Тайны великих открытий - Александр Помогайбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, что освоение будущей профессии в самом юном возрасте — хотя бы в виде игры или развлечения — вырабатывает какие-то существенно важные навыки для всей дальнейшей работы. Иначе трудно объяснить, почему столь мною великих ученых могли сказать про себя, что научной деятельностью они начали заниматься еще в детстве. "Трактат о звуках" Паскаль написал в 12 лет. В 14 лет Максвелл представил в Эдинбургское королевское общество исследование об овальных кривых. В 11 лет Винер поступил в Гарвардский университет. Карлу Линнею отец в 8 лет выделил особый уголок в саду, где тот разводил свой "садик Карла". Одиннадцатилетнего Ампера его отец застал в своей библиотеке за чтением энциклопедической статьи об аберрации, после чего разрешил пользоваться своими книгами. Ферми начал регулярно заниматься физикой с 13 лет, в этом ему помогал друг отца, будущий профессор физики Римского университета Энрико Персико. Лейбниц, Гаусс с раннего детства поражали окружающих своими математическими способностями. Потрясающее впечатление на двенадцатилетнего Альберта Эйнштейна произвел случайно попавший ему в руки учебник геометрии — в частности тот факт, что из всего нескольких аксиом можно вывести множество теорем. Майкельсон, живший в доме директора школы, так полюбил физические приборы, что директор стал платить ему три доллара в месяц за то, что тот присматривает за оборудованием школьной лаборатории… Этот ряд можно продолжать бесконечно. Известно, что отели "Хилтон" являются одними из лучших в мире; Конрад Хилтон, основоположник этого гостиничного предприятия, еще во время своих детских игр воображал себя директором гостиницы.
Так что же все-таки закладывается в детстве? Несомненно, активизируются определенные доли головного мозга, отвечающие за развитие определенных способностей. Или, по крайней мере, сохраняются их функции.
Где-то к 4–5 годам ребенок обретает логическое мышление — зрительные же, моторные и эмоциональные образы начинают постепенно "уходить" в подсознание. Когда же для постижения сложных дисциплин, таких как физика, химия, математика, снова требуется умение оперировать со зрительными образами, эта способность уже почти утеряна — если только искусственно не задержана шахматами, рисованием и т. д.
Игра не только позволяет удерживать навыки, но и дает возможность их развивать. Молодой Чехов начал писательскую деятельность с того, что собирал смешные и интересные фразы. Это позволило ему выработать придирчивость к слову, наблюдательность, собственный литературный язык. Позднее Чехов взялся за юмористические рассказы. И они дали ему возможность еще больше отточить свое мастерство. С накоплением жизненного опыта произведения Чехова обрели глубину — но начинался-то писательский труд с чистого развлечения.
Кроме освоения навыков, игры дают возможность ощутить в себе — и развить — творческое начало, умение получать удовольствие от созидательного труда. Видимо, не случайно многие известные писатели не оставляли игр и во взрослом возрасте. Тайной страстью Герберта Уэллса были солдатики. Роберт Стивенсон, уже прикованный к постели смертельной болезнью, вырезал из бумаги фигурки, парусники, здания и устраивал с их помощью целые представления. И пятидесятилетнего Диснея можно было найти играющим в миниатюрную железную дорогу на заднем дворе дома, когда жизнь на студии становилась невыносимой.
К играм в уже вполне зрелом возрасте вернулся и виднейший психоаналитик Карл Юнг. Причем он буквально был вынужден это сделать.
"…Я ощущал постоянное внутреннее давление. В какой-то момент оно стало столь сильным, что мне показалось, что я схожу с ума… И я сказал себе: "Если я ничего не знаю, мне не остается ничего другого, кроме как просто наблюдать, что же со мною происходит". Итак, я намеренно предоставил свободу своим собственным подсознательным импульсам.
Первое, что я вспомнил, это свои собственные ощущения, когда мне было лет десять или одиннадцать. Я тогда увлеченно играл в кубики. Я отчетливо помню, как я строил замки и домики с воротами и сводчатыми арками из бутылок… Удивительно, но это воспоминание было очень живо, эмоционально и вызвало множество ассоциаций.
