Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же сближало его со столь чуждым ему по образу жизни, темпераменту, взглядам кругом друзей Дантона? Необходимость близости с кордельерами подкрепляла его репутацию истинного представителя народа. Ведь никаких конкретных связей с людьми из народа у него не было и быть не могло. Народ у него метафизическая абстракция, хотя идея народа и составляла главную базу всей его политики. Он очень укрепляется на ней именно в этот «счастливый» период в двадцать месяцев, отделяющих октябрьские дни 1789 года до нового кризиса летом 1791 года. Как раз в это время зарождается то, что ускорит, воспламенит революцию, осложнит и драматизирует ее. Знаменательно, что именно в этот же период происходит и политическое созревание Робеспьера, приобретают окончательные формы его взгляды, идеи, его речи, его тактика, то есть все то, что вознесет его на самую высокую трагическую вершину жизни, с которой он рухнет в бездну, увлекая за собой Революцию…
21 декабря 1790 года Учредительное собрание принимает декрет об установлении памятника Жан-Жаку Руссо. Для Максимилиана, по-прежнему одушевленного идеями «божественного» учителя, это решение преисполнено особого смысла. В самом деле, кто в Собрании может сравниться с ним в неуклонном последовательном проведении идеи народного суверенитета? Собственно, это главная и единственная тема, которая всегда определяет все его выступления, на какую бы тему он ни говорил. Именно это придает ему авторитет непреклонной принципиальности и как бы ставит его на тот же пьедестал памятника Руссо, который будет теперь воздвигнут и на котором напишут и его девиз: «Посвятить жизнь истине».
«Воспитанный моралью Руссо, — писал о Робеспьере того времени известный монтаньяр Дюбуа-Крансе, — этот человек имел мужество имитировать свой идеал: он проявлял строгость, твердость принципов, нравов, жесткий характер, дух непримиримости, даже мрачность… Он был горд и завистлив, но справедлив и добродетелен».
Эти качества позволяли ему занимать в Собрании, где он был почти одинок, твердую и все более прочную позицию. 20 января 1791 года при очередной обструкции, когда его перебивали и не давали говорить, он презрительно бросает с трибуны: «Другие могут одобрять или отвергать мои взгляды, но они не в силах предписать мне, где я должен начать и когда я должен закончить. Если Собрание не хочет меня слушать, я замолчу». Робеспьер уходит с трибуны, но его гордость тем, что он вопреки всему и всем сохраняет свою позицию, только укрепляется.
Для Максимилиана в Революции еще далеко не все решено, а в Собрании последовательно с самого начала действуют те, кто хочет Революцию закончить. Сейчас это Мирабо, и Робеспьер оказывается его естественным противником. 3 мая 1790 года он напал на него по поводу административной реорганизации Парижа, замены дистриктов округами. Мирабо пытается одернуть молодого адвоката: «Господин Робеспьер вынес на трибуну усердие более патриотическое, чем обдуманное». Но Максимилиана можно заглушить, но нельзя сбить с уже занятой им позиции даже ораторской мощью Мирабо. 15 и 18 мая Робеспьер вновь нападает на него по поводу роли короля в решении вопросов войны и мира. «Король, — заявляет он, — всегда будет склонен объявить войну, чтобы расширить свои прерогативы. Представители нации всегда заинтересованы даже лично в том, чтобы помешать войне… Как будто войны королей могут быть еще войнами народов». 31 мая Робеспьер выступает по поводу конституционного устройства духовенства и бесстрашно предлагает дать католическим священникам право жениться. Это покушение на священный принцип целибата вызывает бурю протестов и волну… восторга множества священников. Робеспьер на этот раз опередил Мирабо, который сам хотел выступить с таким предложением, и теперь огорченно пишет своему секретарю: «Отныне мы зависим от капризов г-на Робеспьера».
Робеспьер снова добивается успеха, правда, за пределами Собрания. Как писал его секретарь Вилье: «Через несколько дней после обсуждения целибата священников он был завален поздравлениями от церковных мужчин и женщин. Стихи латинские, французские, греческие, даже еврейские прибывали со всех концов Франции. Поэмы в пятьсот, шестьсот, тысячу строк затопляли улицу Сантонж». Правда, в Аррасе против Робеспьера подняли кампанию как против врага церкви.
В декабре 1790 года Робеспьер вступил в Якобинском клубе в особенно ожесточенную схватку с Мирабо по поводу права всех граждан, а не только «активных» служить в Национальной гвардии. Он говорит с небывалым для него ораторским жаром: «Напрасны ваши претензии мелкими приемами шарлатанства и придворных интриг управлять самой Революцией, которой вы недостойны. Ее всепреодолевающий поток захватит вас и повлечет как слабое насекомое». Мирабо не выдерживает бичующих ударов Робеспьера. Он прерывает оратора, но зал протестует. Шум и спор продолжаются более часа. Робеспьер берет верх над самым выдающимся, самым влиятельным оратором Собрания. И это показало необычайную силу Робеспьера, порожденную твердой последовательностью и принципиальностью. В Якобинском клубе он приобретает влияние, значительно превосходящее его еще скромную роль внутри Собрания. 2 апреля 1791 года Мирабо умер, ему устраивают грандиозные похороны, помещают его прах в Пантеон, хотя слухи о его продажности давно уже стали общим достоянием. Максимилиан вместе со всеми депутатами участвует в похоронном кортеже. Он хоронит своего первого, действительно крупного противника. А сколько их еще станут его жертвами уже не косвенно, а в результате прямых ударов Робеспьера!
Робеспьер не щадит своих сил: в отдельные месяцы он произносит более 20 речей, как правило, тщательно подготовленных и написанных заранее. По каждому поводу он не устает требовать всеобщего избирательного права со всевозрастающей силой и настойчивостью. Практически эти выступления не имели последствий в виде принятия каких-либо решений, декретов или поправок. Число депутатов, поддерживающих демократические требования Робеспьера, не превышало десятка. Собственно, он
