За кулисами. Москва театральная - Марина Райкина

6

Так что же это за профессия такая? Где поза, а где искренность? Где цинизм, где притворство, а где суть? Артистам не страшно задавать вопросы, от которых нормальные люди бегут, как от чумы, мол, «какую смерть желаете?». Ведь не раз умирали на сцене понарошку. И мало того что артисты изображают смерть, они еще в этот момент умудряются щекотать ее, то есть шутят. Это только несведущему в театральном деле господину придет в голову вопрос, заданный мольеровским Арганом.

– А это опасно – представляться мертвым? – спрашивает он.

– Нет-нет. Какая же в этом опасность, – смеясь, отвечает ему Туанетта. – Протягивайтесь здесь скорее.

Вот артисты и протягиваются, как велит им режиссерская фантазия. И что же? Думаете, тихо лежат? Да и не лежат вовсе, а только и думают о том, как им, «мертвякам», поскорее улизнуть со сцены и успеть на пару халтур. Но не тут-то было.

В Театре имени Ленинского комсомола в 60-е годы играли спектакль про Гражданскую войну. Там одного красноармейца убивали в начале второго акта, и он обычно падал возле кулисы, чтобы под шумок классовой борьбы незаметно исчезнуть из театра. И вот товарищи по сцене заготовили ему адскую пытку. Они решили «убить» его не у занавеса, а прямо на авансцене. Артист удивился, но, делать нечего, упал и прикинулся убиенным. Лежит, посматривает на часы, чувствует, что горит его халтура. Тогда на глазах у зала «покойник» приподнимается и, изображая предсмертные судороги, пытается отползти к кулисе.

– Добить гада! – орет белый офицер и, давясь смехом, производит «контрольный выстрел» в голову. «Гад» растянулся посреди сцены. Что он устроил после спектакля, описанию не подлежит.

После всех этих шуточек актеры порой доигрываются до такого цинизма в жизни, что становится жутко. В начале 70-х в знаменитом ресторане ВТО произошел такой случай. Гуляла актерская компания. Был там и артист Лаврентий Масоха, человек, как говорят, очень хороший, но игравший в кино исключительно мерзавцев и негодяев. На киностудиях, когда искали исполнителя на роль главного фашиста, обычно просили: «Пришлите артиста с внешностью Масохи». И вот ему, выпивавшему в приятной компании, вдруг становится плохо. Буквально за считаные минуты он умирает. Послали за доктором. Пока ждали – что делать? Накрыли несчастного салфеткой и продолжали пить. От такой картины у одних мурашки по спине, а у других желание поднять тост за свежего покойника.

7

Однако профессиональный цинизм не помешает мне восхищаться актерской братией. Они выходят к публике с температурой, с воспалением легких, с приступом язвы. И даже если в этот день похоронили маму. Выходят на сцену, играют, и для некоторых роль становится последней в их жизни. Как это случилось в Большом драматическом театре в Ленинграде с Виталием Полицеймако. В марте 1963-го он играл в спектакле «Дачники». Уже очень плохо себя чувствовал, но не позволил себе не довести роль до конца. Только шепнул партнеру Васильеву: «Боря, помоги мне уйти». Вышел за кулисы и потерял сознание. С диагнозом «инсульт» его доставили в больницу. Он прожил еще пять лет, хотя как артист умер на «Дачниках».

Великолепная мхатовская актриса Ольга Андровская блестяще играла свою последнюю роль в спектакле «Соло для часов с боем». Несмотря на преклонный возраст, на сцене она казалась необычайно легкой и изящной. Ее игру называли французской и сравнивали с шампанским. Мало кто из публики знал, что Андровскую привозили на спектакль из ракового корпуса клиники на Каширке.

1991 год. Наталья Вилькина, замечательная артистка, в тот день не была занята в спектакле. Пришла в Малый поговорить с директором насчет новой пьесы. Сидела на подоконнике, курила, болтала. Внезапно ей стало плохо. В театр она больше не вернулась – умерла.

На спектакле «Чайка» в Малом же театре в оркестре, игравшем на заднике, вдруг замолчала труба. Плохо стало музыканту – умер. Но публика ничего не должна видеть; поэтому артисты играют, музыка звучит…

8

Андрей Миронов. Красивый. Талантливый. Обожаемый всеми. Он умер на спектакле в своей лучшей роли – Фигаро – в августе 1987 года. Теперь про его смерть не рассказывает только ленивый, даже тот, кто в тот день не был в Театре оперы и балета в Риге, но знает артистов (костюмеров, гримеров, машинистов), которые знают, как было на самом деле. Любая смерть, особенно смерть великих, порождает массу спекуляций.

Все убеждены или очень хотят в это верить, что Миронов скончался, произнося монолог Фигаро, который в этот вечер «звучал особенно проникновенно». Но никакой ложной исповедальности у артиста, которому стало плохо, не было. Александр Ширвиндт играл рядом с Андреем Мироновым.

– Это был последний спектакль. Мы все устали. И на сцене заводили себя, хохмили, понимаешь? Уже прошел монолог Фигаро, Андрей говорил текст про беседку, где спрятались переодетые графиня и Сюзанна. И вдруг резко пошел на меня. Я думаю, ничего себе шуточки, я не ожидал. Как реагировать? А Андрей говорит: «Сильно болит голова», – и странно пошел в сторону.

Ширвиндт успел подхватить падающего Миронова и оттащить в кулису. Все закричали: «Занавес!» И еще истошнее: «Есть в зале врачи?» Набежали врачи, стали совать ему нитроглицерин, который, как потом оказалось, был только вреден. Примчалась «скорая», и когда Андрея несли на носилках, он только хрипел и ничего не говорил.

В приемном покое больницы нынешний директор театра Мамед Агаев, тогда работавший администратором, ножницами снизу доверху распорол костюм Фигаро, чтобы облегчить артисту дыхание. В клинику приехали светила – в это время в Риге проходил европейский конгресс невропатологов. После осмотра известный профессор Кандель произнес: «Всё, всё бесполезно». Двое суток артиста держали на аппарате искусственного дыхания, на третьи родные его приняли решение отключить. Он еще жил, как говорили врачи, совсем немного после того, как ему стало плохо на сцене. Хотя врач, а может быть, санитар, сопровождавший его, утверждал, что по пути в больницу Андрей что-то говорил про какую-то беседку. Медик не знал, что это слова из пьесы. Такая история смерти, когда он роль доигрывает в бессознательном состоянии, намного красивее прозаичной истории болезни – «упал, его тошнило».

Когда тело Андрея Миронова, обложенное льдом, везли на машине в Москву, на дорогу выходили люди: кто плакал, кто крестился, кто махал рукой. И это уже правда.

9

Удивительное дело: а ведь на сцене почти никто и не умер. Кин, сказав, что он умирает, скончался спустя полтора месяца. Мольер умер в тот же день в собственной квартире, у него горлом хлынула кровь. Хмелев и Добронравов скончались под крышей театра. Но, рассказывая красивые легенды, театр не врет. Вымыслом он поднимает артистов, которых многие годы за людей не держали: их даже хоронили только за городской стеной. К умирающему Мольеру наотрез отказывались приходить священники. «Грешный комедиант» умер без покаяния, не отрекшись от своего осуждаемого церковью ремесла и не дав письменного обещания, что в случае, если Господь по бесконечной Своей благости возвратит ему здоровье, он никогда более не будет играть в комедии.