Промышленникъ - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая же все-таки мерзость!
– Виски?
– Нет, я о Депари этом. Скотина, такое имя опозорил! Командир, ты бы хоть намекнул, к кому посылаешь!
– Гриша, поверь – это был еще не самый худший вариант.
– Знаю. Теперь. Ей-богу, как в дерьме искупался!
Последнее заявление осталось без комментариев, так как хозяин кабинета отвлекся на содержимое укладок.
– Я смотрю, под рукой оказалась пишущая машинка? Молодцы, я этот момент как-то упустил из виду.
– Пришлось купить, а потом и бросить. Мало ли чем этот тип болеет, сам же мне говорил?.. Береженого и Бог бережет.
– Неплохо, неплохо. Хм, даже лучше, чем я надеялся.
На лице у добытчика нарисовалась такая сложная гримаса, что Александр помимо воли засмеялся.
– Вот уж не думал, что у тебя настолько тонкая душевная организация!
Теперь гримаса стала обиженно-недоуменной.
– Сделаем так. Сейчас я дам тебе еще одно задание, ты его выполнишь, а потом съездишь в Тифлисскую губернию. Развеешься в пути, отдохнешь от общения с питерской богемой…
– И кого в той губернии надо навестить?
– Помнишь, я рассказывал тебе об одном замечательном мальчугане, Иосифе? Его время пришло.
Григорий медленно кивнул, а затем в два глотка добил свое виски.
– Сделаю, командир. А что за первое задание?
– Задание? Ну, оно совсем простое. Главный инспектор Долгин!
Не ожидавший от друга столь жесткого командного тона, мужчина резко подскочил и замер по стойке смирно.
– Приказываю пройти курс психической реабилитации в санатории мадам Жакотэ! А ребятам передай вот эти направления, в санатории попроще.
Глядя на два протянутых «направления» сотенного номинала, Григорий «отмер» и начал усиленно соображать.
– Это не те ли курсы, Александр Яковлевич, на которых ты у меня чернявенькую Луизу уве…
– Главный инспектор, выполнять!
– Слушаюсь, ваше благородие!
Изо всех сил давя улыбку и подчеркнуто четко развернувшись на сто восемьдесят градусов (не позабылась школа незабвенной памяти ротмистра Розуваева, ох, не позабылась!), начальник отдела экспедирования щелкнул каблуками. После чего строевым шагом отправился поправлять свое столь некстати пошатнувшееся душевное равновесие.
«И бутылку с собой забрал. Алконавт!»
– Луизы ему для друга жалко…
Вернув свое внимание к укладкам, Александр аккуратно отложил обязательство о сотрудничестве и углубился в текст.
«Итак, что у нас? Депари Григорий Иванович, сорока двух лет, мещанин. Широко известен в узких кругах питерских гомосексуалистов, так как по своей основной профессии – сводник и поставщик «молодого мяса» своим постоянным клиентам. Обширные связи… Видимо, во всех смыслах этого слова. Впрочем, тем и ценен – знает всех «меньшевиков» города Санкт-Петербурга и кое-кого из других городов. Хе-хе, практически является почетным членом Голубого братства. А по нечетным, так сказать, наоборот».
Содержимое картонок хозяин кабинета читал медленно и вдумчиво, подчеркивая интересные места и фамилии красным карандашом; а самые интересные персоналии – так даже удостоились быть занесенными в отдельный список. Какие в нем были фамилии, какие имена! Барон Краммер, совсем не рядовой пролетарий министерства иностранных дел; барон Ливен, скромный служащий Императорского Эрмитажа; доблестный командир третьего эскадрона лейб-гвардии Конного полка, ротмистр граф Стенбок; князья Орлов, Львов и Мухранский-Багратиони; директор императорских театров Всеволожский; секретарь испанского посла Ляс-Лянас, полковник главного штаба, один из столоначальников Министерства государственных имуществ, десяток сенаторских сыновей…
«И украшает, а также возглавляет список еще один князь, Мещерский. Камергер двора, редактор газеты «Гражданин», но самое главное – личный друг нынешнего императора. И как следствие этого, влияния и власти у него – хоть отбавляй. Н-дя!..»
Приобретя в ходе конкурсных испытаний своей винтовки полезные знакомства среди представителей многих гвардейских полков, Александр предусмотрительно не дал им зачахнуть – нет, теперь он при каждом посещении столицы обязательно заскакивал «на чашечку шампанского» в одно из трех офицерских собраний. Измайловцы и кавалергарды просвещали молодого и неопытного аристократа о последних новостях двора, а семеновцы запросто делились светскими сплетнями. Вот они-то и рассказали об очень некрасивой истории, приключившейся между князем Мещерским и графом Келлером, командиром лейб-гвардии четвертого стрелкового Императорской фамилии батальона. Злобный и абсолютно нечуткий граф начисто игнорировал романтические отношения между камергером двора и одним из своих трубачей. Заставляя солдатика каждое утро присутствовать на построении, а вечером подавать сигнал отбоя. Утром в казарме, вечером в казарме… Ну никакой личной жизни! Князь намекнул раз, другой, третий. А через месяц непонятливого комбата освободили от командования.
«Практически у меня на столе – список агентуры. Не важно чьей – завербовать любого из них особого труда не составит. За исключением разве что того же Мещерского. И что с этим всем делать?»
Гулкие удары напольных часов оповестили князя, что он опять засиделся до полуночи. Щелкнул замочек на баре, еле слышно булькнула жидкость – и Александр с бокалом в руке, подошел к окошку. Чокнулся с собственным слабым отражением и сам же себя еле слышно поздравил:
– С Первомаем тебя. Пра-ативный!
Глава 10
Стоило только подсохнуть весенней грязи, как жизнь в Ораниенбауме сильно оживилась. Зазеленели поля, рассыпались по ним да по обочинам дорог солнечно-желтые одуванчики, зачирикали радостно птицы, а сладкий яблоневый воздух последнего весеннего месяца… стали отравлять запахи сгоревшего пороха. Каждый божий день в Офицерской стрелковой школе что-то взрывалось, хлопало, стреляло, причем с утра и до позднего вечера. Бегали по стрельбищу рядовые и унтера, время от времени по дороге в город проносились на горячих скакунах офицеры, скинувшие с себя по причине наступившей теплыни свои невзрачные зимние «шкурки» – одним словом, в школе кипела военная жизнь. А конкретно девятого мая одна тысяча восемьсот девяносто второго года она даже не кипела, а фонтанировала раскаленным гейзером. Но начиналось все достаточно тихо. Еще с вечера на стрельбище завезли целый штабель досок и десяток бревен, после чего личный состав школы всю ночь стучал топорами и звенел пилами. Ранним утром, когда ночь превратилась в светло-серые сумраки, солдаты отправились в родную казарму отсыпаться, а им на смену тут же пришли другие люди, в черной форме и с отчетливой военной выправкой. Опять застучали топоры, сбивая с полудюжины больших ящиков крышки, потом на разные лады зазвенело и забрякало их содержимое… И как венец всех этих странностей, на полигон привезли что-то вроде бочки на артиллерийском лафете – после ее появления вся суета как-то незаметно закончилась и наступила непривычная для Офицерской стрелковой школы тишина. Продержавшаяся ровно час – в двенадцать пополудни из города приехали гости. Да какие! Начальник школы лично встретил семь генералов и десяток полковников (в числе которых был и его старый знакомец, по фамилии
