Богиня песков - Екатерина Смирнова

– Он помогает против всех врагов?

– Нет, только против тех, кого ты знаешь и видишь. Или – от нападения со стороны: берешь его в руки – и защищаешься. Он создает определенной ширины поле, в котором наше старое ремесло никуда не годится. Еще оно гасит молнии ружей. Или – помогает от «среднего мага». – Учитель улыбнулся. – «Средний маг» – это шутка. Имеется в виду то, чего на свете нет, но удобно сосчитать. Маг со средними способностями, вроде ученика, не хитрый и не сообразительный. Но прошу вас запомнить, что действие такого талисмана очень неприятно для любого мага. Иногда он может ударить со всей накопленной силой. Если, к примеру, меня такой штукой обездвижить, напав в урочный день, я могу упасть в обморок. Хоть я и не средний! И даже не похож на ружье!

Все дружно засмеялись, представив себе некоего среднего мага – среднего роста, среднего веса и средних способностей. С ружьем.

– Хорошо. Пока записывайте то, что запомнили. В следующий раз я расскажу вам об остальных свойствах этого талисмана… Это будет очень важно… Вам пригодится.

Почему он не дожил до этого объяснения? Ради всех рек этого мира, почему?..

Поэт перевернулся на другой бок.

В его воспоминаниях намечался пробел. Только что возникший из глубин прошлого учитель диктовал одну тему, и вот, уже взялся за другую.

– Записывайте… – тот же черный стол, те же руки, то же сосредоточенное сопение названого брата, сидящего рядом. – Удельной проводимостью называют меру способности вещества проводить электрический ток. А что такое электрический ток?

– Ток суть течение электричества… – рискнул вылезти другой брат и неожиданно получил подзатыльник. – Сейчас ты ответишь правильно, только подожди – шепнул сосед справа.

Пока ученики записывали слова «проводить» и «сопротивление», Четвертый рассматривал Учителя. Память сохранила лицо, усы, детали одежды…

Почему память не сохранила цвет глаз?

Нет, помню.

Глаза были, как сейчас уже ясно, нечеловеческие. Голубые, светлые глаза. У всех, кто подошел к порогу божественности, глаза приобретают нечеловеческий цвет.

– Не в человеческих силах пока точно рассчитать проводимость тех или иных металлов, но, возможно, в будущем это будет возможно. К счастью, природа делает это за нас, создавая ящериц, змей и богов. Сейчас мы определим, насколько проводимость меди отличается от проводимости стали. А для этого нам понадобится феррер. Он питается окисью разных металлов и сам – небольшой накопитель молний, только очень слабый. Вот он… вылезай, вылезай…

Зверек, вынутый из деревянного ящика, выглядел, как сплющенная бледно-зеленая ящерица с раздвоенным языком, по гребню которой пробегали переливы цвета. Когда она касалась языком тонкой медной или стальной жилы, переливы застывали.

– Оп! – весело сказал учитель.

Шипы на гребне меняли цвет по мере того, как зверек облизывал металл. Дойдя до края стола, он замер, смешно подняв голову. Теперь каждый шип на его спине имел свой собственный цвет.

Он проверяет, насколько хорошо проходит ли маленькая молния по металлу, а потом выдает более сильный разряд. Вот это называется проводимость. Ее можно измерить даже такому маленькому зверьку. До того мы с вами смотрели, как вспыхивает нейдаровая проволочка. Серебро подошло бы лучше, чем медь или сталь. Самый лучший материал, проводящий молнии – это, как известно, нейдар. Некоторые колеблются, считать ли его металлом: он плавится и обладает свойствами металла, но он так хрупок… В старину его называли «волшебная медь, голубая медь», а обычным людям он вообще не давался. Приходилось много колдовать, чтобы очистить его и расплавить. Нейдар всегда был нужен, и совсем не для того, чтобы убивать. Он лучше всего хранит то, что мы в него вкладываем.

И, кстати – вспомнил поэт, выныривая из темных волн – есть такой особый вид ящериц, рихары. Они грызут «голубую медь», как обычные крысы лижут соль. В глазах у них, наверное, не двоится, и голова не болит. Не знаю, где бы это могло пригодиться.

– А почему из него делаются заряды? А я думал, это просто молнии…

– Он еще и самый дешевый – встрял кто-то.

