Песни мертвых детей - Тоби Литт

К полудню на берег высадилось тринадцать дивизий. В Хайт, Рай и Истбурн вторглась Шестнадцатая армия, отплывшая из портов Роттердама и Булони. Пляжи буквально кишели захватчиками в серой форме и касках, похожих на ведерки для угля; враг набегал на берег, точно волна за волной, и скоро на суше его солдат стало едва ли не больше, чем на море. Увы, к нашему несчастью, сражение за Брайтон агрессор выигрывал. Над Уортингом уже реяла свастика. Девятая армия накрыла Хоув плотным артиллерийским огнем. Несколько небольших участков на самом побережье и в прилегающих к нему районах оказали упорнейшее сопротивление и какое-то время держались. Сколь же велики были наши потери, сколь много доблестных солдат пало за правое дело — в Ист-Уиттеринге и Ху-Коммон, в Писмарше и Гестлинг-Грине, в Криппс-Корнере и Аппер-Диккере. Но пришло время оторвать взгляд от этой картины, какой бы чудовищно завораживающей она ни была. Обратим взоры к населенному пункту, который может кому-то показаться небольшой и не особо значимой деревушкой: к Эмплвику.

Пройдет две недели, прежде чем силы вермахта выиграют сражение за Мейдстоун, обогнут Лондон, Сент-Олбанс, Ньютон и продвинутся на север вплоть до самого Мидфордшира.

Но благодаря разветвленной шпионской сети немецкое верховное Командование узнало о стратегическом значении Эмплвика. В этом населенном пункте служили три самых храбрых английских парня — точнее, так тогда считалось. (Дальнейшие события показали, что лишь двое доказали свою доблесть и не уронили честь. Третий же, пусть его имя будет вовеки проклято, предал нас всех.)

Нацисты знали: как бы стремительно они ни продвигались вперед, если Эмплвик не покорится им, то их господство в других местах не имеет никакого смысла.

Именно здесь Англия должна была выстоять или пасть; здесь, где, как считалось, бьются самые верные и отважные сердца.

Поэтому враг предпринял внезапную атаку, с парашютистами и планерами. Первоначально силы вермахта развернулись вокруг маленького дома, в котором проживал я с родителями. В донесениях нацистской разведки говорилось, что из всех троих именно Восток был самым слабым звеном, именно его легче всего подкупить или запугать. В М-день, вскоре после рассвета, парашютисты 7-й дивизии приземлились рядом с домом и блокировали оба конца Тупика. Слабое сопротивление местных сил самообороны оказалось сломлено прискорбно быстро. Противник потерь не понес.

Когда началось вторжение, я спал, а потому не смог организовать полноценную оборону. Одного из моих родителей-предателей, моего отца, послали разбудить меня. У меня тотчас возникли подозрения, что здесь что-то не так Ведь обычно меня будила мать. Но обстоятельства складывались так, что я не мог действовать, основываясь лишь на своих подозрениях.

Под дулом пистолета меня отвели вниз, на кухню. Понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, от кого нацисты получали сведения. За кухонным столом сидела Альма, эта женщина с немецким именем. Рядом с ней сидел командир 241-й Команды СС и что-то доверительно нашептывал в ее предательское ухо. Они привязали меня к пластиковому стулу. Затем мать отослали, не позволив сказать ни слова. Я остался один в заботливых руках гестапо. Свет на кухне был нестерпимо ярок. Шпионка Альма, не теряя времени, приступила к допросу.

— Мы знаем, чем вы занимаетесь, — сказала она.

Что это было — мое смятение или в ее голосе действительно звучал отчетливый нацистский лай?

— И мы знаем, что вы собираетесь сделать, — продолжала она.

Я молчал.

— Мы также знаем, что ты вовсе не плохой мальчик Судя по тому, что я слышала, ты вовсе не хотел, чтобы случилось такое.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил я.

Ну что ж, начал я достаточно храбро, но смогу ли продолжать в том же духе?

— Питер, — сказал командующий Команды СС, — понимаешь, все это очень-очень серьезно.

Разумеется, я понимал, что это очень-очень серьезно. Произошло вторжение. Что может быть серьезнее. На мгновение меня захлестнула беспомощность. Конечно, Сопротивление будет действовать и без меня, по крайней мере пока. Но хорошо бы передать весточку остальным.

— После того как мы закончим здесь, — сказала шпионка Альма, — мы отправимся к Эндрю, а затем к Полу. Если ты расскажешь нам, чем вы занимаетесь, нам будет проще принять верное решение.

Очевидно, изменница имела в виду их планы оборонительных действий. Я обязан был сохранить их в тайне — Совершенно Секретно. Я подумал об Архивах, тщательно спрятанных наверху. Я вспомнил о пожаре, из которого я их спас. Немыслимо, невозможно, чтобы теперь я с такой легкостью, с такой скоростью поддался на обман и предал своих соратников и наше общее дело.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал я.

Шпионка Альма и Бригадир СС в отчаянии переглянулись.

