Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - Нелли Мартова

– Карусель, Инга.

Инге захотелось стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым. Она нехотя достала из сумки открытку с каруселью. Отдавать ее в чужие руки было больно, как дать отрезать собственный палец. Инга положила карточку на стол и накрыла ладонью.

– Вас кто-то шантажирует? – спросил Магрин и ухмыльнулся. – Забавно.

– Не вижу ничего смешного. Он требует, чтобы я отдала ему карусель и оказывала какие-то услуги. Тетя Марта говорит, что вы должны с ним разобраться.

– О, старушка Марта! Давненько я о ней ничего не слышал. Да, действительно, она права, V. S. скрапбукеров в этом городе защищаю я. Но я еще не решил, стоит ли называть вас скрапбукером.

Инга пожалела, что не взяла с собой тетку. Ух, она бы сейчас ему показала, кого и как стоит называть! Интересно, откуда он знает про Марту? Та небось последнюю открытку делала лет тридцать назад, сколько же ему тогда лет?

– Я сделала еще одну открытку. Не знаю, как вы узнаете о них, но эту я сделала совсем недавно. Сейчас мой шантажист, здоровый усатый дядька, с увлечением пятилетнего ребенка собирает пазл из нескольких тысяч кусочков. И будет собирать до тех пор, пока вы с ним не разберетесь.

– Хорошо, если это действительно так, в ближайшее время я узнаю об этом по своим каналам и решу, что с ним делать. А теперь мне нужна карусель. – Он протянул раскрытую ладонь и посмотрел Инге в глаза.

Ей стало не по себе. Захотелось спрятаться, провалиться под стол – все что угодно, только бы не отдавать открытку с каруселью. Вот загвоздка, с одной стороны, эта карточка – последняя весточка от родителей и наверняка имеет особое значение, ведь не просто так мама ее прислала. С другой стороны, по всему выходит, что этот неприятный тип с круглыми совиными глазами – единственный, кто может их освободить. Но рука сама не поднималась ее отдать! Вцепилась, и все тут, и не хочет слушаться.

– Не дам, – сказала Инга неожиданно сама для себя, потом добавила: – Скажите, Эмиль Евгеньевич, правда ли, что вы можете вернуть моих родителей в реальность, если я подпишу с вами контракт?

Магрин положил ладонь на стол и расхохотался так громко, что официанты дружно обернулись. Других посетителей в этот послеобеденный час в кафе не было.

– Ну вы даете! А с чего вы решили, что я захочу заключить с вами контракт? Думаете, я готов вербовать каждую наивную девочку, как в публичный дом, что ли?

Инга аж подпрыгнула на месте, когда услышала про «наивную девочку» и «публичный дом», а Магрин продолжал холодным, не терпящим возражений тоном:

– Что вы о себе возомнили? Едва умеете держать в руках ножницы, а уже хотите контракт. И почему я вообще трачу на вас время? Я обещал вам, что расскажу, где находятся ваши родители, но вы, похоже, уже узнали об этом и сами. Поверьте, им там совсем неплохо. У вас есть все шансы стать хорошим скрапбукером, у вас есть отличный учитель – это ваша Марта, но вы хотите от меня слишком многого. Отдайте немедленно открытку с каруселью, я хорошо вам за нее заплачу, хотя и этого делать не обязан. Она принадлежит не вам, это открытка Надежды, а Надежда сейчас – в Меркабуре, и у меня есть все права конфисковать карусель. Я устал от вас и от ваших нелепых условий.

Инга вдруг поняла, что по ее лицу текут горячие, тяжелые слезы. Ей стало невообразимо стыдно. Когда она последний раз плакала на глазах у чужих людей, в общественном месте? Она не помнила. Наверное, когда еще играла с погремушками. Ну почему так все несправедливо? Ведь он же дал ей шанс, зачем? Она так надеялась! Неужели вот сейчас он ее раздавит, и все будет потеряно? Да не может быть такого, или она не дочь своих родителей!

– Послушайте, Эмиль. – Ее голос не дрожал, она говорила громко и четко. – Вы даже себе не представляете, что я пережила за последнюю неделю. Я прыгала в пропасть и ходила по углям, я видела поросенка в зеленую крапинку, я вырядилась в дурацкий костюм и собирала деньги на улице, меня чуть не зарезали хулиганы, я разгромила собственную квартиру, а моя тетка чуть не убила моего шантажиста сковородкой! В конце концов, я плачу при людях впервые за всю свою сознательную жизнь и ненавижу себя за это! Я свернула горы и, если понадобится, перейду море вброд. Я отдам вам открытку с каруселью, хотя сейчас это самое дорогое, что у меня есть. Только дайте мне шанс вытащить родителей, я не хочу, чтобы они стали как Роза. Я сделаю такую открытку, что вы сами меня будете упрашивать подписать контракт!

Магрин сидел, откинувшись на стуле, и разглядывал ее, как диковинный цветок в оранжерее. Инге чудилась насмешка в его круглых глазах. Или он сейчас даст ей шанс, или она завтра пойдет искать пистолет. Привяжет его к стулу, как угодно, и будет пытать, пока он ей все не расскажет. Но его ответ снова был неожиданным.

– Я дам вам задание. Справитесь – я подумаю о контракте. Но вы должны отдать мне карусель прямо сейчас.

– И шантажист. Вы обещали с ним разобраться.

– Я уже сказал насчет шантажиста.

