Вся синева неба - да Коста Мелисса

— Ну, что вы сегодня видели? — интересуется Себастьян, как только сделан заказ.

Он слушает рассказ об их дне, потом заговаривает о маленьком порте Перьяка, в котором так хорошо посидеть, глядя, как возвращаются суда с рыбной ловли, о многочисленных островах и озерах, которые он любит бороздить на своей рыбацкой лодочке.

— Это был подарок отца на мои восемнадцать лет.

Говорит он и об окружающих деревню виноградниках.

— В нашей местности делают исключительные вина. Очень типичные. Вы должны попробовать. Большинство погребов открыты для посетителей.

Он упоминает пляжи с мелким песком и дюны, но еще и леса. Вокруг этой деревни, кажется, множество пейзажей. Жоанна поглощена рассказом. Приносят блюда. Она осторожно спрашивает:

— Ты всегда жил здесь?

Себастьян кивает и, отрезав маленький кусочек угря, дает его Лаки под столом.

— Я здесь родился. Папа всю жизнь был рыбаком. Пятнадцать лет назад он открыл этот ресторан и с тех пор больше не выходит на ловлю. Я принял смену. В шестнадцать лет я бросил школу, чтобы его заменить. Он подарил мне лодку, потом Лаки. Два года назад. Он боялся, что мне будет одиноко целый день в лодке.

— Ты живешь с родителями?

— Мамы больше нет. Она умерла давно. Я ее даже не помню. Мы с отцом одни.

— Ты единственный сын?

— Да. Я всегда жил с папой, но, когда женюсь, куплю дом для себя… И для моей будущей жены, разумеется. Мне хотелось бы дом в порту.

— Тебе никогда не хотелось увидеть другие места?

— О да! Когда-нибудь я так и сделаю. Уеду в кемпинг-каре с Лаки. Только надо будет это сделать до женитьбы!

Жоанна улыбается и смотрит на него с нежностью, как смотрела бы на маленького мальчика. У них похожие истории. Оба не знали своей матери. Отец служит обоим образцом в жизни. Нет ни братьев, ни сестер. Оба никогда не покидали свою деревню. У Себастьяна это Перьяк. У Жоанны Сен-Сюльяк. Оба явно предпочитают одиночество и покой.

— У тебя нет подружки? — с улыбкой спрашивает Жоанна.

— Нет. Здесь мало девушек.

— Вот как?

— Дети рыбаков покинули деревню один за другим. Большинство уехали учиться. Они живут в Нарбонне или в Безье. Перьяк их не интересует. Здесь слишком тихо. А меня это устраивает, — заключает он, проглотив кусок угря. — Завтра… или как нибудь… я обязательно покатаю вас на лодке.

Когда все трое едят десерт — грушевый крамбл с орехами, — Себастьян с завистью расспрашивает об их путешествии. Они рассказывают ему о Пузаке, Артиге, пике Миди-де-Бигорр и тропе Мулов, о Бареже, озере Глер, Люс-Сен-Совёр, Жедре, Бодеане, Моссе, Эусе и о Коме — разрушенной деревне. У Себастьяна приоткрыт рот, глаза завистливо блестят. Говорит Жоанна, Эмиль больше помалкивает. Он понимает, что забыл некоторые этапы их путешествия. Люс-Сен-Совёр и Жедр, разумеется, из-за провала, который так и не восполнился. Но не только. Он с трудом припоминает Бодеан. Он забыл Бареж. Когда он пытается представить себе их улочки, окружающие горы, все смешивается перед глазами. Он путает их с вершинами, видными из Артига, с улочками Моссе. Он даже не уверен, что эти мощеные улочки были в Моссе, а не в Эусе. Он окончательно умолкает, поднимающаяся в нем тревога слишком сильна. Он молчит, заледенев от ужаса, и даже не слушает больше Жоанну и Себастьяна, которые говорят о горах, пастбищах, закатах…

— Как ты? — спрашивает Жоанна, когда они идут пешком к кемпинг-кару на окраине деревни.

— Хорошо. А что?

— Что-то ты очень молчалив.

— Спать хочется, вот и все.

Они спокойно добираются до шоссе и выходят на площадку, где припаркован кемпинг-кар. Эмиль с горечью отмечает, что ключи от него у Жоанны. Теперь она держит у себя ключи и все важные вещи. Он слишком многое забывал в Эусе, особенно под конец. Она ему больше не доверяет. Он знает, что она права, но от этого настроение портится окончательно.

