Фигня (сборник) - Александр Житинский

– Эк, чего захотели!

– И все же чертовски неприятно. Да и заметить могут, что нас нет, – молодой интеллигент заерзал в кресле. – Я, пожалуй, пойду, – сказал он после паузы.

– Как знаете, – пожал плечами старик.

Молодой поднялся и направился к выходу. Старик долго смотрел через окно, как бредет по аэродрому к митингующей толпе его фигурка с портфелем в руках.

– Слово предоставляется слесарю-наладчику завода игровых автоматов товарищу Середкину, – объявил с трапа Горохов.

Представитель пассажиров сделал шаг вперед.

– Когда отправят рейс на Кишинев? – дерзко выкрикнул из задних рядов молодой интеллигент.

– Вопросы потом, товарищи, – сказал Горохов.

– Наш завод игровых автоматов по итогам квартального плана занял второе место среди предприятий отрасли, – начал слесарь.

Грузчик и аэрофлотовец, поглядывая на толпу, запихивали в чрево самолета последние чемоданы.

Чиненков и Туркин в это самое время напряженно искали кота. Они брели в полутьме по подвалу аэровокзала среди переплетений труб с продранной теплоизоляцией и проводов. Под ногами что-то хлюпало. И тот, и другой были изрядно перепачканы и злы.

– Кис-кис-кис… – безнадежно бормотал Туркин осипшим голосом.

– Да прекратите вы! – прикрикнул на него Чиненков.

– А как же звать? – растерялся Туркин.

– Зовите по имени. У вас курить есть?

– Я не знаю, как его зовут. – Туркин пошарил по карманам.

Они закурили, уселись на какую-то трубу.

– Чертова работа, – пожаловался Чиненков. – Мой дуб мне покою не дает. Чуть что: «Боря.! Боря!» Старый дурак!

– Кто это? – испугался Туркин.

– Горохов… У тебя тоже старый пень? – неожиданно обратился он на «ты» к Туркину.

– Шестьдесят восемь, – осторожно сказал Туркин.

– А чего же он на пенсию не идет? Устал ведь, как пить дать, – зло говорил Туркин.. – Нет, держится за кресло!.. Представь: этот старый судак назначен начальником аэропорта.

– Кто? – опять спросил Туркин.

– Ну, Горохов же!.. Он уже взлета от посадки отличить не может. Ему только – давай, давай!.. Принцип реактивного действия не знает. Я серьезно… Не знает он, почему летают самолеты. Правда, они у нас не летают, больше на земле стоят… Тебя как зовут? – вдруг спросил он Туркина.

– Сережа.

– Скажи, Серега, разве ты в тысячу раз больше не знаешь, чем твой Панкратов? Кто ему речи пишет?

– Я, – потупился Туркин.

– А почему он их читает, а не ты? Задумывался когда-нибудь?

– Нет, – честно ответил Туркин.

– Потому что такие, как ты, не задумываются. Вот почему.

– А ты лучше, что ли? – обиделся Туркин.

Чиненков задумался, затягиваясь сигаретой.

– Мне ничего не надо, – оправдывался Туркин. – Только бы не дергали меня. Я такие речи писать могу. У меня стиль хороший. Пускай он их говорит, мне не жалко. У него голос, а у меня стиль. Я так считаю, что говорить должны те, у кого голос и внешность. А думать… те, у кого голова. Как считаешь?

– Потому мы здесь в подвале и сидим! Ищем твоего поганого кота! А они на трибунах стоят! – Чиненков со злостью отбросил сигарету, зашагал куда-то вдоль трубы.

Туркин рысцой последовал за ним.

– Я, если хочешь знать, еще хуже тебя! – не оборачиваясь, чеканил Чиненков. – Мне много нужно. Практически все!.. Я хочу своей очереди дождаться. А пока мне нужно задницы лизать… Котов, ядри их душу!..

Туркин пошел медленнее, стал отставать.

– Скажешь, я подонок? А я понятие имею! Я это все в гробу… – Чиненков оглянулся.

Туркина сзади не было.

– Серега, ты где?!

Чиненков дернулся назад, сделал шаг, другой… Туркин сидел на трубе, уткнув лицо в ладони. Он плакал.

– Ты чего, Сережа? Ну, чего ты?.. – растерялся Чиненков. – Да брось ты… Найдем мы твоего кота. Сейчас все будет…

Он помог Туркину подняться, повел его дальше, поддерживая за плечи.

– Давай, Сережа… Кис-кис-кис…

– Кис-кис-кис… – всхлипывая, повторял Туркин.

Пассажиры переминались на морозе, окутанные паром.

– Слово имеет руководитель полетов товарищ Афанасьев, – объявил Горохов.

Афанасьев сделал шаг вперед, откашлялся.

– Товарищи! Наш аэропорт имеет лучшие в стране показатели по безопасности полетов. Достигнуто это путем постоянного повышения профессионального мастерства при четком взаимодействии с работниками метеослужбы…

Леша оторвал взгляд от индикатора, оглянулся на играющих в шахматы приятелей.