Инга вернулась в квартиру родителей опустошенная. Как будто стала вдруг легче на десяток килограммов, даже захотелось встать на весы. Глаза опухли и покраснели, но это сейчас не имело значения. Главное, она добилась своего. И пусть опять мучительно ноет все внутри, словно всю ее душу порвали на мелкие кусочки и перемешали так, что теперь этот пазл уже не под силу собрать самому господу богу, но она выцарапала у Магрина самое главное – шанс.

– Ну? – спросила тетка.

– Сказал, если обе открытки на самом деле мои, он разберется с шантажистом.

– Ну, а что я тебе говорила? Он просто обязан.

– Тетя Марта, а кто он вообще такой? Вы давно его знаете?

– Видела разок… неприятный тип. Как вылупится, так хочется душу дьяволу продать, только бы этот его взгляд не видеть.

– Верно подмечено. Сколько же ему лет?

Тетя Марта посмотрела на Ингу как-то странно, но ничего не ответила. Сказала вместо этого:

– По глазам вижу, что ты не отказалась от своей затеи. Что он сказал насчет контракта?

– Дал мне задание.

Марта всплеснула руками.

– Даже если ты спасешь Надю, и она появится здесь, и узнает, что ты подписала контракт, она меня убьет на месте.

– Тетя Марта, вы ведь знаете наш семейный характер. Уж если я чего решила…

Тетка поджала губы.

– Я ничего этого не слышала!

– Какого черта он вообще распоряжается всем? Скрапбукерами, контрактами? – задумалась Инга вслух.

– Его назначила организация.

– И что в ней такого?

– Уф, все тебе надо объяснять! Ей-богу, ты как ребенок. Организация – это вроде научного института или академии. Мы с тобой в Меркабуре – как начинающие рыбаки в океане на утлой лодочке. А куратор – это опытный океанолог на корабле, напичканном техникой. Он может разговаривать с потоком на его языке, а мы только жестами объясняемся, понимаешь?

– Не понимаю, – возмутилась Инга. – Какого черта эта типа академия вертит скрапбукерами как ей вздумается?

– Не вертела бы, если бы они сами этого не хотели, – вздохнула Марта.

Инга заглянула узнать, как поживает их невольный пленник. Засмотрелась на него с таким удовольствием, что даже присела в кресло и некоторое время наблюдала. Может, надо было найти ему занятие посложнее? Вышивать копию «Тайной вечери», например. Или связать покрывало для двухспальной кровати. Или сделать диораму Куликовской битвы. То-то он бы сейчас мучился! Рыжие усы грустно повисли вниз, как у голодного кота, он щурился, перебирал детальки, что-то шептал про себя и временами тихонько постанывал то ли от напряжения, то ли от удовольствия. Уже был готов порядочных размеров угол. Инга подавила в себе желание подойти и пнуть готовый кусок ногой, растоптать его. Кто его знает, вдруг он ее стукнет в ответ.

Павлуша немного поклевал за день корма и снова причитал по поводу своей внешности.

– Хромоножка. Уррродец. Хромоножка.

– Павлик, я же тебя все равно люблю, а? – ласково сказала ему Инга, и он ненадолго затих.

Она выглянула в окно – траншея уже тянулась во всю длину трубы. Удивительно, как быстро они работают, как-то не по-российски. Она поежилась и отвернулась. Этот дом уже никогда не будет таким, как прежде. Даже если вернутся родители. От грустных мыслей отвлекла Марта, позвала ужинать.

Тетка поставила перед Ингой тарелку и сказала:

– Послушай, деточка. Раз уж ты вляпалась во все это дело, мне нужно рассказать тебе про открытку с каруселью. Давай, тащи ее сюда.

– Ее Магрин забрал, – угрюмо ответила Инга.

Остаток вечера она собирала по кухне осколки от разбитой тарелки и отскребала от стен яичницу. В ушах эхом гремел вопль тети Марты: «Что ты наделала, дура! Профукать такую открытку!» Причем почему-то обиднее всего было само слово «профукать». Еще чуть-чуть, и Инга снова заплачет. Нет, все-таки надо купить носовых платков, хоть пару десятков.

Они сидели возле костра у маленького озера. Софья куталась в куртку Магрина, вдыхала его запах, такой особенный, что нельзя было сказать, пахнет ли это одеколоном, или мужским потом, или табачным дымом, этот запах был сплетен из тоненьких нот, едва уловимых, но родных. Лицо Магрина освещала полная луна и всполохи пламени. Озеро излучало умиротворение и спокойствие, как иконы в тихой деревенской церкви. Хотелось впитывать в себя осенний вечер, первое влажное дыхание зимы, шорох пожухлых листьев, потрескивание веток в костре и темно-синюю шапку неба над головой, обсыпанную блестками-звездами. Сосны повсюду распространяли свежий аромат, в котором хотелось купаться, как в ванне. Всю дорогу до озера они молчали, Софья держалась за горячие щеки, от обиды дрожал подбородок. Когда она вышла из машины и спустилась к озеру, то вдруг разом, как в воду нырнула, погрузилась в тихую прелесть вечера, почувствовала все озеро сразу, целиком, и тогда ей стало необыкновенно хорошо. Как будто вернулась в то место, где не была уже бесконечно долго, место, роднее, чем дом, ближе, чем самый близкий человек, место, где стоит только закрыть глаза, как отпускают все тревоги, и незваные слезы облегчения сами катятся из глаз.