Путь в Царьград - Александр Михайловский

10 июня (29 мая) 1877 года, вечер, Одесса, БПК «Североморск».

Старший лейтенант Игорь Синицын.

Неспешно — «Великий князь Константин» мог идти с крейсерской скоростью не более одиннадцати узлов — мы направились к Одессе. Наши ребята высыпали на палубу и с любопытством разглядывали «корвет» — такое прозвище дали они кораблю, который под командованием знаменитого Макарова творил на Черном море чудеса. Отчаянной смелости человек!

Мы видели, что и на «Константине» рассматривают в бинокли и подзорные трубы наш БПК. У предков, наверное, появилось много вопросов к нам, на которые придется давать ответ. Но всему свое время. Надо в Одессе выгрузить наших дамочек, дать возможность подготовить «Великого князя Константина» и остальные корабли Черноморского флота к дальнему походу. Как я понял, наш командир получил приказ — взяв лейтенанта Макарова на борт, отправиться в Варну, где на «Кузнецове» на самом высшем уровне пройдет совещание и где будут определены планы на будущее.

На подходе к Одессе повстречали мы тогдашнее чудо российского кораблестроения — так называемую «поповку». Это броненосец абсолютно круглой формы. В общем, плавучий поднос, на котором установлены два мощных орудия. А впрочем, каков запрос — таков и ответ.

В 1869 году военное министерство предложило построить на Черном море броненосные корабли, которые должны были соответствовать трем условиям. Они не должны сидеть глубже двенадцати или четырнадцати футов (3,7–4,3 м); должны иметь большую толщину брони, чем существовавшие тогда иностранные броненосцы; и должны носить наибольший калибр крепостных орудий, то есть не меньше 11-дюймовых нарезных стальных пушек. Так на свет появились круглые броненосцы, тихоходные — скорость не более восьми узлов, но хорошо забронированные, и вооруженные мощной артиллерией. Потом про них сочинили множество легенд. Дескать, при стрельбе они вращались как волчок — на самом деле поворачивались от отдачи при выстреле из-за слабости стопоров именно сами орудийные станки, расположенные внутри бронированного барбета. Эти уникальные по своей конструкции корабли имели шесть(!) гребных винтов. Правда, впоследствии их число уменьшилось. Критики потом обвиняли морское министерство в выброшенных на ветер деньгах. Они, видимо, забыли, для чего предусматривались эти суда. Ведь строились они не как мореходные броненосцы, а как плавбатареи, и вполне соответствовали своему назначению. Для обороны мелководного Днепро-Бугского лимана они вполне годились.

Видимо, предупрежденный командующим Черноморского флота вице-адмиралом Николаем Аркасом броненосец — кажется, это был «Новгород» — отсалютовал нам флагом и, отчаянно пыхтя своими двумя трубами, неспешно проследовал мимо, в сторону Очакова.

А вскоре мы увидели на горизонте «жемчужину у моря». Одесса в те годы по количеству населения считалась четвертым по величине городом России (после Санкт-Петербурга, Москвы и Варшавы). В ней проживало без малого четыреста тысяч человек обоего пола. И нам показалось, что все они вышли нас встречать. Знаменитая Потемкинская — здесь ее пока еще звали Гигантской — лестница была полна народу. Орудия гарнизона Одессы встретили нас артиллерийским салютом. На пристани духовые оркестры наяривали бравые марши.

Когда мы пришвартовались и спустили трап, к «Североморску» подошла делегация встречающих. Ее возглавляли: губернатор города генерал-майор граф Левашов и архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий. Командир БПК капитан 1-го ранга Перов был явно смущен почестями, которые оказали ему и его команде темпераментные одесситы. А впереди нас, как выяснилось позже, ждал торжественный проход под сделанной за одну ночь деревянной триумфальной аркой, подарки от купечества и дворянства Одессы и бал во дворце губернатора.

Одесса ликовала — именно ее жителям посчастливилось первыми приветствовать тех, кто сумел осуществить вековую мечту большинства русских, греков и болгар — разгромить ненавистную Османскую империю и освободить от турок древнюю столицу Византии — Константинополь. Нас буквально носили на руках, моряков и морпехов угощали вином, жареной рыбой, сыром и прочими вкусняшками. Девицы с горящими глазами старались чмокнуть в щечку героев. Словом, как там у Грибоедова: «Кричали женщины: ура! И в воздух чепчики бросали».

