Вирус бессмертия - Дмитрий Янковский

– И что? Поведение реципиента не изменилось?

– По большому счету нет. – Голос Дроздова не выражал никаких эмоций.

– Надеюсь, вы его держите в замкнутом помещении?

– Конечно.

– Это хорошо. Место содержания реципиента вообще имеет большое значение. От этого зависит правильная интерференция корпускул.

Китаец улыбнулся, услышав этот бессмысленный набор терминов.

– Опишите место содержания реципиента. – Профессор приготовил лист бумаги и карандаш.

– Я держу его в комнате без окон.

– Нет. Начнем не с этого. Помещение находится в Москве?

– Да.

– В каком районе?

– Сокольники.

Варшавский быстро записывал ответы. Он узнал точный адрес, пути подъезда, расположение дверей, число людей в доме, наличие охраны.

– Понятно, – сказал профессор, выпытав всю необходимую информацию. – Тогда я могу дать вам совет. Подождите еще пару дней. Условия содержания реципиента нормальные. Скоро у него проявятся невиданные способности. А теперь слушайте и запоминайте главное. Сейчас я сосчитаю до десяти. На десятый счет вы забудете все, что здесь происходило. В памяти останется только сам факт нашего разговора и ощущение важности сказанного мной. Раз, два, три…

Китаец поспешил обратно на кухню и заперся там. По комнате медленно расплывался сладковатый цветочный запах. Досчитав до десяти, профессор как ни в чем не бывало предложил Дроздову стакан чаю.

– Нет, – приходя в себя, ответил энкавэдэшник. – Спасибо. У меня дел полно. Ладненько! Спасибо за ценную информацию.

– Не смею вас больше задерживать.

Максим Георгиевич оделся и, еще раз попрощавшись, покинул квартиру профессора. Некоторое время Варшавский неподвижно сидел в кресле, ожидая, когда тарахтение автомобильного мотора стихнет за поворотом. Затем он бесшумно подкрался к двери и глянул в глазок. Только окончательно убедившись в том, что Дроздов не вернется, он запер дверь на ключ и позвал Варю с китайцем.

– Ну что же, – профессор потер ладони, словно собирался взяться за лопату. – Информацию мы добыли. Теперь, Ли, твой ход.

– Пестики хризантем нужно варить четыре часа, – объяснил китаец. – Затем необходимо дождаться, когда сироп загустеет. Сегодня к восьми вечера он наберет силу.

– Это яд? – испугалась Варя. – Вы хотите отравить Дроздова?

– Не бойся, никого убивать не будут, – отмахнулся профессор. – Это древнее восточное парализующее средство. Конечно, если превысить дозу, возникает паралич дыхания и смерть, но Ли с этой штукой умеет обращаться виртуозно.

Сердюченко гнал машину по городу, а Дроздов на заднем сиденье едва не скрипел зубами от злости.

«Обидно не то, что профессоришка оказался врагом, – думал он. – Этого как раз можно ожидать от любого. Да хоть от меня самого. Но никто еще меня так не дурачил! За полного идиотика ведь держат! Гипноз… Нашли растяпу вокзального! Думают, что в НКВД работают одни дурачки малахольненькие? Но ничего… Теперь у меня в рукаве все козыри. Теперь я могу в любую минуту сдать профессора. Хотя еще не факт. Первый раз я попался на его удочку действительно как растяпа вокзальный, и он под гипнозом мог запросто поставить код, чтобы я не мог причинить ему никакого вреда. Ай-яй-яй! Как же я дал себя провести? Был бы пролетаришка темный, а то ведь знаю же! Читал и Павлова, и Сеченова читал… Черт! Как же узнать, установил он код или нет?»

Дроздов осторожно представил, как набирает номер и рассказывает Свержину о происшедшем. Сердце тут же сжало спазмом.

«Вот сучий потрох этот профессор, – злобно подумал энкавэдэшник. – Ну ничего, на тебя я управу найду. Вопрос на самом деле в другом. Зачем Варшавскому понадобилось выпытывать у меня адресок, где я держу реципиента? Об этом надо подумать».

Постепенно гнев уступил место холодному рассудку, Дроздов успокоился и откинулся на спинку сиденья. Получалось, что Варшавский начал какую-то свою игру. Можно было предположить, что во время первого сеанса гипноза он узнал о подготовке реципиента и сам решил использовать его за неимением возможности подготовить собственного.

«Рукопись, которой он пытался загипнотизировать меня во второй раз, скорее всего, была настоящей, – припомнил Дроздов. – Хоть мне и приходилось корчить из себя погруженного в транс, но термин «Голос Бога» там точно упоминался».

Это означало, что у профессора была информация, недоступная более никому.

«Черт… – энкавэдэшник сжал кулаки. – А может, все сработало? Иначе зачем бы профессору так рисковать? Я же мог не притворяться загипнотизированным, а попросту пристрелить его на месте, а потом уже отчитаться».

