Александр у края света - Том Холт

— Ты имеешь в виду — доспехи, — сказал я.

— Немного доспехов. Такие узорчатые, декоративные, скорее символы статуса. И всего несколько штук.

Я задышал через нос.

— Прекрасно, — сказал я. — Тирсений продавал скифам доспехи и оружие в течение... сколько, ты сказала, лет он это делал?

— Я не знаю. И про оружие сказал ты, а не я.

— Значит, значительное время. Скорее годы, чем месяцы.

— Это очень популярные товары. Да они и сами умеют делать оружие не хуже. Даже и получше, на самом деле.

— А, так я все-таки прав насчет оружия, стало быть.

— Ты раздуваешь из мухи слона, — яростно сказала она. — Он не продавал им ничего такого, что они не смогли бы сделать и сами; а если бы они не купили у него, то купили бы в Ольвии или Одессосе. И вообще, это не более чем дорогие игрушки для нескольких главарей.

— Доспехи и оружие, — повторил я. — И ты знала об этом все это время и ни разу не нашла нужным упомянуть…

— И что? Я тебе о всяких разных вещах ничего не говорю. Знаешь, почему? Потому что они не важны. Эвксен, я сегодня видела дрозда. Эвксен, Калоника позавчера купила ведро мойвы. Эвксен, на моей запасной сандалии порвался ремешок…

— Хорошо, — я снова поднял руку. — Мы поговорим об этом попозже. Ты хорошо все обдумала и по-прежнему считаешь, что мне нужно взять с собой Тирсения?

— Да, — сказала она.

— Ладно, приведи и его тоже, хотя это против всякого смысла. Еще кого-нибудь?

Она кивнула.

— Меня, — сказала она.

— Тебя? — фыркнул я. — Не смеши меня. Если они вообразят, что мы позволяем женщинам участвовать в принятии решений...

— На самом деле, — холодно сказала она, — во многих скифских племенах правят старые женщины, это широко распространенный здесь обычай. Но я не это имела в виду. Я подумала, что кому-то надо будет везти кувшин.

— Кувшин? — нахмурился я. — Какой еще кувшин?

— Тот самый, со змеей, конечно же. Разве ты не знаешь, почему скифы не трогали нас столько лет? Ну?

Я вытаращился на нее.

— Не хочешь же ты сказать…

— Именно. С тех пор, как они узнали, что колонией правит великий волшебник с ручной змеей…

Я застонал.

— Потрясающе, — сказал я. — Ладно, ты поедешь с нами, как высшая жрица и кто ты там еще. А теперь иди и приведи сюда остальных, чем быстрее, тем лучше. Если мы хотим разрешить все проблемы, времени тратить нельзя.

Когда она ушла, забрав с собой мальчика, я попытался сосредоточиться на предстоящем нам деле, но не очень в этом преуспел. Вместо того, чтобы обдумывать свою речь или ответы на возможные оправдания с их стороны, я обнаружил, что все время мысленно возвращаюсь к этому странному образу — моя жена Феано и мой друг Тирсений…

Никто из них не имел ни малейшего отношения к сложившейся ситуации. Я это знал, да. Но стоило только задуматься об этом, и остановиться было практически невозможно — и тем труднее, чем старательнее я пытался. К тому времени, когда вся наша компания собралась и была готова отправляться, я погрузился в молчаливые размышления и являл собой, должно быть, весьма впечатляющее зрелище. По крайней мере это отвлекло меня от мыслей об отчаянном кризисе, с которым мы столкнулись…

Феано. И Тирсений. Тирсений, мой так называемый друг... Наконец я взял себя в руки.

— Ладно, — сказал я. — Слушайте меня. Когда мы будем на месте, никто — и я именно это имею в виду: никто — не произносит ни слова, пока и если я не задам ему вопрос, ясно? Можете болтать, что вам вздумается, до того и после того. Но пока мы там, заткнитесь и не разевайте рот.

Он кивнул.

— Абсолютно правильное решение, — сказал он (а я подумал, ах ты ублюдок. Хорошим же другом ты оказался). — Можешь положиться на нас, Эвксен. Мы тебя не подведем.

Я вздохнул.

— Хорошо, — сказал я. — Вперед и покончим с этим раз и навсегда.

Глава четырнадцатая

Забраться на коня было сущим мучением, и еще большим — слезть с него обратно. Лодыжка моя совершенно занемела и я не мог перенести вес на эту ногу; я свисал между двух иллирийских воинов, как пьяница, которого друзья тащат домой. Я понятия не имел, как буду залезать на лошадь, когда придет время возвращаться домой. Мне представилось, как меня перекинут через седло, будто мешок с луком; этот образ вступил в яростную схватку с картинкой Феано/Тирсения, так что когда мы добрались до места, я пришел в такое скверное настроение, что не потерпел бы ни от кого и малейшего дерьма.