"Ага, — сказал я себе, — значит, это все еще живо для меня. Маленький мальчик созидает нечто, он живет творческой жизнью, и мне недостает сейчас именно этого. Но я не могу поставить себя на его место?" Мне казалось невозможным преодолеть расстояние между взрослым человеком и мальчиком одиннадцати лет. И все же, если я хотел восстановить эту связь, мне не оставалось ничего другого, как снова стать ребенком и блаженно играть в свои детские игры.
Этот момент определил в моей судьбе многое. После длительного внутреннего сопротивления я в конце концов начал играть; я испытывал при этом болезненное и унизительное чувство неизбежности, но у меня действительно не было другого выбора…
Такого рода занятия стали для меня необходимостью. Всякий раз, когда передо мной возникало какое-нибудь затруднение, когда я оказывался в неразрешимой ситуации, я начинал рисовать или работать с камнями, и всякий раз… я находил спасительную мысль, я возвращался к работе. Все, что я написал в этом году, — я написал благодаря работе с камнем".
В игре Юнг получал творческий, созидательный элемент, которого ему не хватало в жизни. По сути, играя, он погружал себя в творческое состояние, "гармонию", которая позволяла ему решать задачи и своей профессии.
Игра дает детям возможность созидания — пока в жизни они созидать ничего не могут. Впрочем, порой именно из детской игры получались весьма серьезные изобретения. В частности, именно дети изобрели микроскоп. Когда в конце XVI века появились очки, голландский механик Захарий Янсен застал своих детей за тем, что они с увлечением что-то рассматривали через трубку. Как выяснилось, они позаимствовали у отца две линзы и, поместив их в трубочку, с интересом принялись рассматривать все вокруг, поскольку через эту трубочку все представало в увеличенном виде. В том, что детям показалось только занятным, Янсен увидел принцип, который позволил ему создать микроскоп.
Со времен Гиппократа врачи, прослушивая работу внутренних органов, прикладывали ухо к телу больного. Так было на протяжении столетий — пока французский анатом и врач Р. Лаэннек не обратил внимание на играющих во дворе детей. Один что-то царапал на одном торце бревна, а другой на другом конце бревна слушал. Тут же возникла догадка — можно использовать какой-то посредник для передачи и усиления звука. Так появился стетоскоп.
Игра может даже в какой-то мере обучать жизни — к примеру, шахматы. Эта игра учит создавать "дерево решений", то есть использовать анализ. Учит формулировать цели и искать средства для их достижения. Учит находить ходы в случае разных ответов противника. Учит логике. Учит эстетике, поскольку ходы бывают красивыми. Учат "тихим", неэффектным ходам, которые меняют весь ход борьбы, поскольку были сделаны в силу глубокого анализа позиции. Учит стратегии, "позиционной войне", когда преимущество наращивается постепенно.
Потенциал шахмат просто поразителен; по сути, это модель, по которой можно изучать различные алгоритмы умственной деятельности. Одним из таких алгоритмов служит "стратегия". К примеру, шахматист А. Нимцович придумал стратегию "блокада". Ходы делаются таким образом, чтобы лишить противника возможности свободно двигаться и чтобы захватить как можно больше его полей. Рано или поздно противник начинает задыхаться, не в силах перебрасывать силы, чтобы защищать свои фигуры.
Капабланка часто использовал другую стратегию. Переводя, к примеру, фигуру с правого фланга на левый, он мог, взявшись за ладью, сначала напасть на пешку — чтобы противник, пожав плечами, двинул ее на поле вперед, — а уж затем поставить ладью на левый фланг. Это мало значащее нападение вынуждало двинуть пешку — а значит, ослабить общую пешечную конфигурацию, что Капабланка позднее и использовал.
Стратегией Ласкера было провоцирование атаки. Он умышленно ослаблял свою позицию, чтобы вынудить противника атаковать — и зарваться.
Алехин исповедовал ярко выраженную темповую игру, свойственную мастерам XIX века. Нападениями, жертвами пешек он выигрывал темпы, которые позволяли ему быстрее развить фигуры, организовать атаку, пробиться к вражескому королю.
Конечно, это схематическое описание основных стилей борьбы — на самом деле у каждого шахматиста стратегий было много. Разговор не о них, а о том, что шахматы учат мыслить широкими стратегическими схемами, а не работать только мелкими "тактическими ударами". Это в жизни бывает полезно, — наметив стратегию, вы медленно, методично претворяете ее в жизнь, осознавая и свою дальнюю цель, и метод ее достижения.