За горным туманом - Карен Монинг

Он целовал ее спускаясь вниз, двигаясь вдоль ее живота, по верхнему изгибу ее бедер, затем по нижней части бедра. Когда он остановился прямо над ее медовым жаром, даже просто его дыхание, овевающее ее чувствительную кожу, было настоящей пыткой.

Один удар сердца превратился в дюжину, и она ждала, застыв, когда последует его очередная ласка.

Когда она пришла, она тихо захныкала. Он рассыпал поцелуи по атласной внутренней стороне ее ног, затем попробовал на вкус самый центр ее голода. Когда его язык замелькал, неоднократно поглаживая ее маленький, упругий бугорок, она закричала и ее тело задрожало рядом с его телом. Она ощутила себя достигающей чего-то, взлетающей за чем-то, что было как раз за пределами ее досягаемости и … ох!

Как случилось, что она никогда не испытывала ничего подобного раньше? Хок подбросил ее к звездному небу и покружил ее между планетами, позволил ей скатиться по Млечному пути и через звезды, превращающиеся в суперновые. Он сотряс ее вселенную из конца в конец ее солнечной системы. И когда он наконец мягко позволил ей вернуться обратно, она трепетала под ним в агонии и экстазе, зная, что никогда не будет прежней. Что-то проснулось внутри нее и моргало слабыми глазами, непривычное к ослепляющей яркости и ошеломляющей интенсивности этого нового мира.

Она лежала, задыхающаяся и немного испуганная, но готовая. Готовая по-настоящему и полностью отдать себя своему мужу и начать их брак на высокой ноте, так как она знала, что это возможно. Она была готова начать говорить ему то, что она чувствовала к нему. Как сильно она на самом деле восхищается его чувствительностью и состраданием. Как сильно она обожает его силу и бесстрашие. И насколько сильно она даже лелеет его дерзкие и страстные вспышки. Как довольна она тем, что она его жена.

— Хок…

— Эри, Эри… Я… нет. Я не… — Его лицо было ожесточенным и диким и она потянулась к нему. Но она промахнулась.

Потому что Хок застыл с ревом агонии и соскочил с постели. Отскочил от нее и практически выбежал из комнаты, не оглянувшись.

В комнате было тихо, если не считать щелчка замка.

Эдриен в полном замешательстве уставилась на дверь.

Это было как лечь спать среди роз и проснуться в грязи.

Как он мог просто встать и оставить ее после этого?

Глава 26

Сидхок Джеймс Лион Дуглас не дрожит, напомнил он себе. Не теряет самообладания. Не начинает грезить наяву, подобно томящемуся от любви мальчишке, только потому, что он подарил девушке самый потрясающий оргазм за всю ее жизнь. В этом он не промахнулся.

Но дело было не в этом оргазме. И даже не в том, как она содрогалась под ним, или как прекрасно она выглядела, когда задыхалась, влажная от любви под его языком.

Дело было в том, что с ним чуть не случилось то, чего он не сделал ни разу за всю свою жизнь — он мог излить семя, не войдя в девушку. Это и более того, он ведь любит ее, а она все еще не назвала его по имени. Даже на вершине страсти она не выкрикнула его имени. Ничего. Хотя он знал, что она вполне могла думать об Адаме. Частично из-за этого он сорвал с нее этот чертов капюшон. Маска казалась хорошей идеей в начале, но потом эту идею как раз пришлось пересмотреть.

Следующий раз, когда он будет любить ее, он оставит ее глаза незавязанными, и она будет видеть его от начала до конца, и доведет дело до этого конца. Его пульсирующий член не сможет вынести эту пытку снова.

Но он не хотел отдавать ей свое семя до тех пор, пока он не будет знать, что она принадлежит ему. Он не хотел допускать возможности того, что он не будет знать, чьего ребенка она может понести.

И затем он вспомнил о фляжке, которую дал ему старый цыган. Он тщательно обдумал это, размышляя, стоит ли сейчас использовать снадобье, которое она содержит.

Он все же может сделать это, подумал он, хотя он ненавидел побочные эффекты. То, что оно оставит его холодным и отстраненным посреди самой величайшей страсти, которую он когда-либо знал.

В следующий раз, когда он пришел к ней, стояла тишина от начала до конца.

Чуть меньше чем четверть часа назад, он сделал гримасу, когда вытаскивал пробку зубами. Он поклялся никогда не принимать это снадобье снова, но на этот раз это было необходимо. Он дожжен заставить ее хотеть его, привязать ее к себе желанием так, чтобы он смог начать работать над тем, чтобы заставить е полюбить себя. И ему нужна было ясная голова, чтобы сделать это.

Прошлой ночью он почти что сделал из себя дурака. Он определенно потерял контроль. Подошел близко к тому, чтобы выплеснуться на нее телом и сердцем; глупыми словами о любви и семенем и надеждой на детей и на долгую совместную жизнь.

Так что он запрокинул голову назад и проглотил горькое содержимое бутылочки, и подождал.

Когда он смог ощутить, как жуткие пальцы разворачиваются в его теле, только тогда он пошел к ней.

Он раздел ее догола и уложил на пол. Она не сделал ни одного движения, чтобы остановить его; она молчала, в ее глазах застыло непостижимое выражение. Это было молчаливое восхищение, но он не знал этого. Ее глаза любовно блуждали по каждому дюйму его тела, когда он смотрел куда угодно, но не ей в лицо. Она поразилась ощущениям прикосновения к спине прохладного пола и горячего мужчины сверху, но он казался каким-то другим в этот раз, когда своими руками и ртом возносил ее в это сияющее место на небе, и не один, а полдюжины раз. Он делал это с искусством, доведенным до совершенства, с почти пугающим самоконтролем, пока она, жаждущая, лежала под ним.

И ей это нисколько не нравилось.

Когда он отвернулся от нее, она почувствовала себя обманутой. Как будто его вообще не было с ней в действительности. Что из того, что он доставил ей такое наслаждение? Она хотела того солнца, которое сияло в его глазах, той неконтролируемой, дикой страсти, которая раскалялась добела между ними.

— Хок! — крикнула она ему в спину.

Он застыл и стоял неподвижно долгое время. Мускулы на его плечах и спине были напряжены. Он казался таким недостижимым.

— Ох. Не обращай внимания… — тихо сказала она, ее глаза заблестели от переполнявшей их боли.

Несколькими часами позже, Хок прополоскал рот уже в пятый раз и сплюнул в таз. Да, это было бедствием грандиозных размеров. Оно навредило ему больше, чем помогло. Снадобье сохраняло его гигантскую эрекцию и не позволяло ему разрядиться.

Существует ли что-нибудь похожее на замерзший огонь?

Он больше никогда не примет этого зелья снова. Не со своей женой.

Наконец избавившись от этого противного привкуса во рту, он оделся и направился в деревенский зал собраний, чтобы выслушать еще несколько дел, требующих разбирательства. Он должен увидеть больше людей с их нуждами и принять больше решений. И он знал, что все это время будет спрашивать себя, сможет ли он, правящий многочисленными поместьями, деревнями, замками, и людьми, когда-нибудь добиться от своей собственной жены того, чтобы она просто назвала его по имени.