Утро бабочки - Елена Минькина

Еще Маринка поняла, что нечисть в этом мире никогда не обидит «своего». На это есть негласный договор. Белые маги убирают то зло, что сотворили черные и никогда их не наказывают. Наказание несет тот, кто заказывает зло. Жить в этом мире было интересно, но будущее ее пугало.

– Марин, о чем ты все время думаешь?

– Я, Сережа, наблюдаю Москву. Я ее вижу по-своему.

– Слушай, поверить не могу, неужели все это правда?

– Что?

– Ну, про ведьму, и все такое…

– Я видела почти всю нечисть, которая существует. Да и сейчас, Сережа, я ее вижу. Если бы мне лет в одиннадцать рассказали о таком, я бы не поверила. А тут меня жизнь так крутанула. С тобой я столько лет спокойно прожила, без колдовства и всего такого, но я боролась, боролась со своей ведьминой силой. Ты не знал об этом, я очень старалась, чтобы не узнал. Я могла бы в один миг тебя остановить, не смог бы ты ни с кем гулять. Но я не пошла на это. Если бы я сделала так, то в первую очередь пострадал бы ты сам. А я любила тебя, поэтому не применила силу к тебе.

– А ты простила меня?

– Знаешь, иногда мне очень больно бывает, но это все реже и реже. Ты мне сейчас даешь такую любовь, о которой я мечтала всю свою жизнь. Я очень счастлива с тобой и с нашими девочками. Я верю, что больше ты не предашь меня. Скоро прошлое совсем забудется. Ты так изменился, Сережа, что иногда мне кажется, что со мной рядом другой человек, не ты. Тот Сережа умер.

– Маринка, а давай повенчаемся? Свадьбу устроим, и будем жить, как будто наша жизнь только началась.

– Мне нельзя, Сережа. Сила проснулась, теперь нельзя. Знаешь, это все условности, мы и так будем счастливы.

Маринка отвернулась, она плакала. Ей не хотелось, чтобы он заметил ее слезы. Ее вина перед Сережей за то, что ей приходилось обманывать его, невероятно возросла. Она портила ей жизнь. Может быть, скоро наберусь смелости, и все расскажу ему, но только не сейчас. Я хочу хоть немножко пожить счастливо. Знаю, что Аллочка это не одобрит. Но разве может она понять меня? У нее никогда не было ни детей, ни мужа. Маринка уговаривала себя, но ей самой было стыдно от этих уговоров. Да, совсем она запуталась.

– Ну вот, ты опять не со мной.

– Я о поездке думаю. Скоро нам уезжать, Сережа.

– Марин, знаешь, я очень хочу поехать с вами, но не смогу. Немцы приезжают.

У Маринки внутри все аж подпрыгнуло от радости. Слава Богу, она так боялась, что Сережа поедет. Он тогда увяжется с ней на шабаш, и может погибнуть. Как хорошо все складывается. А вслух сказала:

– Ничего, Сережа, уедут они, и ты к нам приедешь, правда?

– Постараюсь. Может быть, ты не поедешь? Как я тут без тебя?

– А шалет, Сережа? Дед мечтал о нем всю жизнь. Я хочу сделать так, как будто он его найдет.

– А ты уверена, что найдешь то место?

– Конечно, с закрытыми глазами найду. Мне нельзя опоздать ни на день, он может уйти под землю, я же тебе рассказывала.

– Но ты же беременна!

Сережа делал последнюю попытку остановить ее.

– Сережа, беременность – это не болезнь. Мне все можно. Да и Дашеньку надо в деревню отвезти, ее Клава молоком попоит и продуктами с огорода покормит. На девочку страшно смотреть, такая худенькая, почти ничего не ест, а там, на свежем воздухе будет, с Машенькой. Девочки подружатся, им придется вместе жить.

У ворот платной стоянки Маринка вышла и стала ждать Сережу. Над домами она увидела огромную луну. Промелькнула шальная мысль – Дай-ка попробую. – Оттолкнувшись слегка от земли, она взлетела метра на два и тут же мягко приземлилась обратно. Сердце забилось часто, часто. Ей раньше никогда не удавалось повторить те незабываемые полеты. Она посмотрела по сторонам: никто не видел? Нет, никого нет. Время уже позднее. Она может! Но в Москве она летать не будет – это очень опасно. В темноте можно не заметить проводов, и потом обязательно кто-нибудь увидит.

41

Настена окончила школу без троек. Она радовалась и очень гордилась этим. Сережа подарил ей взрослый велосипед. Девочка была в восторге. Она порывалась взять его с собой в деревню, они еле отговорили ее. Через две недели они начали собираться в дорогу. Девочки набили полные чемоданы, им, оказывается, нужны были все их вещи. Сережа и Марина пробовали отговаривать их, но потом сдались. Сережа сказал Маринке:

– Смотри, как оживилась Дашенька, не будем портить ей праздник, она так рада. Здесь я вас посажу в поезд, а там вас встретят, пусть берет все, что захочет.

Маринка очень волновалась, ведь придется подписывать контракт. Она приняла решение – впишу в него свое имя. Не буду никого убивать, не буду сеять зло, пусть Он попробует заставить меня.

В поезде было много «своих». Ведьмы ехали на шабаш. Ей многие приветливо махали рукой, она им отвечала тем же. Настена удивлялась:

– Откуда ты их всех знаешь?

А она только улыбалась. Не будет же она рассказывать все Насте? Маринка старалась ни с кем не разговаривать, так как видела, что девочка чувствует, что что-то происходит, но не могла понять что. Поэтому она прислушивалась к каждому слову Маринки и не отходила от нее.

Однажды, когда Маринка шла в туалет, она встретила молодую симпатичную ведьму. В ее сущности Маринка почти не увидела черноты, значит белая. Та приветливо улыбнулась ей и спросила:

– В первый раз едешь?

– Нет, уже была один раз. А ты?

– Я тоже была три года назад. Зайду к тебе? Ты в каком купе?

– Не надо заходить, я с дочками еду, они об этом ничего не знают, я не хочу им забивать голову всяким колдовством, еще маленькие.

– А как же передавать будешь?

– У меня не по наследству, а по выбору.

– Я и смотрю, силища у тебя огромная! А меня это все тяготит. Не люблю я это. Особенно эти шабаши, еду как на каторгу. Слышала, что в этот раз, таким как я, послабление будет: так часто ездить не придется. Хозяину некогда будет все это проводить. Что-то Он затевает. А тебе ездить придется, ему такие, как ты, ой как нужны.

– Меня тоже это тяготит…- но она не договорила, Настена была тут как тут.

– Настя, ну что ты за мной ходишь?

– Мам, ты какая-то странная, разговариваешь со всеми.

– Как это со всеми? Это первая женщина, с которой я заговорила.

– Но я вижу, они тебя все знают.

– Да успокойся ты, так совпало, видишь, все земляки. Я же жила там в детстве, поэтому все меня знают, а я многих не помню. Иди в купе, я сейчас приду.

Настена ушла, обиженно поджав губы.

– Видите, дочка волнуется, я же вам говорила. У нее начинается переходный возраст, вон как на все реагирует. Наступит время, и я ей все расскажу. Сейчас нельзя, не хочу ей мистикой забивать голову. Вообще хочется, чтобы дети этого не знали.

Женщина с сомнением покачала головой.