Ацтек. Гроза надвигается - Гэри Дженнингс

Когда поутру садовник вынес Жадеитовую Куколку наружу, от ее красоты уже ничего не осталось. Лицо и тело кровоточили, изодранные колючками ногти на руках были сорваны. Видимо, девушка в отчаянии рвала на себе волосы, ибо кое-где оказались вырванными целые пряди. Действие расширяющего зрачки снадобья сошло на нет, и они сделались почти невидимыми точками в ее выпученных глазах. Рот был широко раскрыт в беззвучном вопле. Жадеитовая Куколка всегда гордилась своей красотой, и, наверное, знай она, что однажды предстанет перед людьми в таком виде, это стало бы для нее страшным унижением и оскорблением. Но теперь ей уже было все равно: глухой ночью, где-то в глубине лабиринта, сердце девушки перестало биться, разорвавшись от ужаса.

Когда все закончилось, нас с Коцатлем освободили из-под стражи, заявив, что теперь мы не имеем права не только посещать занятия, но и разговаривать с кем-либо из знакомых. Моя карьера писца Совета тоже закончена. Короче говоря, мы должны были вести себя тише воды ниже травы и ждать, пока Чтимый Глашатай не определит точную дату и условия нашего изгнания. Поэтому несколько дней я только и делал, что блуждал в одиночестве по берегу озера, отшвыривая ногой гальку и сетуя на злую судьбу, из-за которой все мои честолюбивые мечты, которые я связывал с Тескоко, обратились в ничто. Как-то раз, погруженный в грустные раздумья, я задержался на берегу до сумерек, а когда спохватился и поспешил назад, то на полпути к дворцу наткнулся на сидевшего на валуне человека. Уж не знаю, откуда тот взялся, но выглядел он почти так же, как и во время двух предыдущих наших встреч: усталый, бледный, на лице дорожная пыль.

Когда мы обменялись вежливыми приветствиями, я сказал:

– И снова ты появился в сумерках, мой господин. Прибыл издалека?

– Да, – хмуро отозвался он. – Из Теночтитлана, а там, между прочим, готовится война.

– Ты говоришь так, как будто это будет война против Тескоко.

– Вслух этого, конечно, никто не скажет, но на деле так оно и будет. Чтимый Глашатай Ауицотль наконец завершил строительство своей Великой Пирамиды, и, для того чтобы церемония ее освящения не знала равных в истории, ему нужны бесчисленные пленники. Поэтому он и собирается объявить очередную войну, которая обернется против Тескоко.

Меня удивил ход рассуждений собеседника.

– Что-то ты путаешь, мой господин, – сказал я. – Просто войска Союза Трех, в том числе и Тескоко, выступят в совместный поход, как всегда бывает в подобных случаях. Почему ты решил, что это будет война против Тескоко? Скорее всего, союзники нападут на Тлашкалу.

– Ауицотль, – пояснил запыленный странник, – утверждает, что поскольку почти все силы мешикатль и текпанеков сейчас находятся на западе, в Мичоакане, то им нет никакого смысла выступать в поход на восток, против Тлашкалы. Но это лишь предлог. На самом деле Ауицотль взбешен из-за суда и казни его дочери.

– Но он не может отрицать, что она заслужила это.

– Совершенно верно, но от этого он еще пуще злится и жаждет мести. Поэтому Ауицотль издал приказ, чтобы и Теночтитлан, и Тлакопан оба выделили лишь по символическому отряду, а основную часть войска в этой войне придется выставить Тескоко. – Запыленный скиталец покачал головой. – Так что из каждой сотни воинов, которым предстоит сражаться и умереть ради захвата пленников, необходимых для жертвоприношения у Великой Пирамиды, примерно девяносто девять будут аколхуа. Так Ауицотль намеревается отомстить за смерть Жадеитовой Куколки.

– Но ведь каждому понятно, что подобный расклад несправедлив, – возразил я. – Разве Несауальпилли не может отказаться?

– Может, конечно, – устало промолвил путник, – но от этого ему будет только хуже. Его отказ обернется еще более тяжкими последствиями, вплоть до распада Союза Трех и даже открытой войны против Тескоко. Кроме того, – печально добавил странник, – Несауальпилли, скорее всего, считает себя обязанным дать отцу казненной преступницы какое-то возмещение.

– Что? – возмущенно воскликнул я. – После всего, что она сделала?

– Боюсь, он все равно чувствует свою ответственность за случившееся. Может быть, за то, что не уделял молодой жене внимания.

Странник устремил на меня взгляд, и мне вдруг стало не по себе.

– Для этой войны Несауальпилли потребуется каждый, кто способен держать оружие. Уверен, он будет рад любому добровольцу, и если кто-то считает себя перед ним в долгу, то для такого человека нет способа лучше, чем пойти к владыке Тескоко на службу.

