Тайный фронт - Джордж Mapтелли

Благодаря осторожности Габриеля группа успешно действовала вплоть до недавнего времени. Группа иногда вступала в непредвиденные стычки с немцами, но, поскольку для боевых операций один и тот же отрезок побережья никогда не использовался дважды и любая операция откладывалась, если поступали предостерегающие сигналы, участники группы не испытывали серьезных беспокойств. И вдруг все изменилось. Однажды ночью, недели три назад, когда лодка с очередной партией беглецов была готова к отплытию и находилась в небольшом заливчике, известном только участникам группы и, может быть, полдюжине бывалых моряков, ее внезапно осветил луч прожектора. Над головами беглецов загремели выстрелы. Лодку окружили незаметно подкравшиеся в темноте солдаты немецких патрулей.

Все беженцы и один из двух сопровождавших их членов группы были задержаны гестаповцами. Согласно плану, двух членов группы, находившихся с беженцами, должен был подобрать в море третий участник операции и вместе с ними на маленькой шлюпке вернуться на голландский берег, после того как лодка беженцев пройдет минные поля. Бежать удалось молодому парню атлетического сложения по фамилии Лёвен, отец которого также был соратником Габриеля по группе «апостолов». Будучи хорошим пловцом, он отплыл около километра в море, повернул и проплыл такое же расстояние параллельно береговой линии, а затем направился к берегу. Немецкий патруль за это время уже ушел из этого района.

Это происшествие уже само по себе явилось большой бедой. Но самое худшее было впереди. На следующей неделе новая лодка, переполненная беженцами, отчалила от заброшенной пристани в другом районе побережья. Она благополучно прошла узкий проход между минными полями и без приключений вышла в открытое море. Но в тот момент, когда она тихо проходила мимо стоявшего на якорях немецкого корабля противовоздушной обороны (на расстоянии около километра от него), прожекторы снова внезапно осветили море и рой быстроходных катеров, подойдя к лодке, изрешетил ее пулеметным огнем. Никто не вернулся из этой поездки. Погибли два члена группы и семнадцать беженцев.

— Вначале мы думали, что нас покарала рука божья, — проговорил Габриель. — Судьба благоприятствовала нам много месяцев, но рассчитывать на ее благосклонность вечно мы не могли. На прошлой неделе произошло еще одно событие. Больше полугода я ремонтировал старую рыбацкую лодку. Один человек дал нам автомобильный мотор (он не мог использовать его из-за отсутствия горючего). Двое моих помощников, бывшие корабельные механики, установили мотор на лодке. Затем мы совершили налет на немецкий склад горючего и взяли его столько, сколько хватило бы на переход через Северное море. Однако прежде всего следовало испытать лодку. С этой целью я вышел в море со своим заместителем по имени Ван Лун и двумя людьми, разбиравшимися в моторах.

Ночь выдалась безлунная. Мы вывели лодку в море на веслах, поскольку нам казалось, что шум мотора может привлечь внимание немцев. Когда мы уже были в открытом море, я приказал запустить мотор. Один из механиков включил зажигание. Произошел сильный взрыв. Корму лодки разнесло в щепки, двое стоявших у мотора погибли. Судьба пощадила Ван Луна и меня. Мы стояли на носу, и силой взрыва нас просто-напросто швырнуло в море. Лодка затонула, и нам пришлось вплавь добираться до берега.

— Вы подозреваете саботаж? — спросил я, но в моих словах звучало скорее утверждение, чем вопрос.

— А что же еще? — Габриель посмотрел мне в глаза. — Оба парня, монтировавшие мотор, были мастерами своего дела. И даже если в бензиновом моторе имеются неполадки, он не взрывается с такой силой. Кто-то подсоединил запал к зажиганию, в результате чего после включения мотора произошел взрыв.

Мне пришлось согласиться. Другого ответа быть не могло.

— А не могли немцы подстроить все это? — спросил я.

— А к чему им это? — возразил Габриель. — Если бы они напали на лодку случайно, они либо уничтожили бы ее, либо устроили бы засаду. Гестапо предпочитает мертвецу живого пленника. Эти чертовы псы знают, что они могут заставить живого пленника заговорить и предать друзей.

Доводы Габриеля начинали казаться мне убедительными.

— Хорошо, — сказал я. — Давайте исключим гестапо. Это будет означать, что в вашей группе действует предатель. Вы согласны с этим?

Габриель отрицательно покачал головой.

