За кулисами. Москва театральная - Марина Райкина

А как же крылатая фраза: «Мы актеры, наше место в буфете»? А как же мхатовские старики? Это совсем отдельная страница Художественного театра в частности и русского театра вообще.

6

Нет единодушия в этом «пьяном» вопросе среди режиссеров. Вот Иосиф Райхельгауз, большой спец по выпивке на сцене – начал в «Современнике» с постановки спектакля по рассказам Шукшина «А поутру они проснулись». Про людей, очнувшихся в вытрезвителе.

– В спектакле пили много на сцене, – рассказывал он, – но исключительно исходящий реквизит – воду вместо водки, чай вместо вина. Но вообще я заметил, что у артистов есть желание на сцене выпить по-настоящему. Отсюда происходят подмены, розыгрыши. Да что там артисты? Посторонние в эту игру охотно включаются.

Так было с лидером политической партии (ЛДПР) Владимиром Жириновским, которого режиссер однажды вытащил на свой спектакль «Подслушанное, подсмотренное, незаписанное», мы сыграли его в 2012 году (автор текста Евгений Гришковец). Дело происходит в ресторане, герои много пьют. А импровизационный театр, которым Райхельгауз занимается много лет, предполагает обязательное включение зрителей в действие. Взяли и вывели Жириновского, а тот, когда хлопнул рюмку, в свойственной ему обличительной манере произнес: «Надувают! Они же здесь воду пьют!» И тут же послал своих охранников за водкой, а те быстренько обернувшись, принесли несколько бутылок водки, которую и разлили артистам. Пришлось пить настоящую горькую.

Но Райхельгауз на этом не остановился и в своей работе «Пока наливается пиво» 2016 года, которую он сделал снова с Евгением Гришковцом, наливал артистам настоящее пиво и в придачу к нему – виски, вино, коктейли разные.

– Иосиф, как же вы, профессионал, решились на такое? С какой целью? – спрашиваю его.

– Для меня театр – это часть жизни, а не ее отражение. В данном случае артисты играют документированно, тем более что они не какие-то там вымышленные персонажи, а под своими именами. И люди в зале должны понимать, что артисты в баре, где происходит действие, пьют не воду. Что театр – это часть нашей реальности.

– Не боитесь, что артисты могут увлечься? Как их контролировать?

– Не увлекутся. Ну, если выпьют 50 грамм лишних две блондинки, значит, будут идиотичнее хохотать. Да и бармен Женя (Гришковец) присматривает за посетителями заведения.

7

– А вы хоть раз выходили на сцену под этим делом? – спрашиваю я артистов. Не каждый готов в этом признаться.

Борис Иванов (увы, ушедший прекрасный характерный актер Театра Моссовета):

– Надо сказать, что за всю жизнь я в театре был пьяным только один раз. Ко мне приехал фронтовой друг, предложил отметить встречу. «Да я не могу, у меня вечером спектакль», – отнекивался я. «Да брось ты, такой случай». Короче, мы выпили, и вечером я пришел на спектакль. Причем ролька у меня была маленькая – я пел за кулисами. Спел – и… меня развезло. Меня спрятали в гримуборной, чтобы я проспался. С тех пор у меня табу: театр, радио, машина и кино – ни грамма.

Про мхатовских стариков рассказывают легенды, за достоверность которых ручаются даже работники МХАТа. Например, известно, что замечательный актер Алексей Грибов без ста граммов коньяка на сцену не выходил. А во время антракта, когда к артистам заходил режиссер, чтобы сделать замечание, они внимательно его выслушивали, с умным видом помешивая ложечками чай в стаканах. Режиссер не догадывался, что вместо чая там был коньяк.

Однако при всем при том вспоминают случай, произошедший на гастролях в Польше, куда МХАТ привозил «Кремлевские куранты». К 6 часам к служебному входу потянулись артисты, и администратор видит, как, сильно пошатываясь, приближается исполнитель главной роли инженера Забелина – народный артист Борис Ливанов.

– Как вам не стыдно? – спрашивает администратор, от ужаса не найдя других слов.

– А вы посмотрите, что с Владимиром Ильичом делается, – отвечает тот, показывая на Алексея Грибова.

Но тут следует не поддаваться на провокации и не верить всему, что любят говорить об артистах. Судя по всему, этот диалог возле варшавского театра принадлежал не Ливанову и администратору. Вот что любят рассказывать про своего корифея (каждый раз, правда, называются разные фамилии) английские актеры. Спектакль «Гамлет». Первый акт. В зале робкий шепот, который перерастает постепенно в громкое недовольство: «Гамлет пьян».

Гамлет выходит на авансцену и, обращаясь к публике, говорит:

– Вы еще Клавдия не видели…

8

Что там актеры! Вот находятся режиссеры, которых хлебом не корми, дай напоить публику. Эту традицию – подносить зрителю во время спектакля или антракта – ввел Юрий Любимов, славившийся радикальными поисками на театре. На одном спектакле он выдавал 25 грамм беленькой с бутербродом в нагрузку.

– Нет, не Любимов первым начал, – утверждает режиссер Иосиф Райхельгауз.

Оказывается, моду на не фальшивый алкоголь в театре ввел не кто иной, как Петр Фоменко, которого в 1968 году за талантливое вольнодумство выгнали из театров, где он работал, и он с трудом устроился в Студенческий театр МГУ на Ленгорах. Тогда со студентами он поставил спектакль по указам Петра Первого «На Руси есть веселие пити».

– Так что придумал Петр Наумович? – продолжает Райхельгауз. – Я у него стажером был и все видел. У него пили не артисты, а зрители, которых билетеры не пускали в зал, пока те не выпивали свои 30 или 50 грамм водки. А все было обставлено художественно: красиво выносили подносы, угощали. Так публика доходила до нужного градуса. Потом этот прием Фоменко позаимствовали многие – на Таганке, у Марка Розовского и другие.

А Михаил Левитин? Редкий спектакль его обходится без этого дела. Почему?

Михаил Левитин, главный режиссер театра «Эрмитаж»:

– Люблю в сложные обстоятельства заманивать зрителя простыми способами – выпить, поговорить, завести. Зритель ведь что думает: «Раз вынесли выпить, значит не так уж страшно». И потом, если на сцене пьют, что же зрителю мучиться?

Марк Розовский, худрук театра «У Никитских Ворот», подносит публике, даже когда артисты воздерживаются. На спектакле «Песни нашего двора», который и играют в крохотном дворике театра, он трижды использует прием спаивания зрителей, причем неожиданно. Вдруг в какой-то момент в зал вплывают подносы со стопочками и скромной закусью в виде черного хлеба с кусочками селедки, и зритель, следует заметить, веселеет на глазах. А особо расслабившиеся тут же затягивают «Мурка, ты мой Муреночек», подпевая артистам. Расчет режиссера – в десятку. В финале – овация.