Невозможность второго рода. Невероятные поиски новой формы вещества - Пол Стейнхардт

Я надеялся, что остаток пути до Анадыря мы пройдем на максимальной скорости, но ночной дождь решил иначе. Тундра превратилась в илистое болото, сделав для Виктора с Богданом быстрое движение вперед затруднительным, если не вовсе невозможным. Я вспомнил, как был поражен и устрашен, впервые поднявшись на борт одной из их огромных машин. Моим первым впечатлением было ощущение, что чудовища непобедимы. Теперь я знал, насколько в действительности они уязвимы посреди враждебного ландшафта. Прошло еще двенадцать изнурительных часов медленной, осторожной езды, прежде чем Анадырь наконец появился в поле зрения.

Как только мы увидели вдалеке город, над горами появилась великолепная радуга, придавшая волшебства последним нескольким километрам нашего трудного пути. Я глубоко вздохнул, глядя на изумительный пейзаж со своего привычного переднего сиденья в синем левиафане. Когда мы въехали в город и полевая часть нашей экспедиции благополучно завершилась, я почувствовал глубокое облегчение.

На следующее утро после завтрака мы вернулись к работе и собрались на напряженную научную встречу, чтобы оценить все, что удалось узнать. Крис Андроникос начал с того, что представил множество детальных сведений, которые они с Майком собрали о различных типах пород и образований в долине и горах, окружающих Лиственитовый ручей. На меня произвело огромное впечатление то, как много они смогли сделать.

Крис закончил презентацию, изложив свои основные выводы.

Во-первых, теперь он мог с уверенностью подтвердить, что сине-зеленая глина, в которой был найден флорентийский образец, связана с ледником, покрывавшим этот регион 8000 лет назад, ближе к концу последней ледниковой эпохи. Кроме того, не было найдено никаких признаков необычной геологической активности, которая могла бы свидетельствовать о суперплюме, выносившем материал глубоко из-под поверхности. Он закончил тем, что на основании данных полевых исследований все возможные альтернативы метеоритной теории можно смело похоронить.

Крис с самого начала скептически относился к метеоритной теории и по своему характеру с большой осторожностью делал какие-либо твердые выводы. Тот факт, что теперь он не мог найти правдоподобной альтернативы нашей гипотезе, имел для меня большое значение. Окинув комнату взглядом, я увидел, что все согласно кивают. Это был метеорит.

Я не знал Криса лично до того, как пригласил в экспедицию, и в основном полагался на рекомендацию его бывшего принстонского научного руководителя Линкольна Холлистера. Проведя с Крисом две недели в полевых условиях, я пришел к выводу, что он великолепный ученый, с особым талантом к изобретению правдоподобных геологических сценариев для объяснения множества явлений. Решение добавить его в нашу команду окупилось сторицей.

Когда Крис закончил свою презентацию, наступила очередь Гленна и Луки сообщить о результатах наших раскопок, шлихования и лабораторных исследований. Мы скачали все сделанные ими фотографии самых “интересных” зерен на iPad, который пустили по кругу, чтобы дать всем возможность внимательно рассмотреть изображения. Зерна, пронумерованные от 1 до 120, имели размер от долей миллиметра до нескольких миллиметров.

Следующие два часа Гленн рассказывал по порядку о каждом из этих зерен, обсуждая их потенциальную значимость. По контрасту с оптимистичным энтузиазмом, который возник в ходе презентации Криса, два часа, проведенные с Гленном за подробным отсмотром и обсуждением изображений 120 образцов, вернули всех с небес на землю.

В заключение Гленн сообщил, что, по его мнению, ни одно из обнаруженных в поле зерен не похоже на оригинальный образец из Флоренции.

Все в комнате притихли. Я знал, что Гленн склонен в своих заключениях к пессимизму или по крайней мере консерватизму. В его высказываниях не было и намека на, так сказать, врачебный такт. Никто в команде не удивился его отчету, поскольку никто не питал больших надежд найти новые фрагменты метеорита. Но все равно тяжело было слышать столь прямолинейно изложенные плохие новости. Настроение у всех резко упало.

Я призвал всех сделать ставки. Каковы наши шансы? С какой вероятностью во всем материале, который мы везем с собой с Лиственитового, найдется хотя бы одно зерно природного квазикристалла?

Я ознакомил группу со своим собственным анализом. Исходя из того, что мы уже выделили 120 наиболее многообещающих зерен и ни одно из них, похоже, не было тем, что мы искали, а также учитывая, что всего у нас было шестьдесят два пакета промытых зерен, я оценил, что вероятность успеха составляет 0,01 %. Менее одного шанса из десяти тысяч. Другие быстро назвали свои цифры, которые оказались еще более пессимистичными.

Единственным исключением стал Лука. Уезжая из Флоренции, чтобы присоединиться к нашей экспедиции, он оценил наши шансы на успех в 0,1 %, или один из тысячи. Но теперь он решил поднять ставку. Он готов был держать пари, что наши шансы на успех составляют 1 %, то есть один из ста. Уверенность Луки выросла в десять раз по одной очень конкретной причине. Он возлагал свои надежды на зерно № 5 – образец, который он выделил в наш первый полевой день.

Я высоко ценил оптимизм Луки, но мы оба знали, что невозможно однозначно идентифицировать образец, основываясь на том, что можно увидеть невооруженным глазом или на изображениях, полученных с помощью маломощного микроскопа Валерия. Мы оба знали, что двое наших экспертов, Крис и Гленн, выразили сомнения по поводу зерна № 5. Они были почти уверены, что это даже не осколок метеорита, а уж тем более не зерно, содержащее природный квазикристалл.

Услышав все ставки, я понял, что, даже если принять оптимистичную версию Луки об однопроцентном шансе на успех, мы все только что согласились, что вероятность вернуться с пустыми руками составляет по крайней мере девяносто девять процентов. Отрезвляющая мысль.

Следующее утро было потрачено на сборы и подготовку к вылету домой. Больше всего нас волновало, сможем ли мы вывезти все образцы из России. Крис и другие американские геологи рассказывали мне ужасные истории о пробах, конфискованных в аэропорту агрессивными российскими таможенниками. Даже если нам удастся преодолеть это препятствие, следующей проблемой станет таможня США. В Соединенные Штаты запрещено ввозить почву. Строго говоря, наш материал представлял собой “отдельности”, а не почву. Пакеты с зернами ввозить было совершенно законно, потому что зерна были отмыты и проварены. Но мы не могли рассчитывать на то, что таможенные агенты США признают это различие. Они все равно могут решить изъять наш материал.

Мы разработали план, дающий нам максимальные шансы провезти образцы через таможню. Члены команды отправлялись домой пятью разными маршрутами. Поэтому мы разделили шестьдесят два пакета с раскопок на пять комплектов – по одному на каждый таможенный маршрут. Мы позаботились о том, чтобы в каждом комплекте было хотя бы по одному пакету с каждого из двенадцати раскопов.