Но праздник праздником, а нам надо было разобраться с текущими делами. И прежде всего — с нашими полонянками. Для этого мы решили воспользоваться услугами Одесского славянского благотворительного общества и местного отделения Красного Креста. Видели бы вы, как наши подопечные плакали, расставаясь со своими спасителями! Они бросались к нам на шею, целовали нас, обещали, что никогда не забудут то, что мы для них сделали. Они клялись, что назовут своих будущих детей именами тех, кто спас их от рабства. Честно скажу, что и некоторые наши орлы, уж на что люди не сентиментальные, но и они не выдержали — прослезились.

Местные чиновники обещали выправить всем бывшим невольницам документы, переодеть их в новую одежду — многие из них так и щеголяли в наших подменках — снабдить девиц деньгами и продовольствием и посадить их на поезд, следующий в нужном им направлении. Директор Одесской железной дороги Чихачев обещал, что полонянкам билеты продадут в полцены.

Ну, а с Ольгой свет Александровной, как я и предполагал, случилось ЧП. Она пропала! Как рассказали мне ее спутницы, последний раз они видели ее перед тем, как «Североморск» подошел к пристани и начал швартоваться. Куда она подевалась — никто не знал. На всякий случай по приказу командира ВПК матросы перешерстили все помещения корабля, но «потеряшка» так и не была найдена. Посовещавшись, мы решили, что неугомонная девица рванула на фронт к своему отцу. На всякий случай мы дали ее описание местным полицейским, тем более что сбежала она в нашей форменке — ее старые вещи так и остались в кубрике, где жили бывшие невольницы.

Как было сказано в приказе, врученном лейтенанту Макарову, он должен был, временно сдав командование старшему офицеру «Константина», перейти на «Североморск» и на его борту отправиться в Варну. Зачем и для чего — сказано не было, и бедный Степан Осипович ломал голову, решая, что это — наказание или, наоборот, награда. У меня были на этот счет мысли, но Макарову я их озвучивать не стал. Но явно, что после того как Черное море очищено от противника, ждало лейтенанта Макарова море Средиземное, если вообще не Атлантический океан. Ну, и разумеется, новые противники взамен старых.

Впрочем, горечь расставания Макарова с его любимым «Константином» была скрашена возможностью познакомиться с «Североморском». Как человек дотошный и любопытный, он просто замучил вопросами своего коллегу — капитана 1-го ранга Перова. Тому приходилось нелегко — ведь не так просто объяснить человеку девятнадцатого века принцип действия радиолокатора, газотурбинной ГЭУ или ТТХ бортового вертолета Ка-27. А уж обилие электричества во всех видах и вовсе вводило бедного лейтенанта Макарова в ступор. Конец семидесятых годов — это время, когда парус еще до конца не уступил позиции пару, а мы тут со своими дизелями да турбинами…

А когда вечером наш «Североморск», весь в цветах и подарках, вышел в море из Одесской гавани, неожиданно нашлась и наша «потеряшка» — Ольга Пушкина. Оказывается, этот чертенок спрятался в какой-то каптерке и сидел там тихо-тихо. Она решила, что останется у нас на корабле и будет юнгой.

— Дядя Игорь, — сказала она мне елейным голосом, — ведь на «Североморске» надо не только из пушек стрелять и машинами управлять. Есть дела, с которыми может справиться и такая девочка, как я, — Ольга умильно посмотрела на меня своими лучистыми голубыми глазами. — Дядя Игорь, оставьте меня на корабле. Я буду хорошей и послушной.

— Вот ведь… — я с трудом удержался от ненормативной лексики. И в то же время мне было смешно. Смешно и радостно. Мне не хотелось расставаться с этой отчаянной девицей, нашим корабельным Гаврошем. И не только потому, что мы уже все привыкли к ее веселому, неунывающему характеру. В глубине души я испытывал к внучке Пушкина какое-то незнакомое мне чувство, какого у меня еще никогда не было.

У меня уже были в жизни романтические приключения, один раз я чуть было не испортил штемпелем страницу своего паспорта. Но такого нежного чувства, которое возникало во мне при виде этой хрупкой девочки-девушки, у меня никогда не было.

Посоветовавшись с командиром, мы решили не гонять в Одессу вертолет — горючее жалко тратить, да и стемнело уже, погода ухудшилась, налетел ветер, началась сильная качка. А окончательно принять решение — что с ней делать — в Варне. Возможно, что к тому времени мы узнаем точное местонахождение Александра Александровича Пушкина — и с рук на руки передадим ему непутевую дочь. По-иному не получится, только из рук в руки, а то эта неугомонная еще чего-нибудь отмочит. Я так думаю, и в плен она попала по такой же глупости. А пока…