огюст может? Их Москвой надо пугать. Ты ведь приехал с ее поддержкой и благословением? - обратился он к Барбе - не то с вопросом, не то с утверждением.

- Что Москва? - заворчал тот сильнее прежнего.- Ты же знаешь - что спрашиваешь? С Зиновьевым у меня наилучшие отношения, а с Берзиным (Руководитель разведки Красной Армии того времени.- Примеч. авт.) не очень. Он же требует, чтоб я чуть не лейтенантом его стал! Ведут себя как восточные сатрапы! И, главное, никак между собой не договорятся. Зиновьев сам не очень уверенно себя чувствует.

- Может, тогда держаться за того, кто больше всех значит?

- Мы уже определились и взяли курс на Зину. Надо соблюдать приличия... А Берзин ставит на Жака. У него с ним давно налаженные отношения.

- Это плохо,- сказал Селор и снова не то спросил, не то посоветовал: Но нашим этого знать не надо? Пусть считают, что все в порядке. Может, еще десять раз переменится. Кстати, и Москва не любит, когда говорят, что они между собой не ладят.

- Это-то ясно,- сказал Барбе.- Общие цели мне давно ясны, мне сейчас нужно голосование на Секретариате. Нужно потеснить Жака и выгнать эту старую лису Кашена. А заодно и всех профсоюзников. Надо, короче говоря, делать ставку на единение сил при дальнейшем давлении на тех, кто так или иначе связан с социалистами. Это наш первый враг сегодня. Так ставят вопрос в Коминтерне.

- Опять социалисты,- вздохнул Селор.- Что они дались им так?

- Все дело в них. Они, конечно, не первые наши враги - слабаки, есть и похуже, но они та фигура, в противоположении которой осуществится в конце концов наше единство и консолидация. Это диалектика, закон единства противоположностей. Важен не враг, а жупел - не понятно?

- Не очень,- сказал Селор.

- Я вижу, и ты заражен их влиянием. Надо будет тебя послать в школу Коминтерна. Там все доходчиво объясняют - не заметишь, так выучишься... А эта девочка - что она вообще делает? Кроме того, что живет с тобой, Огюст?

- Работает на Жака. С самим Фантомасом.

- Что?! - Барбе понизил голос, но так, что его слова стали слышны в спальне особенно отчетливо.- Прямо во вражеском логове?.. Тогда пусть переходит к нам. Раз твоим гостеприимством пользуется.

Огюст подошел к двери и прикрыл ее - хотя был уверен, что Рене спит.

- Я как раз об этом и думаю,- зашептал он заговорщически.

Барбе повеселел:

- Ну раз так, с тебя все грехи снимаются. Старайся на полную катушку. Смотри только, чтоб тебя не переиграли, чтоб наоборот все не вышло...- И Рене, которой надоел их мужской треп, закрыла глаза и заснула: ей даже показалось в какой-то момент, что она выздоровела...

Следующая неделя была идиллической. Рене поправлялась, Огюст окружал ее заботой и вниманием. Рене потихоньку вела хозяйство, Огюст помогал ей и ежедневно, со скрытой целью, осведомлялся о ее здоровье. Спал он в другой комнате. Наконец он решил, что она достаточно выздоровела для возобновления телесной близости. Но начал он не с этого: