Явная угроза (СИ) - Сугралинов Данияр

Настораживало, что легаты не отступают, укрепляют рубежи, к ним стекаются остатки орды. Почуяв победу, демоны с диким ревом приближались к легатам, быстро сокращая расстояние. От предвкушения сердце Оямы забилось чаще, чем следовало. Он снова ощутил себя молодым, словно опять сидел на арене и болел за сражающегося Авада.

Когда казалось, что нет силы, способной остановить легионы, и до сбившихся в кучу легатов осталось совсем немного, авангард натолкнулся на невидимую преграду. Демоны, коснувшиеся ее, рассыпались пеплом. Задние ряды продолжали напирать, прижимая первых к смертоносному полю. Наконец Аваддон сообразил, что происходит, и разнесся рык, от которого сорвались камни со склона и покатились вниз:

— Стоять! Шаг назад!

Крылатые попробовали облететь преграду или подняться выше, кто-то рыл проход под землей, но незримый барьер тянулся во всех направлениях.

Озадаченные генералы Преисподней, использовав несколько дистанционных атакующих способностей, но так ничего и не добившись, встали в кружок и совещались. Туда-сюда от них сновали легаты, получающие очередные приказы.

Ояма включил Астральное зрение, чтобы увидеть происходящее не только в этом измерении, но и во всех существующих. Навык был сложный, требующий огромной концентрации, терпения и диких затрат духа, потому что измерений бесчисленное множество, и большая их часть безжизненна, но все же подходящих столько, причем в одной конкретной точке пространства, что жизни не хватит пересмотреть все.

Т-со! Отрывистый сосущий звук, и глаза Оямы перестроились. Ничего в этом измерении, лишь тени смертных, демонов и нежити…

Т-со! Совсем ничего, даже теней и отпечатков душ…

Т-со! Пусто… Т-со! Пусто…

Т-со! Мир бездушных фантомов, хищных и вечно голодных, прочь!

Т-со! Пусто… пусто… пусто…

И вдруг — т-со! Вот оно! Незримый барьер, выставленный кем-то из Чумного мора, проявился. А вместе с ним — оскаленный череп, обтянутый мумифицированной кожей, его венчал обруч, украшенный то ли длинными перьями, то ли змеями, в глазах тлели зеленоватые огни наподобие болотных гнилушек. Новый бог Кими растянул барьер, преграждающий путь к Ядру Чумного мора, на всю звездную систему. Ояма знал это лицо. Тысячи лет назад он нарвался на последователей Кими — очередного бога смерти, пирующего на трупах и требующего жертвоприношений. Он был настолько жаден, что поклонявшееся ему племя, которое жило на острове и не контактировало с другими народами, так увлеклось жертвоприношениями, что выродилось без посторонней помощи, оставив после себя зиккураты, выложенные из черепов.

Сейчас Ояма увидел его во плоти, а также явственно разглядел многочисленные энергетические канаты, тянущиеся от краев барьера к бесконечным конечностям Кими. Барьер в этом измерении обрел краски и был похож на обветшалое полотно.

Не сходя с места, Ояма примерился и резко начертил рукой круг. Словно тысячи серебристых дисков с зазубренными краями, бешено вращаясь, разлетелись и врезались в канаты, удерживающие полотно. Ояма не ошибся, выбрав именно такую форму материализации духа, — канаты самортизировали, смягчили удар, но зазубренные края зацепились за волокна, энергетические нити, из которых были сплетены канаты, и, вращаясь, перерезали их.

Сосредоточившись, Ояма не сразу заметил, что небо стало ближе, и над головой бурые облака начали закручиваться спиралью. Рубаха вздулась пузырем, устремляясь вверх, залепила лицо. Очертания Кими смазались, оплыли, будто Ояма глядел через мутное стекло. Измерение стремилось к равновесию и пыталось либо отторгнуть чужеродный элемент, либо растворить его в себе. Ояма ушел в убыстрение — картинка снова обрела четкость, но он знал, что это ненадолго. Оставшись здесь, он здорово помог бы… Но слишком велик риск погибнуть раньше.

За мгновение до того, как Кими почуял чужое присутствие, Ояма метнул последнюю порцию серебристых дисков в оставшиеся канаты и волевым решением покинул враждебное измерение, которое уже начало засасывать его и перетягивать в себя. Такое однажды случалось с молодым Оямой, когда он задержался дольше положенного, и его засосало в мир фантомов на сотни лет. Тогда он чудом выжил, причем не благодаря храбрости, силе или уму, простое везение спасло его, вспоминать о чем он не только не любил, но и боялся. И все равно тот въевшийся, казалось, даже в кости кошмар иногда возвращался…

— Они его прорвали! — радостно закричал Бахиро и потянул деда за рукав. — Пора?