Сердце снова сорвалось с ритма и забилось в области кадыка.

«Нет. Этот гаденыш обезопасил себя как следует».

Дроздов решил, что мысль об удачно проведенном эксперименте не лишена смысла. Возможно, он просто не знает, как активизировать способности Стаднюка. А профессор знает.

«Тогда понятно, зачем он меня вызывал, – Дроздов улыбнулся. – Идея профессора состояла в том, чтобы под гипнозом выудить у меня адрес, затем, повторным звонком, выманить меня из дома, прокрасться туда и похитить реципиента. Точнее, сам он вряд ли на это пойдет, а вот этот китаец… Они, говорят, большие мастера тайком пробираться в чужие дома. Или это говорили о японцах? Какая разница… Стоп! Китаец. И в дневниках Тихонова упоминался китаец! Проводник экспедиции, который похитил бумаги. Тогда понятно, откуда профессор так хорошо информирован».

Дроздов снова улыбнулся, порадовавшись, что выдал настоящий, а не липовый адрес своего штаба. Была мысль заслать Варшавского к черту в зубы, но это ничего бы не дало, поскольку сам он на оперативные действия не пошел бы. А так можно дождаться китайца, взять его за яйца и узнать, что именно следует делать с реципиентом. Беспроигрышный вариант.

«Китайца взять за яйца», – довольно повторил Дроздов, смакуя рифму.

Оставалось решить, следует ли докладывать о происшедшем Свержину. Ни одного аргумента в пользу такого поступка Дроздов не нашел. Зато было два аргумента против. Первый – гипнотическое внушение профессора, запрещающее причинять ему вред. Второй – предполагаемая возможность обойтись без Свержина. Это зависело от того, какими способностями будет обладать Стаднюк и можно ли будет ими воспользоваться. Судя по невероятно большому риску, на который пошел Варшавский, это, возможно, стоило многого. А если так, то зачем нужен Свержин?

«Может, я невидимым смогу стать, – всерьез подумал энкавэдэшник. – Может, я научусь летать или моментально перемещаться в пространстве. Может, я бессмертным стану, черт бы все это побрал!»

ГЛАВА 23

31 декабря 1938 года, суббота.

Резиденция германского посла.

Чистый переулок

Хильгер распахнул дверь в комнату, где лежал Богдан, и присел на стул. Полуденное солнце било в окно, посылая лучи сквозь разрывы в тучах.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Я стараюсь не тратить лишнюю энергию на заживление ран. Но они уже почти затянулись. – Богдан приподнял простреленную руку и пошевелил пальцами.

– Чудеса, – покачал головой советник. – Доктор меня уверял, что и через несколько лет сухожилия не вернут прежнюю подвижность.

– Вам удалось выяснить хоть что-то насчет Дроздова?

– По счастью, да, – Хильгер самодовольно улыбнулся. – Как вы изволили заметить, даже боги не в силах исключить случайность из числа сил, вращающих колесо мироздания. Так, кажется?

– Самое время говорить намеками, – буркнул Богдан. – Что это значит?

– А значит это то, что по счастливой случайности один из наших агентов оказался сотрудником штабного аппарата Дроздова. Сегодня утром нам удалось с ним связаться. По его сведениям, активные поиски реципиента начались два месяца назад и увенчались успехом только двадцать седьмого декабря. Агент и ранее докладывал, что Дроздов ищет человека с определенным, довольно странным набором качеств, но, не имея вашей информации, мы не придали его докладу значения.

– Известны данные реципиента?

– Совершенно точно. Зовут его Павел Стаднюк, племянник экспедиционного ученого. Заводской рабочий. Девственник. В десять лет был ранен в голову винтовочной пулей, из-за чего на его макушке до сих пор отсутствует фрагмент черепа.

– Идеальный вариант, – негромко произнес Богдан. – В Дроздове я не ошибся. Известно ли, какие действия он произвел с реципиентом?

– К сожалению, нет.

– Очень плохо, Хильгер! – раздраженно сказал Богдан по-немецки. – Тогда мы никак не можем узнать, увенчалась ли попытка Дроздова успехом.

– Но у нас есть кое-какие косвенные сведения, – хитро улыбнулся Хильгер. – Войсковая поисковая группа под руководством товарища Тер-Габриеляна обнаружила в подмосковном лесу гондолу упавшего стратостата. Некто Пантелеев, начальник долгопрудненского аэроклуба, отчитался о том, что в ночь на двадцать девятое декабря его стратостат «С-4» потерпел крушение в подмосковном лесу. Единственный пилот погиб, не сумев выбраться из герметичной гондолы до прекращения подачи воздуха. Но самое удивительное состоит в том, что внутри гондолы был обнаружен куб, выпиленный из стеклодувного шлака.