Три сердца и три льва (сборник) - Пол Андерсон

– В самом деле, – проговорила она. – Ты прав. И вполне естественно, что ты спешишь возвратиться к возлюбленной, к своей Фреде.

Она вдруг беззвучно рассмеялась:

– Знаешь, кто твой отец, Скафлок? Сказать?

Он зажал ей рот своей ладонью, чувствуя, как в сердце закрадывается страх.

– Нет! Ты же помнишь слова Тюра!

– Замкни мои уста поцелуем, – прошептала она.

– Время уходит… – Он нехотя подчинился. – Теперь мы можем идти?

– Холоден твой поцелуй, – пробормотала эльфийка, – холоден и равнодушен. Куда ты пойдешь в таком виде, голый и без оружия? Ты оборотень, и железо отпугивает тебя, но, – она раскрыла сундук, – вот одежда. Рубахи, штаны, башмаки – выбирай, что нравится.

Скафлок торопливо оделся. Платье пришлось ему впору; по этому и по меховому подбою плаща он догадался, что Лия облачила его в наряд Вальгарда. На пояс он повесил топор из эльфийского сплава. Лия закуталась в огненно-алую накидку и поманила юношу за собой.

По длинной лестнице они спустились в подземелье. Там было холодно и тихо, но тишина, казалось, вот-вот сменится многоголосым гамом. Им навстречу попался тролль. Рука Скафлока невольно потянулась к топору, но воин лишь кивнул головой, очевидно приняв юношу за Вальгарда. Сходство между этими людьми усиливалось еще и тем, что, будучи в бегах, Скафлок отрастил себе бороду.

В сыром мраке подземелья лишь изредка мерцали факелы. Шаги Скафлока отдавались эхом под низкими сводами, Лия ступала неслышно.

Они остановились у стены, среди камней которой проступало из тьмы белесое пятно. Присмотревшись, Скафлок различил на пятне руны. Чуть поодаль видна была запертая дверь. Лия показала на нее.

– Там Имрик держал мать подменыша, – сказала она. – Иллреде велел подвесить его в той же темнице над неугасимым огнем. Вальгард, когда напьется, приходит сюда, чтобы отхлестать моего брата кнутом.

Пальцы Скафлока стиснули рукоять топора. Однако, подумалось ему вдруг, разве иначе обращался Имрик с троллихой, да и со многими другими? Разве не права была Фреда – вернее, ее Белый Христос, о котором она говорила, – в том, что зло порождает зло и ведет к Рагнареку? Ведь любовь и прощение побеждают гордость и мстительность, они вовсе не проявление слабости, а то, к чему нужно стремиться и чего так трудно достичь.

Но Имрик воспитал его, Альвхейм приютил, и какое ему дело до людских заповедей? Скафлок ударил топором по стене.

Сверху донесся шум – топот ног и крики.

– Тревога, – прошептала Лия.

– Наверное, они нашли стражника, которого мне пришлось убить. – Скафлок надавил на топор. Цементная кладка начала осыпаться.

– Тебя видели? – спросила эльфийка.

– Может быть, когда я орлом кружил над замком. – Рукоять топора неожиданно обломилась. Скафлок выругался.

– Вальгард достаточно умен, чтобы сообразить, что это был за орел. Он пошлет воинов, и если они застанут нас здесь… Скорее же!

Она напряженно прислушивалась к звукам наверху, которых не могли заглушить ни скрежет металла о камень, ни шорохи подземелья.

Скафлок вставил топор в трещину и навалился на него всем телом. Раз-два-три – закрывавший нишу камень вывалился наружу.

Дрожащими от волнения руками Скафлок взял меч.

Он был огромен и тяжел, этот обоюдоострый клинок, к половинкам которого прилипли комья сырой земли. Как ни странно, ржа не тронула его, и острия ничуть не затупились. Отливавшая золотом рукоять изображала свернувшегося кольцами дракона; шишечка, которой она заканчивалась, была головой чудовища, а гарда – его хвостом. Заклепки сверкали словно самоцветы драконьего клада. Широкое лезвие меча испещрено было рунами, прочесть которые Скафлок не мог, но колдовское чутье подсказало ему, что могущественнейшие из них расположены у самого кончика.

– Оружие богов. – Взгляд юноши выражал благоговейный страх. – Последняя надежда Альвхейма…

– Надежда? – Лия попятилась, закрываясь руками. – Хороша надежда! Неужели ты не чувствуешь?

– Что?

– Эта сталь голодна, она жаждет крови. Да, клинок тебе подарили боги, но сила его – не от них. На нем лежит проклятие, Скафлок. Он погубит всех, кого только сможет. – Лия вздрогнула; ей стало холодно, однако не от того, что они находились в подземелье. – Сдается мне… Скафлок, прошу тебя, положи его обратно.

– Но ничто другое нам не поможет! – Завернув обломки клинка в свой плащ, он сунул их под мышку. – Пойдем.

Лия неохотно довела его до лестницы.

– Осторожнее, – предупредила она. – Мы наверняка с кем-нибудь столкнемся. Говорить буду я.