Меня обласкал слабый прилив надежды. Первая контратака проведена успешно.

Шпионка Альма встала. Мне стало ясно, что она в бешенстве, но ей не хотелось, чтобы я понял, что она в бешенстве. Именно такой мне и хотелось ее видеть: более слабого положения для взрослого человека не существует. Если бы я еще чуть-чуть постарался, она бы пришла в такую ярость, что вообще потеряла бы способность говорить.

Бригадир СС жестом приказал шпионке Альме выйти вместе с ним из кухни. На страже остался один офицер СС, звания его я не знал.

Почти сразу же в кухню впустили мать с отцом.

— Ты должен им сказать, — сказала мать. — Что бы ты ни сделал, мы все равно тебя любим и мы простим тебя за это, обещаю, но ты должен им сказать.

— Слушай хорошенько, что мама говорит, — добавил отец.

Подослать родителей — давняя тактика допроса, но отнюдь не та, что может сломить столь опытного солдата, как я. Молчание. Я просто сидел, скрестив на груди руки, опустив глаза.

Вернулся Бригадир СС. Приказал подчиненному:

— Отведи его в школу. Девчонка с бабкой и дедом уже там. А мы приведем остальных двоих.

Я упал духом: они схватили Миранду. И, судя по тому, о чем проговорился Бригадир, вполне возможно, что их уже принудили к сотрудничеству. От Берта и Эстель я ничего особенного не ждал. Они всего лишь гражданское население.

Эсэсовец отвел меня наверх и стоял у дверей, пока я снимал пижаму и одевался.

Я размышлял, сколько у меня шансов на успешное бегство. Имелась лишь одна возможность: прыжок из окна второго этажа, а затем бросок в заросли крапивы. Даже в самом худшем случае это может стать отвлекающим маневром: у лейтенанта Юга и сержанта Севера появится время на то, чтобы осуществить побег и начать действовать. Но поскольку они ничего не узнают, то вряд ли воспользуются выигранным временем.

Я оставил эту мысль и принялся надевать форму Команды. Одеваясь, я постарался спрятать на себе как можно больше снаряжения и оружия. В сапог сунул швейцарский армейский перочинный нож В нагрудный карман положил металлическую пилку для ногтей и кусок веревки. В носки запихнул пару спичек и полоску наждачной бумаги. Я чувствовал, как она царапает мне лодыжку.

— Что ты там копаешься? — спросил эсэсовец.

Напоследок в передний карман брюк я положил финку. Это была приманка — если меня обыщут, ее найдут первой и, возможно, дальше искать не станут.

Экипировавшись таким образом и собравшись с духом, я вышел из спальни, позволил отвести себя вниз, запихнуть в гестаповскую машину и отправить в лагерь для интернированных.

Шпионка Альма и Бригадир СС продвигались к дому сержанта Севера. Там все лежали в постелях. Именно это обстоятельство пошло на пользу сержанту Северу, когда он, как и мать с отцом, проснулся от стука фашистов. (Ни единый дружеский кулак никогда не колотил по этой двери: все посвященные и близкие знали, что в этом доме пользуются лишь боковым входом.)

Отец сержанта Севера, генерал-майор Север, спустился в халате и шлепанцах. Север подкрался к лестничной площадке. Он услышал вражьи голоса. Они требовали пустить в дом, к нему в спальню. Как и следовало ожидать, среагировал Север мгновенно. Он бросился к себе в Орлиное гнездо, схватил форму и швырнул ее в окно. Затем тихо и осторожно он двинулся тем самым путем, какой использовал его отец, после того как сделал с крыши несколько снайперских выстрелов. Никогда прежде Север не опробовал этот опасный спуск. Будь у него выбор, он не пошел бы этим путем босиком, в сырое и промозглое утро в разгар зимы. Но время значило слишком много.

Он слышал, как отец внизу кричит

— Убирайтесь! Вон из моего дома!

Сколь желанной ни была эта задержка, сержант Север не мог позволить, чтобы его схватили.

Поскользнулся ли он? Пролетел ли фут или полфута, а потом замер, затаив дыхание? Болели ли у него пальцы, когда он цеплялся за ледяную водосточную трубу? Этого мы, наверное, никогда не узнаем. Но Север добрался до земли, и добрался в целости и сохранности, в этом сомнений быть не может. Подняв одежду, он кинулся к отцовскому сараю из гофрированного железа. Там он натянул форму. Затем, как и лейтенант Юг, он вооружился. В просторные карманы брюк и куртки он сунул долото, несколько гвоздей, нож и зажигалку. Не теряя времени, он выбрался из временного убежища. Он знал, что если фашисты примутся прочесывать окрестности, то первым делом осмотрят сарай. Он не мог подвергать себя риску и пробираться по подъездной дорожке или через боковую калитку, поскольку там наверняка выставлена охрана. Вместо этого он перелез через забор позади дома и пересек соседскую лужайку. Затем он сумел протиснуться через просвет в кустах бирючины и выйти на дорогу.