— Пока нет… — выдохнул Ояма, на миг ослепнув от яркого света привычного измерения, ноги его подогнулись, и он бессильно осел на землю.

Невидимый барьер, лишившийся подпитки Кими, проступил. Впечатление было, словно легатов и прислужников накрывал гигантский шатер из обрывков гниющей кожи.

Наученные горьким опытом, демоны не спешили бросаться на него. Те, что могли повелевать огнем, плюнули в барьер файрболами, он мигнул зеленым, и по нему прокатилось огненное кольцо, обращая его в прах.

Повинуясь воле легатов, прислужники встали вокруг них живым щитом. Сообразив, что опасности больше нет, демоны принялись обтекать легатов, чтобы взять их в кольцо, обрушиться со всех сторон, смять, растоптать, предать огню.

Прислужники бросались на них, пытаясь прорвать оцепление, но демоны без труда их прихлопывали. Когда наконец они окружили легатов, которых за громадными прислужниками не было видно, Аваддон воздел руку и проревел:

— Легионы! Вперед! Во славу Преисподней!

— Во славу!!! — отозвались тысячи глоток.

Окрестности утонули в реве, завоняло жженым мясом, донесся лязг металла, хлопки. Ояма взмыл в небеса, чтобы наблюдать за сражением сверху.

Поле боя напоминало око дракона, радужка состояла из демонов, черный расширенный от ужаса зрачок — легатов и нежить. Окутанный дымом зрачок сужался, победа была делом времени. Легаты взрывались вспышками мертвого света, но урон демоны получали небольшой. Те, кто особо пострадал, уходили в тыл, их сменяли свежие силы.

Войска союзников заколыхались, задвигались и потекли к легатам, за ними устремились смертные, но подключать своих Ояма не спешил.

Сообразив, что им не выиграть, легаты всеми силами ударили в одно место и прорвали оцепление, устремившись к Видерлиху. Прислужников оставалось немного, но они, усиливаясь за счет гибели своих, успешно выполняли главную функцию — связывали демонов боем.

Влившиеся в ряды демонов неумирающие внесли свой посильный вклад: заискрили всеми цветами кастуемые заклинания. Ояма приблизил картинку: отчаянный гном из клана Скифа, лавируя между демонами на танке, затаился у подножия холма и дал залп по Мерзкому поганищу. Заряд разворотил брюхо, оттуда вывалились кишки, и, наступая на них, поганище налетело на танк, отфутболило его, отчего башню своротило, и он задымил.

Гном уцелел, вылез наружу и, прихрамывая, побежал прочь.

— Да что ж вы все… — бормотал он. — Помогите… На помо…

Поганище настигло его, наступило, оставив лепешку, а после здоровенный демон, скалясь, разрубил прислужника напополам гигантской секирой.

— Вот теперь — пора, — скомандовал Ояма.

Бахиро издал радостный клич и первым рванул на врага.

Ояма, зависнув в воздухе в высоком прыжке, ускорил собственный временной поток и первым делом убедился, что его способность принимать на себя урон по близким коснулась каждого соплеменника. Скиф получил нечто подобное, ступив на Путь пожертвования, однако талант Оямы имел другую природу — Духовная защита не переводила на него весь урон, нанесенный подопечным, а распределяла его по всем, кто был ею связан. Именно поэтому Ояма так легко отпустил Бахиро резвиться посреди уцелевших прислужников легатов.

Убедившись, что все односельчане в связке и никто не упущен, Ояма перевел взгляд на склон горы, где кипел бой. Семь легатов Чумного мора, прорвав оцепление демонов, ускользнули бы, не подключись генералы Преисподней.

Каждого Ояма если и не знал лично, то хотя бы слышал о них в те древние времена, когда имена Молоха и Улцибера, генералов победоносных легионов Андары, гремели на весь Дисгардиум. Астарот до причастия к Хаосу был примерно на уровне Авада — легатом, зато его генерал Люций прославился не только ратными подвигами, но и тем, что стал последним наместником. Власть в Андаре не передавалась по наследству, а избиралась голосованием и утверждалась владыками.