Сбить на взлете - Илья Бриз

Взлетел очень легко — пушка и крупнокалиберные пулеметы сняты. Боеприпасы к ним, соответственно, тоже отсутствуют. Меньше вес — лучше скороподъемность и маневренность. А эти факторы мне сейчас ой как потребуются. Немцы мой пролет на север наверняка засекли — у них здесь радиолокаторов хватает. Но над морем должны были потерять — дальность обнаружения маловата. На практический потолок вышел, уже повернув к суше — всего-то в пяти километрах от берега. Все нормально, только пить очень хочется — разряженный воздух с кислородом на этой огромной высоте жуть как сушит носоглотку, постоянно хочется облизать губы, глотнуть воды. Перетерплю, не маленький. Ха! А ведь восемнадцать мне уже исполнилось — мама говорила, что в первом часу ночи орать начал как оглашенный. Мама, мама… Этот полет — тоже месть за тебя и отца. Интересно, сколько жизней наших бойцов спасут фотоснимки?

Опомнились — мне до города треть пути осталось, а они только-только открыли заградительный огонь впереди по курсу. Вспухающих сероватых разрывов зенитных снарядов вокруг появилось множество. Но с очень большим разбросом как по расстоянию, так и по высоте. Тем лучше — летел ведь по горизонту без потери высоты. Теперь можно все время идти в пологом снижении со все время изменяемой вертикальной скоростью. Ну и скольжением с курсом все время играть. Со скоростью осторожнее — ходят слухи, что если превысишь семь сотен в час, то фонарь может отсосать. Он у меня вообще-то на этот случай дополнительно закреплен — изнутри только аварийный сброс работает. Но все равно не перестараться бы. Ну вот и огромный Кенигсбергский замок — внушительно смотрится. Зенитки ополоумели, да вот только все время мимо стреляют. Включаю АФА, и короткая пятисекундная «площадка» на шести тысячах метров. Ага, опоздали зенитчики — разрывы снарядов чуть ли не полукилометром выше. Пикирование до четырех и еще десятая часть минуты на боевом курсе. Теперь деру с переменной траекторией полета. О, пара Густавов взлетает — очень хорошо, еще и аэродром можно зафиксировать на пленке — три секунды горизонтального полета, не больше. А мессеры все равно не догонят — кишка тонка в наборе высоты большую скорость набрать. Отворачиваю почти на восток — так ближе к линии фронта. Да и моя бывшая третья уже должна быть в воздухе — готовят «худым» очень горячую встречу из своих пушек и крупнокалиберных пулеметов.

Ни фига себе — все прошло как по маслу. Возвращались на свой аэродром в приподнятом настроении. А тут… Мне когда-то папа рассказывал об этом красивейшем явлении. Другие опытные летчики тоже не один раз упоминали. Кто-то даже, описывая зрелище, экспрессивно выразился: «Увидел, и помирать не страшно!»

Мы двигались курсом на восток-юго-восток на эшелоне две тысячи почти точно навстречу солнцу. Попали под легкий дождь из висящей на несколько километров выше тучки. Я даже оторвал руку от рычага нормального газа, пытаясь протереть глаза. Видение было сказочно-чудесным. Яркое слепящее светило выглянуло впереди из-за облака, и прямо перед самолетом волшебно вспыхнула всеми своими насыщенно-яркими и одновременно хрустально-прозрачными цветами огромная круглая радуга. И летели мы, а казалось — падали, точно в центр этого великолепия*.

* А не сказка это. Сам в юности наблюдал несколько раз это красивейшее зрелище, летая на примерно таких же высотах.

Орден «Ленина» за одну единственную разведку? Непостижимо! Но командование именно настолько высоко оценило мой полет над Кенигсбергом. Оказывается, съемка помогла вскрыть всю систему зенитной обороны города — на распечатках были отчетливо видный вспышки выстрелов «ахт-ахт». То есть, когда начнется штурм, наши бомбардировщики, зная с какой стороны безопаснее заходить на цели, быстрее уничтожат ПВО противника и, следовательно, понесут меньшие потери. С учетом того что, как уже при разборе полета выяснилось, я был не первым — успели потерять в разведке над Кенигсбергом две «Пешки» с экипажами. Ну, тихушники — зла на них не хватает. С другой стороны — если бы знал заранее, то вряд ли бы решился на этот полет.