Я сглотнул и ответил:

– Мой господин, но от некоторых на войне нет никакого проку.

– Тогда они могут просто умереть на ней, – был ответ. – Ради славы, ради покаяния, ради уплаты долга, ради счастливой вечной жизни в загробном обиталище воинов. Всегда найдется, ради чего. Помню, ты в прошлый раз говорил, что очень благодарен Несауальпилли и мечтаешь что-нибудь для него сделать.

Последовало долгое молчание. Потом, словно бы решив сменить тему, загадочный странник уже обыденным тоном сказал:

– Ходят слухи, что в скором времени ты собираешься покинуть Тескоко. Скажи, ты уже решил, куда отправишься?

Я надолго задумался и, лишь когда на землю пала тьма, а над озером раздались стенания ночного ветра, ответил:

– Да, мой господин, решил. Я пойду на войну.

Это было зрелище, на которое стоило посмотреть: на пустынной равнине к востоку от Тескоко выстраивалась могучая армия. Равнина ощетинилась копьями, расцветилась яркими пятнами знамен, засверкала бликами, отражавшимися от обсидиановых наконечников и клинков. Всего там собралось около четырех, а то и пяти тысяч человек, но, как и предсказывал запыленный скиталец, Чтимый Глашатай Мешико Ауицотль и Чималпопока, вождь текпанеков, прислали лишь горстку воинов, да и то в основном пожилых ветеранов или, наоборот, неопытных новобранцев.

Как военачальник Несауальпилли организовал все наилучшим образом. Огромные знамена из перьев указывали местонахождение основных сил – многочисленных отрядов аколхуа и нескольких небольших подразделений из Теночтитлана и Тлакопана. Многоцветные полотнища флагов из тканей обозначали отдельные подразделения, находившиеся под командованием благородных воинов. Маленькими остроконечными вымпелами или флажками отмечались мелкие группы во главе с младшими командирами. Под особыми стягами собирались вспомогательные формирования: носильщики, необходимые для транспортировки припасов, снаряжения и запасного оружия; лекари, костоправы; жрецы различных богов, барабанщики с трубачами, а также предназначенные для очистки поля битвы «вяжущие» и «поглощающие».

Хотя я убеждал себя в том, что иду сражаться ради Несауальпилли, и хотя мне было стыдно за поведение Ауицотля, но я ведь, что ни говори, родом был все-таки из Мешико. Поэтому, решив записаться добровольцем, я явился к начальнику моих соотечественников – единственному старшему командиру из числа мешикатль, благородному воителю-Стреле по имени Ксокок. Он смерил меня оценивающим взглядом и неохотно сказал:

– Что ж, хоть ты и неопытен, но по крайней мере не выглядишь таким заморышем, как почти все в этой команде, кроме меня. Ступай, доложись куачику Икстли-Куани.

Старина Икстли-Куани! Я настолько обрадовался, услышав это имя, что чуть было не бросился со всех ног к остроконечному флажку, где и стоял мой учитель, поносивший последними словами нескольких весьма несчастного вида новобранцев. На челе его красовался головной убор из перьев, сквозь носовую перегородку было продето костяное украшение, в руке куачик держал щит со знаками его имени и воинского ранга. Я опустился на колени и поскреб землю в торопливом жесте целования, после чего обнял его, словно давно потерянного, а теперь нашедшегося родича, и воскликнул:

– Господин Пожиратель Крови! Как я рад видеть тебя снова!

Остальные воины захихикали. Немолодой куачик побагровел и грубо оттолкнул меня в сторону, брызгая слюной:

– А ну-ка отвали! Клянусь каменными яйцами Уицилопочтли, с тех пор, когда я в последний раз выходил на поле боя, армия сильно изменилась. Сперва дряхлые старые ворчуны и прыщавые юнцы, а теперь это! Что они теперь, специально набирают куилонтин? Собираются зацеловать врагов до смерти?

– Это я, господин! – крикнул я. – Твой ученик! Командир Ксокок отправил меня в твой отряд. – Мне потребовалось время, чтобы сообразить: Пожиратель Крови наверняка обучил на своем веку сотни мальчишек и он никак не может мгновенно, даже не порывшись в памяти, вспомнить и узнать одного из них.

– А, Связанный Туманом? – воскликнул он наконец, но далеко не с той радостью, какую выказал я. – Говоришь, направлен ко мне? Выходит, ты вылечил глаза, да? Теперь, надеюсь, видишь дальше своего носа?

– К сожалению, нет, – вынужден был признаться я.

Пожиратель Крови яростно раздавил ногой муравья.