— Я предпочел бы дать этому другое объяснение, но разве это возможно? — с отчаянием в голосе произнес он. — Первые два провала могли быть неудачей. Но последний… Значит, мой старый друг, человек, который боролся и страдал вместе с нами, рисковал жизнью, — иуда! Мне больно, но я должен признать этот факт. Больше того, теперь я почти наверняка знаю, кто предатель!

— Почти? — переспросил я.

— Да. Дело было вот как. Добравшись до берега, Ван Лун и я направились ко мне в хижину, которая находилась неподалеку. Ван Луну нужно было просушить одежду, поскольку появляться на улице в одежде, с которой струилась вода, да еще после наступления комендантского часа, было по меньшей мере неразумно. Кроме того, шум взрыва мог насторожить немецкие патрули. Мы сели у огня и стали обсуждать происшедшее.

Наша группа насчитывала двенадцать человек, а осталось семеро. Предателем должен был быть один из оставшихся в живых, поскольку даже предатель не убивает себя, организуя гибель других. Я был уверен в себе и полагал, что им не мог быть Ван Лун. К такому же выводу должен был прийти Ван Лун. Потом мы решили оставить в стороне наши чувства дружбы и привязанности к остальным пяти членам группы и попытаться определить, кто же из них предатель. Это было тяжело, но необходимо. Мы проговорили всю ночь, но так и не смогли представить себе, кто же иуда. В конце концов, мы решили устроить ловушку.

На следующий вечер после наступления темноты я позвал всех оставшихся в живых к себе домой. Объяснил, что лодка затонула из-за несчастного случая, и сделал вид, что происшедшее не возбудило ни у меня, ни у Ван Луна никаких подозрений. Я заявил, что необходимо срочно заменить лодку, поскольку через несколько дней мы должны отправить новую группу беженцев, и предложил украсть лодку с немецкого морского склада, сказав при этом, что Ван Лун и я сделаем это следующей ночью.

Все остальные сразу же добровольно вызвались пойти вместе с нами, но я отказался под тем предлогом, что для предстоявшего дела требуются только два человека. К этому я добавил, что, возможно, именно наша оплошность привела к потере лодки и именно мы с Ван Луном должны обеспечить замену ее.

Предатель, рассуждал я, не осмелится связаться с немцами днем, и, поскольку операция предстоит следующей ночью, он должен встретиться со своими хозяевами сразу же после встречи членов нашей группы в моем доме.

Оба Лёвена, отец и сын, жили в северной части города, а остальные трое — к югу от гавани. Совещание группы закончилось около десяти часов вечера. Пять его участников выскользнули из дома по одному. Ван Лун и я объявили, что после совещания мы отправимся к складу на разведку, и вышли вместе с другими. Мы, конечно, и не думали приближаться к немецкому складу. Ван Лун стал следить за тремя членами группы, направлявшимися к югу от бухты, а я пошел по следам Лёвенов.

Сначала я было потерял их в темноте, но это меня не беспокоило. Я знал, что гестаповский комендант живет в доме на склоне горы в километре от той улицы, где жили Лёвены. У парадного подъезда и черного хода стояли часовые, и я не осмелился подойти очень близко. Предположив, что предатель воспользуется черным ходом, я спрятался в разрушенном доме на расстоянии около двухсот метров от этого хода. Крыльцо освещалось тускло, но со мной был бинокль, и я рассчитывал разглядеть лицо или хотя бы силуэт человека, выходящего из дома. В момент, когда я занимал свою наблюдательную позицию на верхнем этаже разрушенного дома, часовой у черного хода в дом коменданта окликнул кого-то, и тот проскользнул в дверь, прежде чем я успел навести свой бинокль. Но я знал, что рано или поздно вошедший выйдет. Стал наблюдать. Прошло полчаса. Было холодно, и у меня заныли суставы. Наконец дверь отворилась снова, и я успел уловить промелькнувший силуэт высокого человека с непокрытой головой, одетого в тужурку с бушлатом. Человек снова исчез в темноте. Я видел его в течение какой-то секунды, а может, и того меньше.

— И вы его узнали? — спросил я.

— Более или менее.

— Что значит «более или менее»?

— А вот что, — ответил Габриель. — Комендант-гестаповец обычно подбирал себе в часовые крупных солдат. Они имеют более внушительный вид. И все же человек, быстро прошедший мимо часового, был выше его. Я, как видите, низкого роста. Ван Лун немногим выше меня. Трое других среднего роста. Старший Лёвен ростом почти метр восемьдесят, а его сын еще выше. У отца волосы седые, у сына белокурые. При свете фонаря над крыльцом комендантского дома они выглядели бы как белые. И отец, и сын носят морские тужурки.