Ночью он не сомкнул глаз. Лежал, прижимая к себе маленького Пока, до рассвета, пока не провалился в тревожный сон.

Он думал, что будет легко. Думал, что разлука с Роанном и близкими, движение без цели, смена мест, обстановки, пейзажей помогут ему забыть, что его ждет, или, во всяком случае, сделать перспективу более приемлемой. Это не так. Он не готов отпустить свое прошлое и проститься с будущим. Пока еще нет. Он старается делать хорошую мину перед Жоанной, потому что она не должна все это терпеть. У нее тоже своя ноша. Как-то утром, через три дня по приезде, он спросил ее:

— Леон больше не звонит?

Она мыла посуду спиной к нему и не повернулась, чтобы ответить.

— Мой телефон уже несколько недель как выключен.

Он больше ни о чем не спрашивал, но она сама добавила:

— Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь.

Эмиль чуть не поперхнулся горячим чаем.

— Как это… Я думал…

Он не договаривает. Вообще-то он уже догадывался. Когда звонки стали реже, когда они подписали брачное свидетельство… Жоанна не сделала бы этого, будь она уверена, что однажды вернется. Она отошла от кухонного стола и повернулась к нему лицом. Что-то в ней было странное, такой он ее еще никогда не видел. Как будто меланхолия.

— Я тоже думала, что вернусь, а потом… я снова начала улыбаться вдали от него, так что…

Она не договорила. Эмиль долго пытался угадать, что она хотела сказать. Так что у меня нет никаких причин возвращаться. Так что я хочу продолжать быть счастливой.

18

7 октября, 13:00

На понтоне над озером Дуль.

Небо с оранжевым отливом. Теплый осенний день

Перьяк-де-Мер принес мне немного бальзама на сердце. Тревога никуда не делась, но дивный климат и пейзажи смягчают все это. Мне кажется, я никогда не видел заката красивее, чем каждый вечер здесь, над озером Дуль. Вода играет рубином, и розовые фламинго вырисовываются черными тенями на красном фоне.

Я завел обыкновение приходить сюда каждый вечер. Сажусь на понтон. Иногда со мной Пок. Он расширяет свою территорию вокруг кемпинг-кара. Он любит ходить по понтону, принюхиваться к воде, наблюдать за рыбами, проплывающими в высокой траве.

Вчера мы осмотрели маленький порт Перьяк, о котором говорил нам Себастьян. Порт крошечный, с единственным понтоном, к которому пришвартованы рыбацкие суденышки. И снова тот же художник сидел по-турецки на понтоне. На этот раз он писал лодки. Потом, когда мы ушли, Жоанна решила зайти в художественный салон в центре городка и купила несколько холстов, кисти и несколько тюбиков масляной краски. Сегодня утром она взяла их с собой. Она ушла очень рано. Я даже не знаю куда.

Завтра Себастьян увезет нас на лодке на целый день. Он хочет показать нам острова вокруг Перьяк-де-Мер.

Они втроем сидят в зеленой лодке Себастьяна под мягким осенним солнцем. Дует легкий ветерок, ровно настолько, чтобы подернуть красивой рябью поверхность воды. Лаки с ними, восседает на носу лодки. Он лает на чаек. Пок тоже здесь. Жоанна покуда прячет его в своей большой плетеной корзинке, боясь конфликта между котом и собакой. Они подозрительно обнюхались, и Пок сердито фыркнул, когда Лаки подошел слишком близко. Так что лучше Поку смирно сидеть в корзине. Лодка медленно скользит по воде. Себастьян старательно гребет. Лицо Жоанны скрыто под широкополой черной шляпой. Перегнувшись через борт, она зачем-то рассматривает корпус лодки. Когда выпрямляется, спрашивает:

— Название твоей лодки… Это не в честь романа?

Эмиль видит, как лицо Себастьяна расплывается в широкой улыбке.

— Ты знаешь?

— Конечно!

— Это моя любимая книга!

Эмиль тоже перегибается через борт, чтобы прочесть название лодки. «Алхимик». Ему это название ничего не говорит. Он никогда не слышал об этом романе и снова чувствует себя тяжеловесным и неуклюжим. И глуповатым. Он не знает, от тревоги ли видит все в черном цвете. Наверно.