Не проси прощения (СИ) - Анна Шнайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Виктор верил, что воля к жизни победит. Должна!
А в одиннадцать часов вечера в калитку позвонили, и через несколько минут в доме Горбовских-старших стало ещё шумнее — потому что в гостиную с криком, подняв руки, чтобы поскорее обнять Иру, вбежала Маша Вронская. А следом за ней — её второй муж Лёня и сыновья.
— Боже мой! — восхитилась Ира, сжимая подругу в объятиях. — Как ты?.. Какими судьбами вообще? Ты же не собиралась возвращаться в Россию!
— А я и не вернулась, я приехала на Новый год! К тебе! — отбила претензию Маша. — Так, народ, подвинулись — мы все хотим есть! Людмила Игнатьевна, у вас же остался ещё ваш фирменный холодец?!
Вечер окончательно превратился в зажигательный — с энергичной Вронской по-другому было невозможно. Её отлично оттенял деликатный Леонид, причём на контрасте с Машей, яркой и крупной кудрявой блондинкой, этот лысоватый худой мужчина смотрелся совсем бледно и непримечательно — отведёшь от такого на мгновение взгляд, и всё — уже забыл, как он выглядит. Но Виктор был уверен, что это впечатление обманчиво. Никогда сильная и уверенная в себе Маша не выбрала бы в спутники жизни мужчину без выдающихся способностей. И судя по тому, как уважительно к Лёне обращались её сыновья-подростки, по крайней мере, дар общения с детьми у него был.
Сразу после полуночи к себе в спальню убежали Марина и Борис — Ульяна к этому времени, разумеется, уже давно спала, а зять и дочь начинали засыпать прямо за столом от усталости. Около часа ночи уехали Толя с Леной и Ромой — они решили не оставаться на ночь, чтобы не стеснять остальных, тем более что ехать им было недалеко. После них — на часах как раз было три часа ночи — умчалась Вронская с семьёй, напоследок расцеловав Иру и пообещав, что в ближайшие дни они непременно встретятся.
— Ну, что ж, это было прекрасно, — подытожила Людмила Игнатьевна, как только Маша, её дети и муж вышли за калитку, — но пора и честь знать. Убираем со стола и расходимся до утра. Меня раньше одиннадцати не будить!
— Мам, пап, идите, — махнул рукой Виктор. — Ириш, и ты тоже. А мы с Максом и Лерой тут всё уберём. Чего толкаться-то? Втроём управимся. Да, молодёжь?
— Так точно, — кивнула Лера, а Макс, хмыкнув, добавил:
— Есть, босс!
88
Виктор
Все комнаты в доме были разобраны семейными парами и Ирой, поэтому Виктору выделили диван в гостиной. И он, дождавшись, когда Лера с Максом поднимутся наверх, умылся и переоделся в пижаму — специально взял с собой штаны и рубашку тёмно-синего цвета, чтобы никого не стеснять, когда поутру народ начнёт спускаться вниз с желанием поесть вчерашних салатов. Лёг на своё временное ложе, взбил подушку, накрылся выделенным матерью шерстяным пледом — и отрубился тут же. Устал за день как собака. И переволновался за Иру.
Однако сон Виктора был недолгим…
… Он вновь стоял посреди ювелирного салона, ощущая ладонь Даши в своей руке. Она казалась ему холодной и склизкой, словно Виктор сжимал слизняка или змею. Хотелось поскорее отбросить эту гадость в сторону, но он не мог пошевелиться…
— Папа?! — И снова шокированные, широко распахнутые глаза детей. — Папа, кто это?!
Кто это? Кто… Какая разница — хотелось сказать ему. Неважно, кто она, главное — кто я.
А я… Я — мерзавец. Мерза-а-авец. И разве тем, что я делаю сейчас, можно исправить всё это?! Разрушенная семья, исковерканные жизни, загубленное здоровье…
Ира опять падала, бледная, с закатившимися глазами, но на этот раз Виктор был не способен двинуться с места — так и стоял, продолжая наблюдать, как она умирает…
…пока не проснулся.
Ледяной пот на лбу, колотящееся в панике сердце, лихорадочно дрожащие руки. Виктор, стуча зубами, потянулся к журнальному столику — вспомнил, что там лежали бумажные салфетки, — и тут заметил на лестнице, ведущей на второй этаж, тёмную фигуру.
Он сразу её узнал.
— Ира? — прохрипел, приподнимаясь на постели. — Что-то случилось? Тебе нехорошо?
— Нет, всё нормально. Воды хотела выпить, — ответила Ира, и в её голосе Виктору почудилось удивление. — А вот у тебя, кажется, дела не очень. Ты вертелся и стонал. Что-нибудь болит?
— Ничего, — он усмехнулся, на мгновение прикрыв глаза. Болит… нет, не то слово. Вообще не то. — Душа если только.
— Душа? Что ты имеешь в виду?
— Неважно, Ириш, правда.
— Важно, — она вдруг заупрямилась. Подошла ближе и села на диван у Виктора в ногах. Горбовский тут же приподнялся и тоже сел — иначе было неловко, словно он болен, а Ира пришла его проведать. — Я хочу знать. Мне… нужно.
— Зачем? — изумился Виктор. Он не видел ни одной причины, по которой Ира могла захотеть узнать подробности о его душевных терзаниях.
Бывшая жена вздохнула, и в полумраке, царящем в комнате, Горбовский заметил, как Ира сжала ладони. Словно трудно на что-то решалась…
— Я хочу написать книгу, — сказала Ира очень тихо — почти прошелестела, а не проговорила. — Про мужчину, который изменил своей жене.
Виктор с трудом удержался от удивлённого возгласа.
— Да… хочу, — продолжала между тем Ира. — Он любил жену. Ну, по крайней мере, он так думает на момент измены и после неё тоже. Но зачем-то пошёл налево. И я хочу понять… Мне ведь нужно описать это в книге. А как, если я сама не понимаю? Так невозможно. Я должна понимать героя. Я могу быть с ним не согласна, но понимать обязана. А я не понимаю.
Виктор сглотнул. Умел бы молиться, попросил бы сейчас сил у Господа — осознавал, что разговор будет сложным. Очень.
— Что именно ты не понимаешь? — спросил он слегка сипло — в горле першило. Да и в целом во рту было как-то горько… А в груди — горячо.
— Я не понимаю, как можно разрушать, любя. Вот мой герой думает, что любит жену. Но разве, когда любишь, не стремишься к сохранению того, что имеешь? Ведь любовь — это в первую очередь созидание. Не разрушение. Если действительно любишь, разве можно пойти на измену? Она же — разрушение. А значит, нелюбовь. Разве не так, Витя?
Горбовский грустно улыбнулся. Ох, Ира, Ира… Он верил ей — наверняка про книгу и героя она не придумала, действительно есть такая задумка. Но
