За кулисами. Москва театральная - Марина Райкина

– Но будучи молодым, сильным человеком, он отдавал себе отчет, что придется, например, отказаться от плотской жизни?

– Было непросто. Но идея того, что мы хотим делать добро, была настолько сильна, что мы пошли за ней. Отказались от всего, что несет светская или плотская жизнь. История художника Хмелевского не имела на Войтылу решающего значения. Сначала был Терановский, а потом уже он.

Самое интересное, что человек, так повлиявший на Иоанна Павла II, даже не был ксендзом. Терановский был всего-навсего портным. Альбинос – белые брови, белые ресницы – и всегда как-то нелепо улыбался.

– Я не любил его, – говорит ксендз Малиньский, – а Войтыла всегда останавливал меня: «Неважно, как он говорит и как выглядит. Важно, что он нам хочет передать».

– Вы часто встречаетесь с Папой. Вспоминает ли он о своем театральном прошлом?

– Он не разговаривает о прошлом. Только о том, что происходит сейчас.

Да, Папа не возвращался к своему театральному прошлому, когда он считался лучшим актером «Рапсодичного» и даже был отмечен некоей наградой за сцену поединка в спектакле. Вспоминают, что на одном из представлений он читал фрагменты из поэмы Мицкевича, как вдруг в тишине на доме напротив заработал громкоговоритель немецкого радио. Радио сообщало об очередных победах немцев в Европе. «Кароль как будто не слышал этих слов, не изменил даже тона. Мицкевич в его интерпретации не принял этой жизненной цитаты».

Сегодня никто не жалеет, что актер Войтыла оставил сцену, ушел в церковь. Всей своей жизнью он доказал, что был великий славянин, может быть первый и последний, возглавивший католическую церковь.

Послевкусие

Легендарный театральный продюсер Л. Леонидов в конце своей жизни в Париже писал: «Нет ничего прекраснее театра, но нет и ничего страшнее его». Он знал, о чем писал – знал всю подноготную этого удивительного Дома, выстроенного на нервах и амбициях, знал всю его «кухню». Но фраза про «ничего страшнее» не мешала ему бесконечно любить театр.

Так и я – вижу только то лучшее, что заставляет в конце концов переживать чужую жизнь, как собственную. И плакать по ней, и смеяться. Люблю актеров, которые иногда заигрываются в нехороших детей. Но уж такой силы этот наш театр, раз способен завлечь, втянуть в свою орбиту и не отпускать. Поэтому мое закулисное исследование на этом не кончается и я с Вами, дорогой читатель, не прощаюсь.