Когда мы втащились в деревню, местные уставились на нас, как на гарпий или демонических воинов, выросших из драконьих зубов, посеянных Кадмом, а затем разбежались по домам и заперли двери. Если бы мой старый знакомый Анабруза, бывший городской лучник, еще бы чуть-чуть промедлил, мы бы, наверное, плюнули и отправились домой.

Но он пришел, а с ним около десяти белобородых старцев почтенного вида и толпа перепуганных мужчин с луками. Анабруза тоже выглядел не слишком радостно.

— Явился наконец, — рявкнул я (висячее положение, в котором я пребывал, нисколько не способствовало сдержанности). — Ладно, ты знаешь, почему мы здесь.

Анабруза кивнул.

— Догадываюсь, — сказал он. — Хочешь услышать нашу версию?

— Да нет, — ответил я. — Твои люди убили несколько моих людей. Они пытались убить меня. Может быть, ваш народ и испытывает в некотором смысле законное недовольство против нашего города, но это не оправдание убийствам. Вот мое предложение. Ты передаешь убийц нам — без всяких споров и торга. Взамен, во-первых, я сделаю все возможное, чтобы мои друзья не явились сюда с факелами и не спалили твою деревню — это потребует ого-го каких усилий, но я постараюсь, обещаю. Во-вторых, если ты желаешь подать формальную жалобу о любых причиненных нами обидах, я выслушаю тебя и попробую заставить слушать и остальных. В противном случае... в противном случае я ничем не смогу вам помочь.

Анабруза помолчал.

— Я не уполномочен заключать такие сделки, — сказал он. — Я не могу никому приказывать, это не наш способ принимать решения. Главы родов должны сами решить...

Я покачал головой.

— Извини, — сказал я. — Мне это не интересно. Когда-нибудь в другой раз, когда я возьмусь за книгу о скифских законах и обычаях, я приду к тебе и ты мне все о них расскажешь. Прямо сейчас я буду считать тебя личном ответственным за нашу сделку, потому что ты умеешь говорить по-гречески, а я знаю твое имя. Если лично ты не хочешь войны, тебе придется лично уладить эту ситуацию.

Он бросил на меня взгляд, исполненный чистейшей ненависти и страха, в пропорции примерно один к одному.

— Я не могу, — сказал он.

— Жаль, — ответил я. — Потому что мой друг, присутствующий здесь — его зовут Тирсений, я думаю, ты его знаешь — этот мой друг владеет тем нелепым бурчанием, которое у вас вместо языка, и через несколько мгновений он объявит во всеуслышание, что Анабруза отверг наши требования и нам не остается ничего иного, кроме как объявить вам войну. Думаю, после этого твоя жизнь станет намного интереснее.

Выражение лица Анабрузы не изменилось.

— Сделаю все, что смогу, — сказал он. — Этого достаточно?

— Уже лучше, — сказал я. — Подожди чуточку, ладно?

Я понудил двух своих воинов оттащить меня на пару шагов назад и подозвал Тирсения.

— Слушай, — сказал я. — Ты на самом деле умеешь говорить на их языке?

— Да, — ответила Феано, не дав ему и рта раскрыть. — Не очень хорошо, но достаточно.

— Хорошо, — сказал я. — А знает ли он кого-нибудь из этих людей?

Она кивнула. — Главного, например.

— Ты имеешь в виду вон того? Анабрузу?

Она снова кивнула.

— Не знаю, насколько это важно, — добавила она, — он не врет, когда говорит, что не может приказать главам родов выдать их людей. У него нет такой власти.

Я пожал плечами — не такой простой фокус, когда обе твои руки закинуты на плечи высоких мужчин.

— Кому-то придется это сделать, — ответил я. — Тирсений, я хочу потребовать пару заложников. Кого бы ты предложил?

Тирсений на мгновение задумался.

— Жену и дочь Анабрузы, — ответил он. — Извини, не знаю, как их зовут. Но я знаю, что они у него есть, поскольку он просил меня привезти для них финикийское зеркало — знаешь, такое, из слоновой кости с резной спинкой...

— По-моему, пойдет, — сказал я. — Ладно, вы двое, тащите меня обратно.

Я сказал Анабрузе, что я хочу получить его жену и дочь в заложники до того момента, когда убийцы будут переданы нам. Сперва мне показалось, что сейчас он утратит контроль над собой и бросится на меня, но ему удалось взять себя в руки; я прямо видел, как он давит в себе гнев — это было все равно как смотреть на железо, меняющее ярко-красный цвет на серый; наконец, он согласился.