Absoluta. Совесть и принципы - Катерина Бэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Мортем старался не смотреть на своего спутника. Он максимально сосредоточенно смотрел в окно машины, но изредка не удерживался и всё же бросал косые взгляды на Джейсона. К огромному сожалению, Генри всё понимал очень хорошо. Понимал вещи, которые не принимал, которые отвергались всеми его взглядами на жизнь в целом и на будущее его сына в частности. Конечно, старый Мортем предпочёл бы делать вид, что ничего не замечает и не понимает, но он не был спецом или глупцом. Хотя сейчас, конечно, он бы с радостью принял на себя такое бремя неведения.
Эгиль был его единственным ребёнком, и это в свою очередь возлагало на юношу определённые обязательства. Фамилию и честь семьи должен был продолжить именно он, передать знания и достоинство будущему поколению предписано ему. Но сын Генри родился другим. Мир изменился с тех пор, как сам Генри был молодым, он это осознавал, но никак не мог примириться с тем, что противоречило его собственному существу.
Впервые Генри понял, что его сын не похож на него, когда в их доме появился Бернард. Признаки были не прямолинейными, но между строк их общения становилось ясно, что Эгиль проникся искренней симпатией к Бернарду. И несмотря на категорическое и предельно явное пренебрежение со стороны последнего, на чувства Эгиля это едва ли как-то влияло. Напротив, иногда Генри думал, что чем больше Мортем отвергает Эгиля, тем сильнее его сын к нему привязывается.
Мистер Мортем видел, как тяжело было его сыну. Часть самого Генри искренне ненавидела Бернарда за то, сколько боли он причинил Эгилю.
Когда по нелепому недоразумению погибла жена Генри, он решил, что для его сына муки неразделённой любви закончились. Он совершенно не ожидал, что косвенно Эгиль продолжит защищать Бернарда, и даже в конце концов простит ему смерть матери. Сердце его сына было полно любви и всепрощения. Конечно, после Бернард вызвал Эгиля на откровенный разговор и расставил все точки в их взаимоотношениях, ранив тем самым юное сердце парня. Молодой и ещё не совсем разумный юноша, разумеется, был глубоко подавлен, но всячески старался держать лицо, — такая выдержка воспитывалась в нём с самых малых лет. Когда ему представили Изу, Эгиль всё понял правильно, и как бы он ни старался, ревность всё равно ярко проявлялась в его общении с женщиной. Генри оставалось только надеяться, что рано или поздно это пройдёт… И в самом деле, чем меньше Бернард и Эгиль пересекались, тем меньше последний вспоминал первого, следовательно, постепенно чувства гасли и уходили на задний план. Но каждый раз, когда Мортем снова объявлялся, Генри видел и ни разу не обманывался, понимая, сколько боли это приносит его сыну.
Некоторое время Генри даже думал, что Бернард — это единственное сильное увлечение Эгиля. И надо сказать, что мистера Мортема это несказанно радовало, потому что он точно наперед знал, что ничего между ними не будет и быть не может. Но в жизни появился Джейсон Аллен. Нравилось ему это или нет, но Генри понял, какую роль этот парень играет теперь в жизни его единственного сына. Поэтому сейчас, когда они остались наедине, мистер Мортем не мог не поглядывать на этого юношу, задаваясь одним вопросом: стоит ли ему пойти на уступки и начать какой-нибудь разговор? Стоит ли ему переступить через себя ради своего сына?
Как Генри не старался, на данный момент он не мог ни сделать этого, ни даже ответить саму себе на эти вопросы.
Машина остановилась в деревушке Хайгейт, совсем недалеко от дома Девидсонов. Дальше водитель проехать не мог, так как дорога вся была в ямах и выбоинах. К счастью, идти до самого особняка пришлось лишь полмили.
Генри и Джейсон остановились перед небольшим, но очевидно удобным домом, и хоть краска давно потускнела, было видно, что когда-то он был красивым светлым бежевым домом в два этажа. Вероятно, при грамотных хозяевах, его ещё можно было восстановить и привести в надлежащий вид. Но сейчас дверь с трудом держалась на петлях, а пара стёкол первого этажа были выбиты. Джейсону совсем не представлялось возможным, что Деметрия могла жить здесь, хоть и недолго. Но где-то очень далеко, в подсознании, парень понимал, что она стала такой упёртой, смелой, прямой и честной, — ровно потому, что когда-то давно с её домом, её семьёй случилось нечто страшное. Этот ужасный разрушенный дом словно в кривом зеркале показывал саму суть Деми. С точностью до наоборот.
Сумерки уже сгущались, но в доме нигде не было света. Генри и Джейсон хмуро переглянулись, молча приходя к выводу, что всё «веселье» достанется Эгилю и Изольде. На всякий случай они всё же решили обойти дом, чтобы убедиться, что там нет никаких признаков жизни. Мистер Мортем предложил осмотреть первый этаж, отдавая Аллену на осмотр второй. Но Джейсон не желал и слушать о том, чтобы им разделиться. Дом, может, и пуст, но от ловушек никто не застрахован. А его отправили с Генри именно за тем, чтобы он мог ему помочь при необходимости.
Поднимаясь на второй этаж дома по ветхой лестнице, Джейсон от неожиданного звонка чуть не скатился вниз. Он, действительно, испугался. Этот звонок в полной тишине заставил все его мышцы напрячься, а сердце, казалось, пропустило пару ударов. Чертыхнувшись, он увидел на дисплее имя Эгиля. К сожалению, ответить на вызов он не успел, так как наверху лестницы — из ниоткуда — появился человек с мертвенно бледной кожей и красными, налившимися кровью, глазами.
— Вас сюда не приглашали, господа, — каким-то утробным рыком проговорил он. Аллен машинально поднялся вверх на пару ступеней, чтобы Генри оказался за его спиной. — Нельзя приходить в гости без приглашения хозяев, — оскалился мужчина.
— Но, если вы так хотите их видеть… — послышался голос сзади. Генри и Джейсон резко обернулись и увидели, что внизу лестницы стоят не меньше десятка демонов, каждый из которых хищно скалился.
Мужчины успели бросить около пяти склянок, уничтожая этих тварей, но как только один сгорал заживо, на его место из разных комнат дома приходили ещё несколько. Если бы было время, Генри бы сейчас пошутил, что Кандеон