– Да, теперь – дешевый. Фабрики работают хорошо, и там трудится, должно быть, много людей. Заряды начали из него делать по традиции, потому что во многих магических приборах, помогающих нам экономить силы, использовался нейдар. Он все-таки доступнее прочих металлов, все-таки земная кровь… С тех пор, как один умный человек взял за образец оружие людей с другой стороны неба, наша армия хорошо вооружена. Но нужно быть осторожным. Солдат, который в походе носит с собой большой запас зарядов, рискует плохо целиться, а то и сойти с ума, если он не маг. А если по заряду проходит ток, нейдар сгорает в воздухе полностью, не оставляя никаких следов. Ружья были великим открытием конца прошлого двадцатилетия. Если бы они стреляли только молниями, молнии блуждали бы в воздухе, и нужен был бы маг, чтобы подгонять их – улыбнулся учитель. – А тут солдат берет ружье – и стреляет. Маг только вкладывает огонь, чтобы солдат мог стрелять, перезаряжая ружье. Но маг, как известно, годится не только для этого…

Поэт вытер слезы. Память летела дальше, и с высоты памяти, как с высоты полета кииби, было видно все, даже мелочи, которых он раньше не замечал.

Дорогой друг в соседней комнате, торопясь и зло поджимая губы, писал письмо:

Уважаемый родич!..

За последнее время вы редко передаете мне что-нибудь ценное.

Я не ругаю вас, но считаю своим долгом указать на то, что ваши новости несколько однообразны. Не могли бы вы прислать мне сведения о:

Тех, кто может лечить чужую душу не магическим способом

Тех, кто знает людей

Тех, кто способен восстановить сон очень молодому человеку, пережившему тяжелое испытание, и не одно…

После тяжелого дня один сон сменяется другим.

Ученики сидели за круглым столом и прилежно записывали притчу об одиноком цветке:

Одинокий цветок растет один. Никто не сажает его, никто не срывает его, никто не видит его семян.

Одинокий цветок растет один, среди другой травы, в тишине леса.

Он расцветает там, где нет людей.

Если случайный путник видит его, он поражается красоте, но потом – проходит мимо.

Он мал и слаб, его редко укрывают ветви мощных деревьев, а сорная трава часто выше его.

И все же одинокий цветок растет сам, не прося никого о помощи. Он раскрывается перед солнцем, он растет вольно, ему нет нужды раскидывать широко свои листья и корни, чтобы другие проклинали его за то, что он отбирает у них свет.

Если он и вырастает высоким, а листья его широки – никто не проклинает его.

Корни одинокого цветка не выпьют кровь земли, а листья – легки.

Одинокий цветок не пьет крови других цветов, не болеет ржавчиной или белой болезнью, потому что видит небо и становится его отражением.

Великое счастье – увидеть одинокий цветок, великое благо – семена такого цветка.

Одинокий цветок не растет в неволе.

Одинокий цветок – совершенная красота.

Тайелен постучал по столу перед сосредоточенным мальчиком и улыбнулся. – Поднимайся. Твое время пришло.

«Совершенная… красота» – дописал мальчик и поднял глаза. – Мне пора?

– Да. Иди за мной.

Они спустились на подъемнике в подвал, где было холодно. Мальчик ежился и делал вид, что ему не страшно. Страшно, конечно, было, и еще как! Вдруг не получится?

Но в подвале не было ни одного незнакомого звука, машины молчали, не было никого, даже маленького зверька, поедавшего ржавчину – и мальчик успокоился.

– Ты готов? – спросил его Тайелен, улыбаясь в усы.

– Готов! – кивнул мальчик, сжав кулаки.

– Так иди. Кстати, с днем рождения, юноша. Тебе повезло, ведь ты родился в День Грома!

Дальняя стена подвала, которая зимой была вся в капельках и изморози, сегодня была теплой и сухой. Они шли вдоль стены, простукивая камни.

Наконец один из них проворчал:

– Осторожнее, глупый старик! Так и выщербиться недолго…

– Ай! – мальчик подпрыгнул от неожиданности.

– Большой черный камень удобно прятать среди других больших черных камней – засмеялся учитель. – Кроме того, если ему вздумается надо мной пошутить, он может переместиться.

– Да, да – подтвердил камень. – Подойди ко мне, новичок. Не бойся. Камни не едят людей.

– Ой!

Если бы у камней были лица, то его можно было бы назвать улыбающимся. Его голос немного напоминал голос старшего, названого брата из семьи, приютившей сироту – помнилось, как тот насвистывал, вырезая поделки из дерева, которые потом раздавал младшим. Он отвечал на вопросы, улыбаясь, и усы у него топорщились, как крылья бабочки. Брат не поехал учиться – у них в семье шестеро детей, нужно было помогать отцу рубить лес, да и что ему было делать среди малышей, парню в возрасте?