– Зачем подвергать себя опасности? Или ты бежишь со мной?

Эльфийка повернулась к нему:

– Ты боишься за меня?

– Разумеется, как за весь Альвхейм.

– А… за Фреду?

– Фреда для меня дороже всего на свете, дороже эльфов, богов и людей, вместе взятых. Я люблю ее.

Румянец на щеках Лии сменился прежней бледностью.

– Не стоит за меня бояться, – сказала она. – Я всегда сумею убедить Вальгарда, что ты околдовал меня и принудил пойти с тобой.

На верхней ступеньке лестницы маячила фигура стражника.

– Стоять! – гаркнул тролль, едва завидев их.

– Ты смеешь приказывать своему князю? – ледяным тоном осведомилась Лия.

Тролль попятился:

– Прости, господин… я… ты проходил мимо совсем недавно…

Они вышли во двор. Скафлок уверен был, что обман вот-вот раскроется. Бежать, бежать отсюда! Лишь могучим усилием воли удалось ему сохранить наружное спокойствие.

Воинов во дворе было не много. На востоке уже занималась заря. Было очень холодно.

Лия жестом велела отпереть западные ворота замка. Тролли повиновались. Эльфийка заглянула в глаза Скафлоку.

– Дальше ступай один, – проговорила она. – Ты знаешь, что делать.

– Да вроде бы, – ответил он. – Мне нужно найти великана Болверка и заставить его выковать меч заново.

– Болверк… Его имя означает «злодей»… Я начинаю догадываться, что это за клинок и почему до него не осмелится дотронуться никто из карликов. – Лия покачала головой. – На твоем лице, Скафлок, я читаю, что никакие бесы и демоны не остановят тебя, разве что смерть или отчаяние. Но подумал ли ты о своей драгоценной Фреде? – Последние слова она произнесла с кривой усмешкой.

– Она не хочет расставаться со мной. – Улыбка Скафлока исполнена была любви и гордости. Первые лучи солнца золотили его волосы. – Нас с ней не разлучить.

– Так-так. А где ты собираешься искать великана?

Лицо Скафлока посуровело.

– Я думаю пробудить мертвеца, – сказал он. – Имрик научил меня, как это делается. Им многое ведомо.

– Но ведомо ли тебе, что мертвые мстят тем, кто нарушает их сон? Устоишь ли ты против призрака?

– Я должен попытаться. Сдается мне, колдовство убережет меня.

– Тебя, может, и убережет, а… – Лия запнулась. – А если он отомстит тебе, погубив Фреду?

Его губы побелели.

– Она так тебе дорога? – тихо спросила эльфийка.

– Да, – ответил он хрипло. – Ты права, Лия. Пускай лучше падет Альвхейм, чем…

– Подожди! Я хочу дать тебе совет. Но сперва я попрошу тебя об одолжении.

– Скорее, Лия, скорее!

– Скажи мне вот что. Если Фреда покинет тебя… погоди, погоди, не перечь… если она покинет тебя, что тогда?

– Не знаю. Я не могу представить себе такого.

– Может, вернешься с победой сюда? И вновь станешь эльфом?

– Посмотрим. Пока я ничего не знаю. Скорее, Лия!

Она улыбнулась и лукаво поглядела на него:

– Слушай же, Скафлок. Пробуди тех, кто рад будет помочь тебе, тех, за кого мстишь ты сам. Разве Вальгард не убил всех родичей Фреды? Пробуди их, Скафлок!

На мгновение юноша замер, потом бросил на землю клинок, схватил эльфийку в объятия, прильнул к ее губам; подобрав меч, он пробежал через ворота и в следующий миг скрылся в лесу.

Лия долго смотрела ему вслед. Если ее догадка насчет клинка верна, значит должно произойти то же самое, что случилось однажды в былые годы. Она рассмеялась.

Вальгарду доложили, что по замку бродит его двойник. Когда он стал расспрашивать свою наложницу, та, дрожа как осиновый лист, пробормотала, что ее околдовали во сне и что она ничего не помнит. Однако на снегу остались следы, а потому на закате князь и его воины оседлали коней и пустились в погоню.

Фреда неотрывно глядела в ту сторону, где находился Эльфхьюк. Шла вторая ночь ожидания. Девушка замерзла так сильно, что перестала даже чувствовать холод. Эльфийские лошади не могли согреть ее, они ничуть не походили на тех теплых, добродушных животных, к которым она привыкла дома. Вспомнив о доме, она неожиданно остро ощутила свое одиночество: ей почудилось, будто на всем белом свете нет никого, кроме нее, лунного света и снега.

Она не смела плакать. Скафлок, Скафлок, жив ли он?

Поднявшийся ветер пригнал откуда-то тучи, они накинулись на луну, словно огромные черные драконы, и поглотили ее. Ветер завывал вокруг шалаша, в котором пряталась девушка, забирался внутрь, проникал под одежду. «Хой, хой! – восклицал он, швыряясь снежными зарядами. – Хой, хой!»