– Вот что. Валите отсюда, – вдруг решительно сказал он.

– М-м? – промычал Саша, не отрываясь от доски.

– Давайте! Давайте! – Леша вскочил, принялся их выпихивать.

– Спокойствие! – промолвил Саша.

– Да объясни ты! – воскликнул Миша.

– Мешаете.

Игроки, поддерживая доску с расставленными фигурами за углы, послушно ретировались в комнату отдыха. Леша захлопнул за ними дверь, закрыл на ключ. Затем он решительно вернулся к пульту, вздохнул, как перед прыжком в глубину, и сел в кресло.

– Всем рейсам, следующим курсом 250! – объявил он в микрофон. – Внимание! Аэропорт открыт. Посадку разрешаю. Как поняли?

– «Рейс 4897 из Мурманска. Вас понял. Прошу посадки», – тут же отозвался голос из динамика.

– Даю координаты.

В двери диспетчерского зала забарабанили.

– Митинг, посвященный ударной отправке рейса 4714 на Иркутск, разрешите считать закрытым! – объявил Горохов. – Начинаем посадку!

Оркестр вновь заиграл туш. Первые пассажиры взошли по трапу, предъявляя билеты бортпроводнице. У тех и других были счастливые сияющие лица.

– А как с остальными рейсами? – выкрикнул молодой интеллигент.

– Вопрос решается, товарищи! – ответил сверху Горохов.

Вдруг над аэропортом раздался гул двигателей. Все подняли головы вверх. На посадку шел лайнер «ИЛ-86».

– Это еще что?.. – растерянно прошептал Афанасьев и, расталкивая поднимавшихся по трапу пассажиров, бросился к своей машине.

Он хлопнул дверцей, машина умчалась.

Горохов, насупившись, смотрел в сторону садящегося самолета.

Пассажиры с других рейсов, участвовавшие в митинге, нестройной толпой потянулись обратно к аэровокзалу.

Навстречу им по летному полю бежала дежурная Пирожкова, держа в руках листок бумаги, который колыхался на ветру.

Она подбежала к трапу.

– Петр Герасимович… – пролепетала она, тяжело дыша.

– Что случилось? – недовольно спросил Горохов, спускаясь.

– Вот… – она протянула листок.

– Погоди… – Горохов достал из кармана футляр с очками, водрузил очки на нос, принялся читать бумажку.

Он прочитал текст, тяжело вздохнул и, аккуратно сложив, спрятал во внутренний карман шинели. Засунув руки в карманы и не взглянув на Пирожкову, Горохов пошел прочь от самолета по летному полю.

Бортпроводница у трапа, пропускавшая пассажиров, не выдержала, обратилась к Пирожковой:

– Танька, чего там?

– Телефонограмма. Лунева назначили. Завтра приступает к должности.

Горохов уходил вдаль по бескрайнему полю – сгорбленный, сломленный ударом судьбы.

Аэровокзал бурлил. Новость о Луневе передавалась из уст в уста, ее обсуждали. У кабинки справочной службы выстроилась длинная очередь.

В прорези окошка появилось лицо.

– Девушка, это правда?

– Что?

– Ну, Лунев…

– Правда.

Лицо сменилось.

– Девушка, я слышал, Лунева назначили?

– Назначили.

– А какой он?

– Что значит – какой?

– Хороший или плохой?

– У нас все начальники хорошие, – с достоинством отвечала Мила.

– Сколько ему лет, хотя бы?

– Кажется, пятьдесят.

– Что делается! – лицо исчезло.

Появился кавказец.

– Девушка, скажи, в Баку теперь совсем не будем летать?

– Почему вы так решили?

– Лунев…

– Будем летать по расписанию.

– Хорошая девушка…

Возникло лицо молодого парня, который уже пытался познакомиться с Милой.

– Девушка, как вас зовут?

– Мила.

– А Лунева как зовут?

– Геннадий Сергеевич.

– А меня зовут Витя, – он протянул в окошечко руку, пожал милину ладошку. – Говорят, правильный мужик?

– Не знаю.

– Давайте встретимся!

– Где?

– Во Фрунзе. Если улетим. Теперь ведь улетим, да?

– Не знаю.

Парня вытеснила деревенская старушка.

– Доченька, расскажи…

– Что вам рассказать?

– Про этого… нового начальника.

– Зачем это вам?

– Не летала я никогда, понимаешь? У меня сын в Сибири. Туда только самолетом можно. А я боюсь… Недельку здесь потолкалась, еще больше испугалась. Загробят, как пить дать, при такой-то службе… Вот я и думаю: мне дальше ждать или как? Может, что перемениться?

– Не могу сказать.

– А кто могёт?

– Подождите, я узнаю.

Мила опустила шторку окошка, набрала по телефону номер.

– Тань, а Тань… Там у вас Нади нету?.. Ну, которая с Луневым работала… Скажи ей, чтобы ко мне пришла. Только быстренько!

В тесной комнатке, набилось человек десять молодых аэрофлотовцев – бортпроводницы, пилоты, техники… Пирожкова остановилась в дверях.