Что больше всего радует — за орденом отправляют в столицу. Жену почти полгода не видел. Валюшины фотографии — это, конечно, хорошо, но обнять любимую будет еще лучше. Сдаю дела уважаемому «аксакалу» полка, Лехе Годоляке, и завтра, нацепив новенький мундир с золотыми погонами и понавесив на него все награды, помашу рукой своим парням и «вечерней лошадью», то бишь Ли-2, в девичестве звавшийся Дугласом, отбуду в Москву. Судя по сводке погоды, в столице заметно прохладнее, чем в Прибалтике, но мне почему-то кажется, что теплый Валенькин взгляд согреет меня лучше любой шинели.

Утром с хорошей компанией штабных загрузились в транспортник. Настроение у всех офицеров было отличным — все-таки переломили мы хребет фашистской гадине. Теперь уже на все сто понятно, что пусть не в этом году, а в следующем, но войдем в Берлин и покараем фашистскую нечисть. Немножко подпортило сообщение, что с нами летит некий большой начальник. Вот-вот появится — тоже вдруг зачем-то потребовалось отбыть в столицу. Два истребителя сопровождения уже успели подняться в воздух и сейчас наматывали круги над аэродромом в ожидании взлета нашего Ли-2. Начальник так и не появился, поэтому взлетели почти с получасовой задержкой. Прикрывавшие нашу машину «Лавочкины» проводили полсотни километров и отвернули назад — горючку-то еще над аэродромом пожгли, в ожидании нашего вылета.

— Да здесь немецких охотников быть уже не должно — достаточно далеко от фронта отлетели, — высказался бравый старлей, провожая взглядом удаляющиеся «лавки».

— Не скажи, — вдруг хмуро покачал головой капитан в великоватом полушубке, — по закону подлости, именно в таких случаях и появляются.

Я внимательно осмотрел небо с одного борта, потом метнулся к иллюминаторам другого — накаркал капитан. Два «худых» уже заходили на наш самолет. Бортстрелок открыл огонь из Березина в верней турельной установке слишком рано. Я, оттолкнув радиста от шкворневого ШКАСа в хвосте машины, успел отогнать от нашего хвоста одного мессера. Но другой, зайдя снизу, сходу поджег левый мотор. Тысячесильный АШ-62ИР, точно такой же, как на последних сериях «Ишаков», выплюнув клуб черного дыма, вспыхнул ярким пламенем. Пилоты бросили машину вниз — все-таки преимущество немецких истребителей по скорости и маневру было очень уж большим. Правый мотор пережил своего собрата всего на пару минут. Правильное решение — сходу садиться на вынужденную — было принято слишком поздно. Худые, практически не обращая внимания на мои экономные очереди — стрелок в турели был уже мертв, а у техника со вторым скорострельным пулеметом закончились патроны — прошивали из своих пушек фюзеляж насквозь. То ли один из летчиков в кабине был еще жив, то ли оттримерована машина была правильно, но мы еще как-то летели в пологом снижении. А затем был удар о заснеженное поле, выбивший из меня дух. Пришел в себя от вялых пощечин — накаркавший капитан, истекая кровью из развороченного бедра, пытался что-то сказать.

— Лесные… — и, умирая, указал на правый борт.

Картина, открывшаяся в иллюминаторе, не порадовала. От перелеска к дымящему самолету, грамотно прикрываясь пологими холмиками и неровностями земли, короткими перебежками двигались люди с оружием. Никак не бойцы РККА, так как разномастные стволы были направлены к нам, а не наоборот. Тогда-то и дошло, что пытался сказать капитан — лесные братья, как называли себя отщепенцы, с самого начала войны служившие гитлеровцам. И уходить было уже поздно — редкие выстрелы и короткие очереди слышались со всех сторон.

Не повезло. Называется, слетал в Москву за орденом. Выдрал из турели крупнокалиберный пулемет, проверил ленту — патронов еще хватало — и приготовился открыть огонь, когда враги подойдут ближе. Противники почему-то тянули. Догадались, что здесь их ждет очень горячий прием из Березина? Хотят взять живым?

Поудобнее устроился у большой рваной дыры — практически амбразура — в левом борту фюзеляжа. Устроился и задумался перед своим последним боем. Увы, но на земле, а не в небе, где кое-какие умения у меня присутствуют. Последнее время буквально мучило одно чужое воспоминание — документальные кадры кинохроники. Огромный ядерный гриб над вражеской столицей. Ну ведь не должно быть такого в нашем мире — войска Красной армии наверняка возьмут вражескую столицу раньше, чем американцы сделают атомную бомбу. Тогда откуда взялись эти кадры? Или мое вмешательство в историю оказалось настолько существенным, что ход войны уже изменился?

Размышления были прерваны длинной очередью из МГ-42. У лесных братьев есть пулемет — очень плохо. Но живым им все равно не дамся. Перед глазами вдруг мелькнуло лицо жены и почему-то та круглая радуга…